Стивен Кинг - Возрождение
— Надо было вам остановиться, Чарли, — сказал я. – Еще очень давно.
Но мог ли он это сделать? Легче всего было бы сказать «да», потому что тогда понятно, кого винить. Но тогда мне пришлось бы винить и себя, ведь я тоже не остановился. Любопытство – страшная штука, но таковы люди.
Таковы люди.
- Меня там вообще не было, — сказал я доктору Брейтуэйту. — Так я решил, и оставался лишь один человек, который мог засвидетельствовать обратное.
— Медсестра, — сказал Эд. — Дженни Ноултон.
— Я подумал, что у нее просто нет выбора, кроме как помочь мне. Мы должны были помочь друг другу — сказать, что мы оба уехали из «Козьей горы», как только Джейкобс потребовал отключить Мэри Фэй от системы жизнеобеспечения. Я считал, что Дженни не будет возражать – хотя бы для того, чтобы обеспечить мое молчание о ее роли в этих событиях. Номера ее мобильного у меня не было, но я знал, что у Джейкобса он должен быть. Его записная книжка лежала в люксе «Купер», и, действительно, там был номер Дженни. Я позвонил ей и попал на автоответчик. Я попросил ее перезвонить мне. Телефон Астрид тоже был в записной книжке, так что я позвонил и ей.
— И снова — автоответчик.
— Да. — Я закрыл ладонями лицо. К тому моменту Астрид уже не могла ответить ни на один телефонный звонок. — Да, именно так.
Вот что случилось. Дженни доехала на гольф-каре до курорта; Дженни села в свою «Субару»; Дженни добралась до дома без единой остановки. Все, что ей было нужно — покой и уют. То есть Астрид, и Астрид в самом деле ее ждала. Их тела нашли сразу за входной дверью. Астрид, должно быть, воткнула разделочный нож в горло своей любовницы, как только та перешагнула порог. Потом она вскрыла себе запястья. Крест-накрест — не самый рекомендуемый способ; зато сразу до костей. Я представляю себе, как они лежат там в лужах высыхающей крови. Сначала звонит телефон Дженни в ее сумочке. Потом — телефон Астрид, на кухонной полке под стойкой с ножами. Я не хочу этого представлять, но ничего не могу с собой поделать.
Не все пациенты Джейкобса покончили с собой, но в течение следующих двух лет так поступили очень многие. Не все из них прихватили с собой своих близких, но таких набралось больше пятидесяти; я знаю об этом благодаря своим исследованиям, результатами которых поделился с Эдом Брейтуэйтом. Он хотел бы списать это на совпадение. Это ему не совсем удается, хотя он охотно оспаривает мой вывод из этого парада безумия, самоубийств и убийств: Мать требует жертвоприношений.
Патриция Фармингдейл, дама, которая сыпала соль себе в глаза, достаточно прозрела, чтобы задушить в постели своего пожилого отца и вышибить себе мозги «ругером» своего мужа. Эмиль Кляйн, поедатель земли, застрелил жену и сына, потом пошел в гараж, облился бензином, который держал для газонокосилки, и зажег спичку. Элис Адамс, излеченная от рака на сеансе в Кливленде, зашла в магазин с «AR-15» своего бойфренда и разрядила его, убив трех случайных людей. Когда обойма опустела, она вытащила из кармана тупорылый пистолет 38 калибра и выстрелила себе в нёбо. Маргарет Тремейн, одна из излеченных пастором Дэнни в Сан-Диего (гранулематоз), выбросила маленького сына с балкона своей квартиры на девятом этаже и прыгнула вслед за ним. Свидетели утверждают, что, падая, она не издала ни звука.
Далее — Эл Стампер. О нем вы наверняка слышали; нельзя было не заметить кричащих заголовков таблоидов в супермаркетах. Он пригласил на ужин обеих своих бывших жен, но одна из них — кажется, вторая, — на свое счастье попала в пробку и опоздала. Когда она вошла в незапертую дверь дома Стампера в Вестчестере, то обнаружила жену номер один привязанной к стулу за обеденным столом с пробоиной в верхней части черепа. Бывший солист «Во-Лайтс» вышел из кухни, помахивая бейсбольной битой, испачканной кровью с прилипшими к ней волосами. Жена номер два с криками выбежала из дома, а Стампер погнался за ней. На середине улицы он рухнул на тротуар, пораженный насмерть инфарктом. Ничего удивительного — весил он многовато.
Я наверняка узнал не обо всех случаях: они были разбросаны по всей стране и погребены среди многочисленных проявлений бессмысленного насилия, которое все больше становится частью нашей повседневной жизни. Бри могла бы найти остальные, но она не стала бы мне помогать, даже если бы была не замужем и оставалась в Колорадо. Бри Донлин-Хьюз больше не хочет иметь со мной ничего общего, и я ее понимаю.
Незадолго до прошлого Рождества Хью позвонил матери Бри и попросил зайти в его кабинет в большом доме. Он сказал, что ее ждет сюрприз, и не солгал. Он задушил свою бывшую любовницу шнуром от лампы, отнес труп в гараж и усадил на пассажирское место в своем антикварном «Линкольне-Континентале». Затем сел за руль, завел двигатель, поймал какой-то рок по радио и задохнулся в выхлопных газах.
Бри знает, что я обещал держаться подальше от Джейкобса… и знает, что я солгал.
— Предположим, что все это правда, — сказал Эд Брейтуэйт на одном из наших последних сеансов.
— Как смело с вашей стороны, — вставил я.
Он улыбнулся, но продолжил.
— Это не означает, что потусторонний мир, который вам пригрезился, существует на самом деле. Знаю, что это видение все еще преследует вас, но вспомните всех тех, кто, по их заверениям, собственными глазами видел ад и рай — включая Иоанна Богослова. Старики… Старухи… даже дети — и те уверяли, будто смогли заглянуть за эту грань. Книга «Небеса реальны» основана на видениях четырехлетнего мальчика, вышедшего из комы…
— Колтон Берпо, — сказал я. — Читал. Он еще рассказывал о лошадке, на которой может ездить только Иисус.
— Смейтесь сколько хотите, — пожал плечами Брейтуэйт. — Бог свидетель, над этим легко смеяться. Но Берпо видел там свою мертворожденную сестру, о которой до того ничего не знал. Эту информацию легко проверить. Как и ваши истории с убийствами и самоубийствами.
— Убийств с самоубийствами много, а Колтон встретил только одну сестру, — сказал я. — Разница в количестве. Я никогда не изучал статистику, но уж это знаю.
— Я с радостью признаю видения мальчика фальшивкой, поскольку это подкрепляет мой тезис, что ваше видение — стерильный город, существа-муравьи, небо из черной бумаги — тоже ненастоящее. Понимаете, куда я клоню?
— Да. И с удовольствием бы в это поверил.
Конечно, поверил бы. Любой бы поверил. Потому что каждый человек в долгу у смерти, и мысль о том, что мне придется отправиться туда — в то место, что я видел, — не просто бросила тень на мою жизнь: она сделала ее пустой и неважной. И не только мою — любую жизнь. Поэтому я вцепился в единственную мысль. Это моя мантра. Первое, что говорю себе по утрам и последнее, с чем засыпаю.
Мать солгала.
Мать солгала.
Мать солгала.
Иногда я почти верю в это… но есть причины, которые меня останавливают.
Знаки.
Прежде чем вернуться в Недерланд — где мне предстояло узнать, что Хью покончил с собой, убив мать Бри, — я заехал в свой родной Харлоу. Причин у меня было две. Обнаружив тело Джейкобса, полиция могла связаться со мной и попросить объяснений, что я делал в Мэне. Это казалось мне важным (хотя в итоге они так и не позвонили), но было и кое-что более важное: мне нужно было найти утешение в знакомом месте, среди людей, которые меня любили.
Я его не нашел.
Вы ведь помните Кару-Линн? Мою внучатую племянницу? Ту, которую я таскал на руках на вечеринке в День труда в 2013 году, пока она не уснула у меня на плече? Ту, что тянула ко мне ручки всякий раз, когда я оказывался рядом? Когда я вошел в дом, в котором вырос, Кара-Линн сидела между своими родителями на старомодном высоком стульчике — не исключено, что в нем в свое время сидел и я. Увидев меня, девочка закричала и начала так яростно дергаться из стороны в сторону, что упала бы на пол, если бы ее не подхватил отец. Она спрятала лицо у него на груди, продолжая вопить во весь голос. Замолчала она лишь, когда ее дедушка Терри вывел меня на крыльцо.
— Что за чудеса? — спросил он полушутливо. — В прошлый твой приезд мы ее оторвать от тебя не могли.
— Не знаю, — сказал я, но это была неправда. Я надеялся остаться на ночь или даже на две, впитывая в себя нормальность, как вампир питается кровью, но ничего не вышло. Не знаю, что именно Кара-Линн во мне учуяла, но я больше не хотел видеть ее перепуганное личико.
Я сказал Терри, что заехал только поздороваться и не останусь даже поужинать — спешу на самолет в Портленд. Я был в Льюистоне, сказал я, записывал группу, о которой мне рассказал Норм Ирвинг. Он утверждал, что у нее есть шанс выйти на национальный уровень.
— И что, есть?
— Не-а. Не того полета птицы.
Я демонстративно посмотрел на часы.
