Маша из дикого леса - Дмитрий Александрович Видинеев
По аккомпанемент громовых раскатов вышли из комнаты.
– Умница, – подбадривала Дана. – Ты самая смелая девочка на свете. Я тобой горжусь. Мы оба тобой гордимся.
Её слова помогали, даже ноги обрели гибкость и дрожь поутихла. Они спустились на первый этаж, пересекли гостиную. Маша вспомнила, как убегала от Грыжи во время ливня. А потом убегала от воображаемых чудовищ и совершенно реальной твари, которую лесные люди называли гилистери. Всегда убегала.
Но не сейчас!
Сейчас она шла навстречу своим страхам, при этом не чувствуя себя обречённой. Однако Маша понимала, что впереди её ждёт самое сложное – выход наружу, в грозу, в грохочущую стихию. Она представила себе, как они втроём спускаются по лестнице… и из тёмной беспокойной пелены выходит Грыжа с топором – огромная, жирная, с клыками, как у гилистери…
«Пора тебе вернуться в свою настоящую семью, мелкая дрянь! Темнота за печкой ждёт тебя!..»
– Это всего лишь гроза! – сказал Илья, снова развеяв своим голосом ужасный образ. – Обычное явление природы. На её молнии у нас всегда найдётся громоотвод. Не бойся грозы, Маша! Скажи ей, что ты не боишься, и она уйдёт, поджав хвост!
Он без колебаний открыл дверь, впустив в дом свежесть и шум стихии. Вода лилась с крыши террасы плотным потоком.
«Там нет никакой Грыжи! – сказала себе Маша, ощущая вкус крови из прокушенной губы. – Я справлюсь, справлюсь! Ради Ильи и Даны – справлюсь!»
Они вышли за порог. Пространство вспыхнуло, заставив дождевые струи искриться. От мощного громового раската пол под ногами задрожал. Маша подумала, что Грыжа была бы рада видеть страх в её глазах. Эта мысль пробудила долгожданный гнев.
Расправив плечи, Маша сделала глубокий вдох и пошла вперёд, крепко держа за руки Илью и Дану. Она уже точно знала, что не отступит, не вернётся под кровать. Её вела злость. В голове возник новый образ: Грыжа с обрюзгшим уродливым лицом – такая жалкая, ничтожная, губы дрожат от страха, глаза воспалённые, больные.
«Я не боюсь тебя! – мысленно закричала Маша. – Я больше тебя не боюсь!»
Она смело вошла в стену ливня, вскинула голову, не обращая внимания на удары тяжёлых капель по лицу. Злость явилась не одна, она привела с собой какое-то яростное, граничащее с безумием, наслаждение. Оно накатывало мощными волнами, сметая всех призраков прошлого. Маша купалась в нём, дрожа уже не от страха, а от гордости за себя. Она перерождалась, как той волшебной ночью в лесу. Но теперь вместо Лунного эликсира у неё был сладостный гнев и поддержка Ильи и Даны. Она ощущала эту поддержку каждой клеточкой тела.
– Я не боюсь! – закричала она, бросая вызов грозе.
Молния ударила где-то совсем рядом, превратив нити дождя в жидкое серебро. Грохот грома показался Маше рёвом поверженного чудовища. Она победила стихию, как ту тварь из мёртвого леса.
Дана обняла её.
– Ты справилась! Я не сомневалась, что ты справишься!
– Да, я справилась! – улыбнулась Маша, чувствуя себя так, словно в одночасье излечилась от смертельной болезни.
Илья засмеялся, потрепал её по голове.
Втроём они стояли под дождём до тех пор, пока гроза не стала удаляться. Вернувшись в дом и переодевшись в сухую одежду, сели за стол пить чай. Глядя на близких людей с благодарностью, Маша решила, что настала пора доверить им свои тайны. И решение это ей далось с удивительной лёгкостью. Все сомнения и опасения словно бы вымыло из неё ливнем и унесло с первой весенней грозой в неведомые дали. Что было, то прошло. Теперь уже навсегда.
Выпив полчашки чая, Маша произнесла:
– Я расскажу вам о своём прошлом. Расскажу о том, что со мной случилось.
Она точно знала, что Илья и Дана поверят каждому её слову. Поверят даже в то, что другие назвали бы буйной фантазией маленькой девочки. Они были полностью готовы выслушать и принять её правду. Но главное, она была теперь готова эту правду поведать.
Глядя в стол перед собой, Маша начала, моментально окунувшись в прошлое:
– Я жила в деревне Глухово. Жила за печкой, в темноте. Мой отец однажды привёл в дом злую женщину, Грыжу, и она сказала, что моё место теперь там, за печкой. Я выбиралась по ночам, когда все спали пьяным сном, или когда никого не было дома. Питалась объедками, которые оставались после попоек. У меня были журналы с красивыми картинками. Я глядела на них и мечтала, что когда-нибудь увижу всё это вживую… А ещё у меня была луна…
Рассказывая о своей жизни в вонючем доме, Маша не испытывала ни жалости к себе, ни страха. Только ровную, вибрирующую на одной ноте, злость. Поведала о том, как Грыжа впечатала её щёку в раскалённую печь, о том, как целое лето провела в собачьей будке. Дана слушала её, прикрыв лицо ладонями, словно пытаясь спрятаться от страшных подробностей. А Илья сидел с каменным лицом, лишь глаза выдавали клокочущий в нём гнев.
Ливень закончился. Гроза уходила, далёкие громовые раскаты звучали как урчание поверженного зверя.
Уже без злости, но с лёгкой грустью, Маша рассказала об Аглае, а потом, после долгой паузы, поведала о том, как Грыжа убила отца. Без подробностей поведала, в нескольких словах, желая, чтобы эта часть её рассказа поскорее осталась в прошлом. И о своём побеге во время грозы рассказала быстро, нервно, после чего двумя большими глотками допила чай, вышла из-за стола и раздвинула занавески.
За окном в свете фонарей искрилась мокрая листва, с крыши капало. Небо было затянуто плотными облаками, и Маше стало немного обидно, что не видно луны. Вздохнув, она продолжила свой рассказ: дом Аглаи, земляничное варенье, первое посещение Мира Большой Луны… Теперь Маша не упускала подробностей. Голос её стал спокойным, размеренным, на губах иногда возникала улыбка. Рассказала о ночи перерождения, о танцах среди звёзд, о рогатой великанше и о Мертвеце с Муркой. При этом она не думала о том, что выдаёт какие-то запретные тайны. Мертвец ведь ничего не говорил о таком запрете, а значит, можно рассказывать.
Дана поднялась, подошла к Маше и встала рядом. Илья сделал тоже самое. Все трое глядели на небо. От грозы и отголосков не осталось – ушла за горизонт.
Маша рассказала о своей жизни в лесу, о способностях, которыми её одарила Луна. И ей ни разу не захотелось поинтересоваться у приёмных родителей, верят ли они ей. Знала,
