Все оттенки боли - Анна Викторовна Томенчук
IV
За период управления империей Бальмонов Кристиан видел десятки домов для престарелых. Многие из них были похожи на санатории и предоставляли лучшие условия тем, кто уже отдал этому миру и обществу все, что только мог. Другие пугали подобно психиатрическим лечебницам, потому что сам воздух в них был пропитан чужим страданием и беспросветностью.
Люди приходили туда, чтобы умереть. А многих привозили, чтобы избавиться навсегда. Старики мешали молодым жить, и молодые использовали дома престарелых в качестве альтернативного способа убийства, прикрываясь шелухой слов, что человеку нужен социум и уход. Нужен. Но не тогда, когда ты не имеешь права в любой момент встать и уйти. Или вовсе не можешь ходить. Череда ревизий привела к тому, что семья Бальмонов взяла под управление многие заведения, то и дело помещая туда агентов с целью выяснения реальной картины происходящего. После таких ревизий летели головы, открывались уголовные дела, перестраивались команды. Самым сложным было удержать информацию внутри контура империи – интерес СМИ к деятельности был лишним. Как минимум потому что привлекать внимание черных риелторов и прочих мошенников лишний раз опасно даже для сильных мира сего.
Такая разная старость Кристиана пугала. Ему казалось, что, проверяя этичность работы домов престарелых, он формирует безопасное будущее для себя самого. Хотя на самом деле выполнял волю тогдашнего главы семьи.
В те бесконечные минуты, когда его автомобиль несся по шоссе в направлении, которое указал ему Доминик, о страхе помнить было некогда. Равно как и о правилах дорожного движения. Кристиан напряженно думал.
Он уже не надеялся, что ситуация разрешится сама собой. Жаклин никогда не возвращалась домой поздно. И никогда так долго не позволяла себе игнорировать звонки. Бальмон жалел только об одном: что Грин не позвонил раньше. Желательно тогда, когда дочь еще была дома. Он бы никуда ее не отпустил. Он бы прислушался к словам человека, который об опасности, увы, знает значительно больше его самого.
Но волнение не затмевало разум, руки не опускались. Его мозг предпринимателя и ученого работал на максимальных оборотах, просчитывая варианты. Возможно, в другой жизни он мог бы стать неплохим следователем.
Жаклин ушла из кафе с парнем, чьего имени Бальмон не знал. Парень якобы учился в Сорбонне, но это не точно. Уехали они на автомобиле, зарегистрированном на неизвестную престарелую женщину, добрались почти до Версаля, но исчезли с камер, видимо, повернув на юг. Но это не точно. Результатов опознания фото пока не было, поэтому и реального имени тоже.
Нужно копать дальше.
Кристиан даже мысли не допускал, чтобы вернуться домой и делегировать поиски полиции. К счастью, Доминик не посчитал необходимым запретить Бальмону принимать участие в поисках, хотя какое тот имел право опрашивать возможных свидетелей? В крайнем случае заплатит штраф.
Он припарковался возле небольшого, но не лишенного изящества здания, которое когда-то было одной из многочисленных резиденций забытого историей и людьми графа, после пресечения рода которого государственный аппарат получил право на распоряжение имуществом. Во дворцах открыли музеи и отели, в загородных домах – приюты, стардома и лечебницы. Часть этого богатства перепала Бальмонам, но конкретно этот дом престарелых – нет.
Впрочем, Кристиана знали. Он показал удостоверение охране и спокойно прошел внутрь, несмотря на поздний час. И уже через мгновение к нему подлетел дежурный врач, помятая женщина средних лет.
– Месье Бальмон, – с мерзким придыханием заговорила она, – чем обязаны?
– Добрый вечер. Я хочу поговорить с Матильдой Жиром.
Кристиан говорил привычно вежливо, хотя внутри все сжималась и сжималась струна. Скорость помогала избавиться от лишней нервозности, вождение Бальмон давно использовал в качестве терапии, но сейчас полученной дозы не хватило.
Он отчаянно хотел получить ответы на все вопросы и как можно скорее вернуться к дочери, вернее, вернуть дочь домой.
– Она, наверное, уже спит. А по какому вопросу?
– Проверьте, пожалуйста. К сожалению, не могу посвятить вас в детали. Но обещаю: как только снимется гриф «секретно», комиссар полиции Доминик Клоне обязательно поставит вас в известность. Лично.
Имя Доминика произвело благоприятное впечатление – в Париже и окрестностях его знали, и врач благосклонно кивнула с заговорщическим видом. Видимо, работать в доме престарелых не так интересно, как общаться с полицией и представителем одной из крупнейших медицинских империй Европы.
Кристиан позволил себе вздохнуть и замер, глядя в окно, за которым уже окончательно стемнело. Мысли снова сосредоточились на дочери, а горло сдавило волнение, которое он усилием воли подавил.
Они найдут ее. Обязательно найдут. Живой и невредимой. Господи, пусть она сегодня переспит с этим парнем и вступит в новую жизнь. Пусть он окажется никак не замешан во всем том аде, о котором говорит Грин.
V
– И ад и рай сразу разделить?
Жаклин смотрела на Алена, слегка прищурившись. Парень казался спокойным, но что-то изменилось, что-то надломилось внутри и никак не хотело вставать на место. Ален молчал, видимо, осмысливая ее вопрос, а потом просто развернулся и подошел к кострищу. Достал откуда-то походные спички и принялся возиться с огнем. Редкие вспышки рыжего пламени осветили его неожиданно серьезное лицо, которое сковала маска безразличия.
О, в масках Жаклин разбиралась лучше кого бы то ни было. Она знала про двуличие все, воспитанная женщиной с тысячей лиц в семье с миллионом сценариев взаимоотношений и системой протоколов более строгой, чем в Букингемском дворце. И это новое лицо Алена ей не нравилось. Она знала, что может скрываться под подобным спокойствием.
Наконец костер разгорелся, парень сел на одно из бревен и вытянул длинные ноги. Поднял глаза на девушку и улыбнулся такой же скованной улыбкой, которая заставляла ее держаться настороже. А потом поманил к себе. Жаклин не позволила сомнениям испортить вечер и шагнула вперед, в круг света, смотря только на Алена. Красивый парень. По-настоящему красивый. И что, что он старше? Они слушают одинаковую музыку, одинаково влюблены в тайны человеческой психики и, похоже, одинаково травмированы, хотя каждая травма индивидуальна, а все остальное – обрывки романтики, которая жаждет совпадений и ложной схожести.
Жаклин села на бревно так, чтобы между ними было расстояние, на котором мог поместиться еще один человек, но сделала это со всей доступной в этот момент естественностью. Ален достал термос.
Пожалуй, пить не стоит?
Она превращается в параноика. Ну что он может ей сделать?
– И ад. И рай, – с четкими паузами неожиданно ответил он. – Ведь с близкими должно делить и горе, и радость, иначе любые отношения терпят
