Черный часослов - Эва Гарсиа Саэнс де Уртури
Дверца открылась. Я застыл в ожидании – что же внутри?
На первый взгляд, ячейка была пуста. Внутри было темно.
Нет, это слишком красивая выдумка. Слишком наивное предположение, что моя мама могла спрятать бесценную антикварную книгу в ячейке с номером, соответствующим дате моего рождения. К тому же мог ли я с достаточной уверенностью утверждать, что родился именно в этот день? Кому можно было верить? Если даже Марта Гомес оказалась не моей мамой, как я мог быть уверен в других сведениях, указанных в моих документах?
И тогда я пообещал себе отказаться наконец от своих поисков. Поставить точку и вернуться в Виторию, предоставив инспектору Мадариаге в одиночку вести дело Сары Морган. Забыть обо всем и не продолжать больше это безумное расследование, в котором слишком много вопросов оставались без ответов. Эти поиски слишком истощили меня. «Cercare anche stanca», – подумал я по-итальянски. Так говорил много лет назад один мой товарищ, с которым мне довелось вместе работать недалеко от Милана: «Поиски тоже утомляют».
Я собирался уже закрыть ячейку, когда мне вдруг пришло в голову засунуть внутрь руку, чтобы проверить, действительно ли там ничего не было.
Однако там что-то было. Какой-то мягкий на ощупь предмет, размером с кирпич.
Я поспешил вытащить свою находку наружу. Это был экземпляр книги длиной около двадцати сантиметров, в черном бархатном переплете с металлическими накладками – так что его невозможно было увидеть в глубине ячейки.
Едва я открыл книгу и увидел страницы из черного пергамента, у меня не осталось сомнений, что именно находилось в моих руках: тот самый мифический «Черный часослов» Констанции Наваррской.
Я почерпнул уже достаточно сведений, чтобы узнать герб Наварры той эпохи. Алистер описал мне его в деталях: геральдический красный щит с золотыми цепями, образующими переплетение. Однако больше всего выделялся синий цвет – ослепительно-синий на черном фоне пергамента, окрашенного дубовыми галлами.
«Значит, она все-таки любила меня», – пронеслось в моей голове. Эти «Персеиды» и дата моего рождения… Она оставила меня, но не забыла.
Меня охватила неистовая ненависть к Калибану за то, что он отнял у меня мать, не дав мне возможности с ней познакомиться.
Несчастный. Как же я был наивен… Мне не приходило в голову, что Калибан намного больше ненавидел меня самого.
Я не слышал шагов за своей спиной, не замечал чужого присутствия – пока не стало слишком поздно. Кто-то ударил меня в висок.
Я упал на пол, потеряв сознание.
55. Старец
1975 год
Так начинаются лучшие месяцы твоей жизни: с короткой переписки на листочке бумаги.
Это непростая задача, но ты хорошо знаешь незыблемый распорядок дня дона Касто, Диего и Кармен.
Улучая момент, вы с Гаэлем ускользаете ото всех, чтобы жить той жизнью, которой вас хотят лишить. Микаэла становится твоей верной союзницей и ангелом-хранителем. У ее семьи есть сельский дом в Бахаури, в нескольких километрах от родной деревни Гаэля. Родители Микаэлы бывают там нечасто, и для вас он становится настоящим любовным гнездышком. Ты учишься водить машину, уверенная, что это обязательно пригодится в будущем. У семьи Микаэлы имеется старый «Сеат 127», на котором они ездят лишь за городом, и эти проселочные дороги становятся для вас воплощением далекой мечты. Именно там, на каменистых дорогах, полных ухабов и смеха, расцветает ваша любовь и зарождается ваш будущий ребенок.
Ты запрещаешь Гаэлю говорить о будущем, потому что он придумывает для вас тысячи вариантов, каждый из которых не имеет ничего общего с реальностью.
Ты не рассказываешь ему о своем долге перед семейством Оливьер.
Не упоминаешь о шантаже и о том, как дону Касто удалось поймать тебя в свои сети.
Не говоришь, что занимаешься преступными делами, потому что не хочешь делать его своим соучастником.
У тебя теперь две жизни: одна из них – в заточении в особняке Оливьеров, а другая – на свободе рядом с Гаэлем.
Однажды ты обнаруживаешь среди документов в кабинете дона Касто несколько старых газетных вырезок. Их заголовки говорят о тебе – в те времена, когда тебя называли Моцартом живописи. Ты смотришь на даты: этим вырезкам уже много лет.
И тогда тебе становится ясно: это все была ложь, дон Касто с самого начала знал о тебе все. Его удивление было притворным, когда он привел тебя в Школу искусств и ремесел и дон Хосе Мария стал с восхищением рассказывать о твоем таланте.
Все, что окружает дона Касто, оказывается лживым, ненастоящим, тщательно сфабрикованным.
Ты понимаешь теперь, как он накинул на тебя петлю и потихоньку начал ее затягивать: он осторожно подбирался к тебе, как охотник к своей добыче, чтобы ты не успела опомниться и оказать сопротивление.
Ты понимаешь, что он никогда не покажет тебе «Черный часослов» Констанции Наваррской.
Ты обшарила весь его кабинет и осмотрела все книги на полках. Ни у одной из них не было страниц из черного пергамента. Однако ты уверена, что дон Касто хранит часослов где-то рядом, в своем доме: он алчный собиратель книг и любит все держать при себе, под своим неусыпным оком.
Однажды утром, когда особняк остается пуст, ты проникаешь в спальню дона Касто, его единоличные покои с тех пор, как он овдовел. Ты ни разу не видела, чтобы туда когда-нибудь заходил даже кто-то из внуков.
Ты ищешь в комоде, и в прикроватных тумбочках, и за подушечками в кресле для чтения. И наконец находишь – под подушкой на кровати. Не под той, что принадлежит самому дону Касто, а под другой, которая теперь – после смерти его жены – лежит, нетронутая, в изголовье пустого места.
Это хорошо сохранившийся экземпляр в черном бархатном переплете, с пятью металлическими накладками в виде геральдической лилии. Вероятно, XV века.
Однако настоящее волшебство находится внутри, в его красках. Ты никогда еще не видела такой цветовой гармонии. Сестра Акилина была права: подобное чудо действительно могло стать причиной настоящей одержимости.
Между тем на пергаменте заметны следы шелушения – этот древний старец нуждается в специальном уходе. Ты предполагаешь, что все дело в пигменте, который разъедает основу. Ты могла бы обращаться с ним должным образом и, по крайней мере, предотвратить дальнейшие ухудшения. Под подушкой, без поддержания постоянной температуры и влажности, этот старец станет все быстрее дряхлеть, и в конце концов многие страницы – ты знаешь наверняка – просто разрушатся.
Ты только что узнала его, но тебе уже хочется о нем позаботиться… Ты стала навещать его каждый
