Страшная тайна - Алекс Марвуд
Она встает, натягивает купальник и сарафан поверх него, спускается вниз. Гавила и Клаттербаки расположились на диванчиках, пьют чай. Ну, вернее, супруги Гавила и Имоджен пьют чай. Чарли пьет коньяк из одного из огромных штофов, которые Линда расставила в шкафах, чтобы продемонстрировать их вместительность. Джимми спит на третьем диване, храпя и укрывшись пледом. «Вряд ли он когда-нибудь доберется до спальни, – думает она. – Интересно, когда он был там в последний раз?»
Роберт видит, как она спускается по лестнице.
– Клэр! – зовет он. – Как ты себя чувствуешь?
– Лучше, спасибо, – отвечает она. Под их пристальными взглядами она чувствует себя голой, как будто спустилась в одном купальнике.
– Куда ты направляешься?
– Решила искупаться, чтобы прийти в себя.
Все они коротко переглядываются.
– Нет-нет! Останься! – говорит Имоджен. – Позволь мне сделать тебе чашку чая! Как твоя бедная голова? Все еще болит?
– Нет, спасибо. – Она не хочет больше проводить время с этими людьми. Они ей не друзья. – Я чувствую себя так, будто сто лет не двигалась. Разве вы уже не должны быть в постели?
– Почему? – спрашивает Чарли. – Который час?
– Почти полпятого.
– Ну, чтоб меня, – говорит он, – как время-то летит, когда веселишься! Может, по стаканчику на сон грядущий? Давай. Хороший бренди, чтобы улучшить кровообращение?
Ей становится плохо при одной мысли об этом.
– Чарли, конечно, это первое, что я делаю с утра. Спасибо, но я не так далеко зашла, чтобы пить бренди для бодрости. Разбуди Джимми, если тебе нужен собутыльник.
Она уже прошла тот этап, когда старалась быть вежливой с этим человеком. Тот смех на понтоне был последней каплей.
– Ну и пожалуйста, – фыркает он.
Мария начинает подниматься на ноги.
– Может, кофе, чтобы помочь тебе проснуться?
Она поднимает руку.
– Нет, Мария. Спасибо, но нет. Я не хочу чай, я не хочу кофе, я хочу поплавать.
Она понимает, что ее хотят задержать в доме. Ей хочется знать, что именно они пытаются помешать ей увидеть.
– О, ради всего святого, – говорит Чарли, – пусть эта глупая сучка идет. Мы же ей ничего не должны.
– Спасибо, Чарли. Хорошо, что мы наконец говорим честно.
– Нет, Клэр… – начала Мария.
– Забудь, – говорит она и выходит в прекрасное утро. Она хорошо представляет, что увидит, когда доберется до места назначения, и ее сердце колотится в груди. «Надо покончить с этим, – думает она. – Не то чтобы я не знала, но, если поймаю его с поличным, он больше не сможет притворяться, что это все моя вина, говорить, что я схожу с ума, пока он лжет, изменяет и…»
Они в бассейне, сношаются на ступеньках на мелководье. Он трахает ее сзади, ее худая задница двигается в воде вверх-вниз в ритме его толчков. «Фу, – думает Клэр. – Завтра мои дети будут плескаться в этой воде». Клэр босиком, поэтому они не слышат ее приближения. Они оставили ворота открытыми, поэтому она проходит бесшумно. Она стоит возле шезлонгов и, прежде чем заговорить, наблюдает за ними в течение минуты: бритая голова Шона покачивается туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда, ягодицы женщины гладкие и коричневые без единой линии загара. «Это не настоящий секс, – думает Клэр. – Это тот самый актерский секс, который ему всегда нравился: такой, который заставляет задуматься, не припрятал ли он где-нибудь видеокамеру, чтобы потом посмотреть на себя со стороны».
– Тебе придется сменить воду в этом бассейне, – комментирует Клэр. – Вряд ли теперь кто-то захочет в нем купаться.
Шон подпрыгивает, как злодей из пантомимы, почти теряет равновесие на ступеньке и, ухватившись обеими руками за поясницу Линды, выпрямляется. Линда охает; она так стонала в процессе, что не услышала Клэр. Повернувшись, чтобы высказать Шону все, что думает, Линда видит жену своего любовника и говорит:
– Ой.
– Клэр… – начинает Шон.
– Что? Это не то, чем кажется? Ты помогаешь ей найти контактные линзы? Прочищаешь ей трубы?
– Я…
– Даже не думай, – говорит она и слышит, как повышается ее голос. – Тебе нечего мне сейчас сказать. Я поймала тебя за руку, и тебе нечего сказать.
И тут она понимает, что он ничего не хочет сказать. Он не заинтересован в том, чтобы загладить свою вину, разобраться во всем, попытаться найти способ заставить ее остаться.
– Пошел ты, Шон! – говорит она и понимает, что кричит. – И ты вместе с ним, шлюха. Хочешь его? Можешь забирать. Только не думай, что он заберет в придачу твоих детей. Ему даже свои не нужны.
Клэр разворачивается и идет обратно в дом. Они остались там, в бассейне, все еще, кажется, сцепленные вместе. «Не могу туда вернуться, – думает она. – Было и так плохо, когда я знала, что все в курсе происходящего. Но теперь все знают, что я всё увидела, и я не вынесу этого позора. Такое унижение. Любовница превратилась в жену, а затем, в свою очередь, в рогоносицу».
Но она должна зайти, потому что снаружи делать нечего. Она входит в комнату и чувствует на себе их взгляды, поднимает подбородок и смотрит прямо перед собой.
– Клэр… – начинает Мария, но Клэр игнорирует ее. Проходит мимо, взгляд ровный, достоинство накинуто на плечи, как броня. Она поднимается по лестнице, раз, два, три, четыре, пять, холодное стекло под ее ногами, прохладные металлические перила под ее ладонью. «Я не покажу им этого, – думает она. – Они не увидят моих слез. Не эти люди. Никогда».
В спальне она берет сумочку, проверяет, в ней ли телефон и ключи от дома. Берет ключ от машины с прикроватной тумбочки, снимает кардиган со спинки стула. «Что мне нужно? Мне нужны их вещи. Мне нужны лекарства Руби, и плюшевый мишка Коко, и какой-нибудь способ перенести девочек, пока они спят, потому что они тяжелые, и я должна выбраться отсюда, я не могу здесь оставаться, со всеми этими людьми, его дружками, его шлюхой, которые смотрят на меня и смеются. Я не могу. Не могу. Я должна уйти. Уйти сейчас. Я не могу вернуться ко всем и забрать девочек. Не хочу видеть этих тварей. Не могу».
Она снова спускается по лестнице, величественно и уверенно, как дебютантка на балу. Остальные сидят молча и смотрят, как она снова пересекает комнату. Линда вошла в дом
