Все оттенки боли - Анна Викторовна Томенчук
Жаклин меньше всего на свете хотела быть похожей на мать. Но ее способности приковывать к себе внимание всех вокруг завидовала черной завистью. Сама она, несмотря на броскую внешность, как будто сливалась с толпой.
Или так казалось?
– Я думал о нашей последней встрече, – признался Ален неожиданно серьезно. – Знаешь, порой каждому надо оторваться от цивилизации и побыть наедине с собой. Из такого путешествия вернешься другим человеком, это невероятно. Наука ничего не знает о человеческой психике. Мы даже исследуем ее через внешние проявления, потому что это единственное, что можно наблюдать. Психика становится почти что метафорической, я бы сказал, легендарной субстанцией. Поэтому, когда ты вдруг остаешься один на один с самим собой, это поначалу обескураживает. А когда ты заглядываешь в глаза собственным демонам, приводит в восторг. Я не думал, что способен на подобные мысли, Жаки, но, как видишь, я везу тебя за город, хотя до этого не решался даже пальцем тронуть.
– Ты… не решался?
Еще один гипнотический взгляд, и ее буквально повело. Ален запустил пальцы в длинную челку, разделяя ее на пряди, отбросил волосы назад. Ускорился, хотя мелкая машинка и так выдавала все, на что была способна. Привыкшая к автомобилям отца, Жаклин не понимала, как это корыто вообще ездит. И не понимала, почему Ален не приобретет себе нормальный автомобиль. Одевался он хорошо, выглядел как парень из отличной семьи. Но вот машина… или это часть воспитания? Отец не купит тебе хорошую игрушку, пока ты не покажешь, что достоин?
Над своими детьми так издеваться она точно не будет. Все это долженствование и попытка соответствовать чужим стандартом иссушают психику.
– Я же человек, – после паузы задумчиво протянул Ален. – У меня есть чувства и желания. И теперь я понял, что имею право на их проявление, каким бы оно ни оказалось. Ты доверяешь мне, Жа?
Какой странный вопрос, конечно… Стоп.
Кто заговорил про доверие? Ей стало не по себе. Жаклин заерзала на пассажирском сиденье, не справившись с волнением, и чуть не подскочила, когда прохладная рука молодого человека легла на ее колено. Девушку парализовало, но посмотреть Алену в глаза она не решилась. Вместо этого таращилась на пальцы, которые сейчас сжимали острую коленку и смотрелись престранно. Непривычно. Что она чувствует? Это скорее страшно, чем приятно, или больше приятно, чем страшно? Мелкая дрожь поднялась по телу, а когда Ален сжал руку сильнее, Жаклин стиснула зубы. Впрочем, ладонь он быстро убрал и, кажется, смутился.
Когда Жаклин пришла в себя настолько, чтобы повернуть голову и посмотреть ему в лицо, Ален выглядел все так же безмятежно. Блуждающая улыбка, хитринка в глазах. Чего она испугалась, глупая? Разве не этого она хотела? Ей шестнадцать, почему она думает только о поцелуях? Можно же пойти дальше. Она вполне взрослая для этого. И тело вполне взрослое.
Или нет?
– Мы скоро приедем?
– Скоро.
Автомобиль резко свернул на неприметную дорогу. Они ехали не в Версаль.
II
– Шатийон, Кламар, проспект Европы – и все. Дальше идем вслепую.
Доминик расхаживал по парковке перед огромным торговым комплексом, который, как стало известно, красный «Пежо» миновал некоторое время назад. Полицейский курил. Кристиан нет. И не хотелось. Он думал. Думал, думал, думал – и с каждым мгновением все больше ненавидел себя. Он снова допустил мысль, что Грин прав и Жаклин грозит опасность значительно большая, чем лишиться девственности с малолетним мудаком.
Что он тогда будет делать?
Потерю ребенка не заглушить любовью и работой. Он никогда не причислял себя к тем людям, кто заключает смысл существования в детях. Но мир без Жаклин – это не мир. И пусть это звучит так, как будто всесильный Бальмон вдруг решил пожалеть себя, он не понимал, как оказался в этой ситуации. Он думал, что дал дочери все и уж точно обеспечил безопасность. Оказывается, нет.
– Сколько бы у тебя ни было денег, каким бы влиятельным ты ни являлся, дети умудряются вляпываться в истории настолько ужасные, что их даже не описывают в книгах, – мрачно заговорил Доминик, отключив телефон. – Я надеюсь, твоя малышка всего лишь на свидании.
– Мы ищем ее уже два часа. На улице ночь. Это не свидание, Жаклин никогда не позволяла себе подобного.
– Она молода, я бы сказал, юна, – мягко возразил Клоне. – Ветер в голове, гормоны и страсть. Тут не только про отца забудешь, но и про саму себя.
Кристиан позвонил Грину, но тот не взял трубку: видимо, занят. Больше звонить было некому. Вернее, не так. Бальмон уже поднял всех, до кого сумел дотянуться. Но единственный человек, кто мог помочь, стоял рядом и терпеливо ждал ответа от своих ищеек. Нужно было время, чтобы проанализировать ход движения автомобиля по камерам, которые пока не покрывали весь Париж. Но хотя бы появилось направление.
Франция маленькая страна. Далеко уехать пропавшие не могли. И если после Версаля свернули, направляясь на юг, рано или поздно даже не суперумелый полицейский вычислит, где искать. Проблема была только одна: время. Если неизвестный парень Жаклин причастен к тому, о чем намекал Грин, счет шел на часы. Про минуты даже думать не хотелось.
– Что удалось узнать про этого парня? – спросил Кристиан, чтобы хоть как-то вырвать себя из пучины самобичевания и отчаяния.
Доминик помрачнел.
– Ну, пока ничего. Благодаря тебе у нас есть списки всех студентов-психиатров первого и второго года, я жду фотографии, чтобы милые сотрудники кафешки помогли нам его идентифицировать, предоставят с минуты на минуту. А так – ничего. Машина зарегистрирована на некую Матильду Жиром, восемьдесят пять лет, содержится в доме престарелых. Детей, внуков и прочих родственников у старушки нет.
– Прекрасно.
Кристиан потер пальцы, а потом сжал руки в кулаки, резко выпрямился и посмотрел в грязное небо. Тучи затянули все до горизонта, собирался дождь, но пока воздух был напоен влагой, которая не приносила никакого облегчения. Как там Жаклин?
Его внимание привлек автомобиль комиссариата. Худенький полицейский выскочил на улицу, едва тот затормозил, поздоровался и отдал Домнику толстенький бумажный конверт. Тот удовлетворенно хмыкнул.
– Вернемся в кафе?
– Оно уже закрыто.
– Ну, тогда навестим эту прелестную свидетельницу дома?
– Я не хочу тратить на это время, – обронил Кристиан, который испытывал почти физическую боль от мысли, что нужно вернуться в город, отдалиться от Жаклин, когда душа рвалась ей навстречу.
