Иван Царевич и серый морг - Янина Олеговна Корбут
– Это да. Но я даже ничего прочитать не успел. Как здесь вообще…
– На территории изолятора семь камер. Каждая рассчитана на двух человек. Завтрак, обед и ужин – по расписанию. Тут нормально. Разберутся, отпустят. Я поспрашиваю.
– Очень прошу, деду сообщите. У вас же в деле есть мой домашний номер?
– Да… хорошо, сделаю.
– Всё, заканчивай болтать, – буркнул тот, что привёл меня в здание.
– Зайду к тебе позже, – пообещал Бойков и добавил, понизив голос: – Позавчера нашли ещё одну проститутку порезанную.
– Значит, взяли не того?
– Или он был не один, или у него появились подражатели. Короче, у меня теперь такой геморрой… Руководство рвёт и мечет. Требуют преступника на блюдечке. Скорее всего, проблемы будут у Гулиева. Это его сфера влияния. Решил, что на органы девок продавать выгоднее, чем на час.
– Или кто-то активно пытался его подставить, – пробормотал я, перебирая ногами.
В камере ИВС я оказался один, хотя помещение было рассчитано на двоих. И на том спасибо. Она напомнила мне старый деревянный дом, из которого вынесли всю мебель, остались только нары, скамейки, что-то похожее на тумбочку.
Передать в двух словах аромат, царящий в камере, не представлялось возможным. Это был микст из запахов дешёвого плесневелого табака, цементной пыли и мочевины. Его дополнял яркий электрический свет и журчащий кран. Он не закрывался до конца, вода понемногу утекала, как и все разумные мысли из моей головы. От дикой усталости я провалился в безрадостный коматозный сон. А проснувшись, понял, что уже утро.
Когда я уже успел позавтракать водянистой кашей с белым хлебом, дверь открылась почти бесшумно и я увидел вчерашнего охранника – усатого мужика с дёргающимся глазом.
– К тебе пришли. Вообще не положено пока, но Бойков сказал, ты нормальный парень.
– Кто? Кто пришёл?
– Сейчас увидишь. И ещё: вот твои записки, читать у нас можно. Так что сиди, уроки учи. Брат твой звонил.
– Пугал тестем? – пошутил я и тут же пожалел об этом.
Судя по недовольному лицу охранника, тесть всё-таки возымел действие.
– Тесть его не поможет, если виноват…
– Я никого не насиловал. Вообще. Насилие – это в принципе не мой конёк.
– Хорош болтать. Пошли.
В комнате свиданий меня ждала… Полина. При моём появлении она шмыгнула покрасневшим носом, робко заулыбалась и полезла за носовым платком.
Я сел напротив, и тогда Полина спросила:
– Как ты?
– Тебе какое дело?
– Я беспокоилась…
– С какого перепугу тебе за меня беспокоиться? Ты же хотела отомстить – вот и отомстила.
– Про это я помню. Но… я же не виновата, я не думала, что отец тебя сюда… Думала, он просто промоет тебе мозги. Я была против, а он заставил заявление написать.
– Мне от этого не легче.
– А ты всё равно сволочь.
– Интересно почему? – удивился я.
– Ты меня бросил, а я всё равно продолжаю бегать за тобой. Думаешь, это приятно? – всхлипнула она, и лицо, ещё секунду назад злое, стало беспомощным.
– Поль, – как можно мягче начал я, – никто тебя не бросал. У нас вообще-то были свободные отношения… Ты сама так говорила.
– У тебя мания спорить.
– Нет у меня никакой мании!
– Вот опять! Ладно, прости меня.
Я посмотрел ей в глаза, и мы с облегчением рассмеялись.
– На самом деле я ужасно рад, что ты пришла, – сказал я честно, накрывая её ладонь, лежащую на столе, своей. – Ты только больше так не делай, ладно?
Она молча кивнула, разом став похожей на маленькую девочку. Такой я её и помнил с детства.
– Я заявление забрала. Тебя отпустят?
– Надеюсь, потому что мне Лену надо спасать, – вздохнул я, пожимая Полине руку. – Надеюсь, у всех всё будет хорошо.
– Так не бывает, – покачала она головой, высвободила свою руку и пошла на выход.
Потом, уже в камере, я долго душил в себе иррациональную уверенность, будто отец Полины и есть тот самый Айболит. Она, эта уверенность, была намного крепче понимания, что это совершенно невообразимо. Хотя почему нет? Он мог завидовать отцу Лены, да мало ли что ещё!
Они дружили, и вполне возможно, Сафронов спустя годы решил, что заслуживает почитания ничуть не меньше, чем отец Лены. С его связями в городе было бы неудивительно, что бывшие уголовники вышли на него, склонив к сотрудничеству за большие деньги. И даже очень может быть, что сам Сафронов мог предложить схему с поселением бывшего товарища. Неслучайно Лена крутилась вокруг него, а ещё упоминала при Суслике, что один наш знакомый очень опасен.
В растерянности я взял конспекты, что принёс охранник, и стал переворачивать страницы. В тетради обнаружились записи Суслика и Лены, которые я анализировал в той, казалось, совсем «прошлой» жизни.
Волков учил нас проводить графологический психоанализ, начиная с буквы «р». По тому, как человек пишет эту букву, можно многое узнать о его агрессивно-бойцовских качествах. Ленин почерк сразу же выдавал демонстративную личность. Буква «р» со сверхдлинным концом. У Суслика буква выдавала его постоянное желание ввязаться в драку. Такие люди не любят, когда их дразнят. А вот пометки деда, касающиеся моего расследования. Там, где он советовал обратить внимание на раковые опухоли у журналиста и мумии. У деда отросток буквы был длинный, с уверенным нажатием, но с достаточно округлым кончиком. Обычно так пишут люди, являющиеся неагрессивными по натуре, они эмоциональны и редко применяют силу для решения проблем.
Взгляд мой зацепился за комментарий, написанный Волковым. В его слове «Прекрасно» буква «р» была написана очень интересным образом – отросток буквы изогнут. Обычно это говорит о том, что человек импульсивен, но в глубине души боится нанести сильный удар. К тому же отросток был поджат, а это говорит о жёстком самоконтроле, подавлении своей агрессии.
Для интереса я сравнил его букву со своей. Я вообще писал «р» престранно, изгибая отросток влево. По науке это говорило о наличии проблем в прошлом, о том, что я тащу на себе груз прошлого, какие-то обиды. Но я-то понятно, тот ещё тип. Да ещё и левша.
Примерно через час камера открылась, и дежурный гаркнул:
– С вещами на выход, Царёв!
В коридоре громко работал телевизор: показывали местные новости. Увидев на экране кадры леса, я машинально притормозил. И не ошибся, речь шла о ночном происшествии, взбудоражившем город. Оказывается, выстрелы со стороны поселения были слышны даже в дачном кооперативе, и обеспокоенные жители вызвали милицию. Прочесав территорию, стражи порядка сначала никого не нашли. Поселение выглядело так, словно его покидали в спешке. Но ничего не указывало на перестрелку: ни трупов, ни крови. Но
