Страшная тайна - Алекс Марвуд
– Интересно, если я… – как будто это просто праздная мысль. Вытягиваю застежку до упора и надеваю браслет. Он застревает на суставе у основания большого пальца. Я нажимаю сильнее. Начинает болеть.
– Вот, – говорит Руби и лезет под кровать в свой чемодан. Она достает большую бутылку вазелина Intensive Care. – Мама заставляет меня всюду брать его с собой. От экземы.
Она отщелкивает крышку, выплескивает непристойную струю на мою руку и размазывает вазелин по коже. Когда она задирает рукав, то обнаруживает мою самую заметную татуировку. Я люблю их все, но эта – единственная, которая не была аккуратно размещена там, где ее не заметят адвокаты, интервьюеры и бабушки. Это маленький линейный рисунок кошечки, первая татуировка, которую я сделала. Всего две изогнутые линии и два нефритово-зеленых глаза на нежной внутренней стороне моего предплечья. Я сделала ее, когда мне было шестнадцать, и больше никогда не делала другие на тех частях тела, где Индия могла бы увидеть их и наорать на меня за то, что я такая идиотка. Руби останавливается и поглаживает кошечку большим пальцем.
– Это красиво, – говорит она. – Я бы хотела татуировку.
Мне все еще сложно контролировать свой голос. Авторитетный тон дается легче, как ни странно.
– Нет, не хотела бы, – говорю я. – Это до черта больно, и она останется на всю жизнь.
– Ты же не хочешь сказать, что жалеешь об этом? – Она смотрит мне в глаза и видит, как я краснею. – Нет, не думаю. Есть еще?
– Да.
– Какие?
– Скажу, когда вырастешь.
– О боже, что у тебя там? Туземный браслет на бицепсе?
– За кого ты меня принимаешь? За Робби Уильямса?
Руби вздыхает.
– Я, наверное, все равно не смогу сделать татуировку, – говорит она. – Из-за экземы и всего остального. Скорее всего, в итоге получится комок гноя.
– Детка, тебе нужно продолжать так думать, – говорю я. – Особенно после того, как выпила.
– Так, продолжай. Что еще у тебя есть?
Я немного размышляю. Решаю не упоминать о звездах на лобке.
– Не так уж много. Свернувшаяся кошечка на плече и nil illegitimi hoc carborandum на бедре. И еще одна у меня на голове. Три падающие звезды.
Они совпадают с той, что на моем бугорке Венеры, но ей не нужно это знать.
– Но мои дни бритья налысо давно прошли. Я, вероятно, никогда больше не увижу эти звезды, если только не заболею раком.
– По ходу тебе нравится бить татуировки там, где будет больно, – говорит она. – Что означает латынь?
– Погугли.
Она склоняется к браслету.
– Попробуй сейчас. Засунь большой палец. Давай.
Я проталкиваю сустав большого пальца на пару миллиметров и снова нажимаю. Браслет застревает, затем скользит и защелкивается на моем запястье. Надпись, которая, как я знаю, находится там, надежно прижата к моей коже. Я могу посмотреть на нее, когда останусь одна, убедиться в ее существовании. Выяснить, что, черт возьми, это означает.
– Да! – Руби смотрит на меня снизу, сияя.
– Молодец! Лучшая смазка! – говорю я ободряюще.
– Теперь люди всегда смогут сказать, что мы сестры.
Я улыбаюсь ей в ответ, но моя улыбка кажется мне тусклой и водянистой.
– Ура, – говорю я. – Сестры.
Глава 30
2004. Суббота. Клэр
Она всегда была склонна к стрессовым мигреням, а напряжение этих выходных, четырехчасового обжорства и криков привело к тяжелой головной боли. Клэр уже едва видит от боли, а вечеринка не замедляет свой ход. Пока Симона проверяла детей, Джимми достал маленький пакетик с таблетками экстази для, как он выразился, «взбадривания», и к тому времени, как она вернулась, все они были обдолбаны в хлам. Шон, конечно, в своей манере закатил глаза, когда Клэр отказалась присоединиться к ним. Через полчаса он уже лапал Линду и Симону по очереди с широкой ухмылкой на лице и рассказывал всем за столом, как сильно любит каждого из них.
Единственные болеутоляющие, которые были у Джимми с собой, представляли собой смешанную коллекцию опиатов, и как выяснилось, законы об охране труда и технике безопасности запрещают ресторану раздавать клиентам такие вещи, как аспирин или ибупрофен, потому что, ну, это, охрана труда и техника безопасности, понимаете? У нее болит голова, и в глазах начинают танцевать огоньки. Если это не перерастет в мигрень, ей очень повезет.
Теперь все идут, приплясывая, вдоль набережной, пока Линда фальшиво верещит свою версию Ride on Time, и в окнах верхних этажей загорается свет, когда они проходят мимо. Клэр плетется в пятидесяти футах позади, фейерверк внутри ее черепа мешает ей идти быстрее, ее не замечают, и она рада этому. «Я вышла замуж за мужчину, а теперь застряла с двенадцатилетним ребенком. Может, дело во мне? Это я тут лишняя? Даже Роберт Гавила присоединился, а за баловство с наркотиками его лишат лицензии в считаные часы, если об этом узнает Юридическое общество».
Они останавливаются впереди у подножия понтона, где небольшая группа лодок закреплена на болтающихся цепях велосипедными и висячими замками. Она слышит хихиканье, смех и «о-о-о, да». Она догоняет их.
– Что происходит?
– Мы собираемся пойти выпить на «Время пить джин».
Имоджен показывает на глубокую воду, где среди более тихих, маленьких лодок покачивается на течении огромная белая яхта.
– Купаться голышом! – кричит Линда.
Шон спрыгивает в одну из лодок, пока Роберт наклоняется, чтобы отпереть замок, и широко раскидывает руки, когда она шатается.
– Почти упал, – говорит он. – Давайте, дамы.
Линда идет, цокая каблуками, к его протянутой руке.
– Никаких шпилек на палубе, Линда, – говорит Мария. – Правда, ты провалишься прямо насквозь.
– Понятно, – произносит Линда. Кладет руку для равновесия на плечо Чарли и начинает возиться с застежкой на лодыжке. – Черт возьми, пальцы не слушаются.
– Д'вай сюда, – говорит Шон.
Она подходит к краю понтона и встает, возвышаясь, перед ним, вытянув ногу. «Он смотрит ей прямо под платье, – думает Клэр. – Я думала, что под этими кружевами у нее должны быть хотя бы стринги, но, очевидно, нет. Он любил, чтобы я приходила на свидания без нижнего белья. Как-то прислал мне шубу – настоящий мех, не искусственный, бывшего хорька или другого животного, – и заставил в одиночестве стоять в ней на краю Парк-Лейн, пока он не приехал на лимузине и не трахнул меня на заднем сиденье, пока мы ездили вокруг Марбл-Арч. Он любит такие вещи, тайные эксгибиционистские штучки. По крайней мере, пока не женится на тебе. Я такая дура. Думала, что это все сексуально, просто невинные фантазии, но теперь понимаю, что все
