Стивен Кинг - Возрождение
Они маршировали под воющими звездами, они падали; их избивали и рывком ставили на ноги; на их руках, ногах и животах зияли бескровные раны от укусов. Бескровные, потому что все они были мертвы. Глупый мираж земной жизни развеялся, и вместо рая, который обещали им священники всех деноминаций, их ждал мертвый город с циклопическими глыбами камня под небом, которое само по себе было маскировочной сеткой. Воющие звезды на самом деле не были звездами. Это были дыры, и доносящийся из них вой исходил от истинной potestas magnum universum. За этим небом обитали сущности — живые, всемогущие и совершенно безумные.
Побочные эффекты — это остаточные фрагменты неведомой сущности за пределами нашей жизни, как сказал Чарли. И эта сущность совсем рядом, в этом стерильном месте, в призматическом мире безумной истины, которая свела бы с ума любого человека, увидевшего ее хоть на миг. Муравьеподобные твари служили этим гигантским сущностям, так же, как марширующие голые мертвецы служили тварям.
Быть может, и город был не городом, а муравейником, где все мертвецы Земли сначала становились рабами, а потом — пищей. А после этого — умирали ли они окончательно? Вероятно, нет. Мне не хотелось вспоминать строки, которые процитировала в письме Бри, но я ничего не мог с собой поделать: «То не мертво, что вечно недвижимо: спустя эонов тьмы умрет и смерть».
Где-то в этой толпе маршировали Пэтси Джейкобс и Морри-Я-с-вами. Где-то там была Клер, которая заслужила царствие небесное, а вместо него получила вот это: стерильный мир под пустым небом, мертвецкое королевство, где муравьеподобные охранники то ползли, то шли на двух ногах, а в их лицах было нечто пугающе человеческое. Этот кошмар и был загробной жизнью, и он ждал не только грешников, но всех нас.
Мой разум пошатнулся. Я испытал облегчение и чуть было не поддался безумию. Одна мысль спасла мой рассудок, и я продолжаю держаться за нее и сейчас: этот кошмарный ландшафт тоже мог быть иллюзией.
— Нет! — закричал я.
Шагающие мертвецы обернулись на мой голос. Повернулись ко мне и «муравьи», скрежеща жвалами и пронзая меня своими тошнотворными (тошнотворными, но разумными) глазами. Небо над нами начало разрываться с громоподобным треском. В разрыве показалась гигантская черная нога, покрытая клочьями жесткого меха. Нога завершалась громадным когтем, состоящим из человеческих лиц. Ее владелец хотел только одного — заглушить голос отрицания.
Это была Мать.
— Нет! — снова закричал я. — Нет, нет, нет, нет!
Причиной видения была наша связь с возрожденной покойницей — я понимал это, несмотря на охвативший меня ужас. Рука Джейкобса сжимала мою, как наручник. Если бы это оказалась его правая, здоровая рука, я бы ни за что не успел вовремя освободиться. Но рука была левая, слабая. Я рванулся со всей мочи в тот самый момент, когда чудовищная нога потянулась ко мне, и коготь из вопящих лиц готов был подцепить меня и выдернуть в неведомую и жуткую вселенную, поджидавшую за черным бумажным небом. Сквозь разрыв в его тверди я уже мог разглядеть безумный свет и цвета, которых не должно было видеть ни одно смертное существо. Цвета были живыми. Я чувствовал, как они заползают на меня.
Я в последний раз дернулся, освобождаясь от хватки Чарли, и отлетел назад. Пустынная равнина, огромный разрушенный город, шарящий коготь — все исчезло. Я снова оказался в спальне коттеджа, распростертый на полу. Мой старый пятый персонаж стоял у кровати. Мэри Фэй — или то темное существо, которое вселилось в ее труп и мертвый мозг благодаря тайному электричеству Джейкобса, — вцепилась в его руку. Ее голова превратилась в пульсирующую медузу с кое-как набросанными на ней чертами человеческого лица. Ее ухмылка… казалось бы, невозможно буквально ухмыляться от уха до уха, но мертвая женщина, которая уже не была мертва, делала именно это. Нижняя половина ее лица превратилась в черную яму, которая дрожала и трепетала.
Джейкобс выпучил на нее глаза. Его лицо приобрело цвет бледно-желтого сыра.
— Патриция? Пэтси? Где ты? Где Морри?
Существо заговорило в первый и последний раз.
— Ушли служить Великим, в Ничто. Без смерти, без света, без отдыха.
— Нет, — его грудь выгнулась, и он закричал: — Нет!
Он попытался освободиться. Она — оно — держало его мертвой хваткой.
Из зияющего рта трупа показалась черная нога с изогнутым когтем. Коготь был живым; коготь был лицом. Я узнал его: это был Морри-я-с-вами, и он кричал. Со зловещим шорохом, который я до сих пор слышу в кошмарах, нога начала продираться сквозь губы. Она выбралась наружу, она вытянулась, она коснулась простыни и принялась скрести по ней, точно бескожий палец, оставляя опалины с поднимающимися вверх тонкими струйками дыма. Черные глаза существа, когда-то бывшего Мэри Фэй, набухли, вылезли из глазниц и срослись в районе переносицы в один огромный шар, уставившийся на нас с тупой алчностью.
Голова Чарли откинулась назад, из его горла донеслось бульканье. Он встал на цыпочки, словно в последней отчаянной попытке освободиться от хватки существа, пытавшегося проникнуть из безумного потустороннего мира — который, как я теперь знаю, так близок к нашему. Потом он рухнул на колени и упал лицом на кровать, словно в молитве.
Существо отпустило его и переключило внимание на меня. Оно отбросило простыню и попыталось подняться. Черная нога все лезла из разверстой пасти. Теперь к лицу Морри добавилось лицо Пэтси. Сросшиеся в единое целое, они корчились и извивались.
Я поднялся, опершись спиной на стену и помогая себе ногами. Раздутое, пульсирующее лицо Мэри Фэй потемнело, словно существо внутри душило ее. Черный глаз смотрел в мою сторону. Мне почудилось, что я вижу в нем отражение огромного города и бесконечную череду шагающих мертвецов.
Не помню, как я открыл бюро. Знаю только, что в какой-то момент обнаружил в руке пистолет. Наверно, если бы он был автоматическим и стоял на предохранителе, я бы так и жал на бесполезный спусковой крючок — а существо бы тем временем поднялось, прошаркало через комнату и добралось до меня. Этот коготь затащил бы меня через чудовищный рот в тот другой мир, где я понес бы неописуемую кару за то, что посмел произнести единственное слово – «нет».
Но пистолет не был автоматическим. Это оказался револьвер. Я выстрелил пять раз, и четыре пули попали в существо, пытающееся встать со смертного ложа Мэри Фэй. Да, я точно знал, сколько пуль выпустил — слышал грохот выстрелов, видел вспышки в темноте, чувствовал, как оружие подпрыгивает в моей ладони, — но мне казалось, что все это происходит с кем-то другим. Существо завалилось на бок и упало. Слившиеся лица закричали сросшимися ртами. Помню, как в тот момент подумал: «Мать пулями не убьешь, Джейми. Только не ее».
Но она не двигалась. Дрянь, вылезшая изо рта, вяло сползала по подушке. Лица жены и сына Джейкобса начали растворяться. Я закрыл глаза руками и заорал. Орал и орал, пока не охрип. Когда я опустил руки, коготь исчез. Исчезла и Мать.
Я слышу ваши слова: «если она вообще там была» — и не виню вас за них. Если бы меня там не было, я и сам бы в это не поверил. Но я был. И они — мертвые — тоже были там. И она.
Теперь, впрочем, здесь была только Мэри Фэй — женщина, чей посмертный покой уничтожили четыре пули. Ее тело лежало поперек кровати — волосы разбросаны, рот открыт. Я увидел два пулевых отверстия в ночной рубашке и еще два — чуть ниже, в простыне, обернутой вокруг ее бедер. Еще я заметил опалины, оставленные тем чудовищным когтем. Других следов от него не осталось.
Джейкобс начал медленно сползать на левую сторону. Я потянулся к нему, но движение вышло вялым и сонным. Схватить его я не успел, и он, как был с согнутыми коленями, упал на бок. Его широко распахнутые глаза уже успели застыть. Лицо исказила гримаса невыносимого ужаса.
«Чарли, тебя будто током ударило», — подумал я и засмеялся. О, как я смеялся! Согнувшись пополам, охватив руками колени, чтобы не упасть… тот смех был почти беззвучным — голос у меня сел — но искренним. Ну ведь правда же смешно. Током ударило! Какое шокирующее развитие событий! Просто умора.
И все же, пока я смеялся — до конвульсий, до боли — мои глаза неотрывно следили за Мэри Фэй в ожидании момента, когда волосатая нога с вопящими лицами на когте снова начнет вылезать из ее рта.
В конце концов я выполз из той комнаты в гостиную. На ковре лежали ветки, занесенные ветром через открытую Дженни Ноултон входную дверь. Они хрустели под моими ногами точно кости, и мне опять захотелось кричать, но я слишком устал. Так устал.
Грозовые тучи уходили на восток, изредка выплевывая по пути разряды молний. Скоро улицы Брансуика и Фрипорта зальет вода, град заполнит собой сточные канавы, но сейчас между этими тучами и местом, где я стоял, над просторами округа Андроскоггин раскинула свою разноцветную арку радуга. Вроде бы в тот день, когда мы приехали сюда с Астрид, тоже была радуга?
