Страшная тайна - Алекс Марвуд
Клэр отодвигает стул и встает.
– Я пойду проверю детей, – объявляет она.
Разговор стихает, и все смотрят на нее. Среди этих сверкающих существ она в своем скромном платье выглядит как-то убого. «Это намеренно, – думает Симона. – Намеренное унижение мужа, чтобы показать ему, как мало она его ценит. Она не заслуживает его. Не заслуживает того, что у нее есть».
– Если тебе так нужно, – говорит Шон.
– Прошло уже больше часа. Мы договорились проверять каждые полчаса.
– Сообщи, если дом сгорел.
Он берет палочки для еды и отворачивается. Клэр на мгновение выглядит растерянной, как будто она надеялась на другой ответ.
– Ну, подумаешь, Руби заболела, – говорит она, затем берет свою сумку и шаль и удаляется.
Они все ждут, пока она пересекает террасу, выходит через раздвижную дверь и закрывает ее.
– Фух, – говорит Чарли. – Теперь мы можем начать веселиться.
Стол взрывается смехом.
– С днем рождения, Шонни! – кричит Чарли Клаттербак, и гости снова смеются и звенят бокалами.
– Отлично! – говорит Шон. – Я уже начал думать, что все забыли!
«Я не забыла, – думает Симона. – О Шон, дорогой, я не забыла. Только идиот может не заметить, как плохо она к тебе относится».
– Думаю, скоро наш Шонни пойдет своей дорогой, – говорит Джимми, и все перестают смеяться.
Имоджен поперхнулась шампанским, и Роберт хлопает ее по спине. «Он совершенно лишен такта», – думает Симона. Затем Шон снова поднимает свой бокал и звеняще чокается с Джимми.
– Да будет так! – говорит он. – Хотя я не питаю особых надежд. У нее есть некоторые сомнения насчет девочек. Не хочет оставлять их без отца или кого-то в этом роде.
– Кого-то в этом роде, – повторяет Линда с сарказмом.
– Тем не менее, – говорит Шон, – непохоже, что она будет требовать постоянных визитов, вроде Хэзер.
«О, – думает Симона, – так это действительно правда. Бедный Шон. Я полагаю, он просто должен оставить детей. Это часть брака, не так ли? Люди заводят детей, даже не задумываясь об этом, а потом дети превращаются в средство шантажа, чтобы удержать взрослых».
– Дети прочнее, чем кажется, – на голубом глазу выдает Имоджен. – Непохоже, что Инди и Милли много страдали, не так ли?
– Ну, я не знаю, – великодушно отвечает Шон.
«Он всегда хочет быть справедливым, – думает Симона. – Всегда пытается понять точку зрения другого человека».
– Уверен, что у них есть свои претензии.
– У всех есть, – говорит Имоджен. – Но пора бы повзрослеть.
– Бедняжки столкнулись с нехваткой пони, – вставляет Чарли, и все снова смеются.
– В Мейда-Вейл не так много мест для выпаса пони, – говорит Симона и в ответ получает еще один взрыв смеха и хлопок по спине от Чарли Клаттербака, который отдается у нее в костях.
Мария намазывает зеленую кашицу на комок чего-то бледно-кремово-желтого и палочками отправляет его в рот. Закрывает глаза, жует, глотает.
– Боже мой, ты сегодня на высоте, дорогой, – говорит она. – Что это?
– Это был морской еж. Остальное – карп, оторо и отличный жирный гребешок. Я пытался достать фугу, но найти за пределами Японии повара, который приготовит ее, практически невозможно.
– И никаких языков жаворонка? – подшучивает Джимми.
– Фугу? – спрашивает Симона.
– Рыба-иглобрюх. Один неправильно подобранный кусочек, и… – Он резко проводит палочками по горлу.
– Боже мой. Вы когда-нибудь ели ее?
– Нет, – печально отвечает Шон. – Я надеялся, что сегодня будет та самая ночь.
– Оу. Бедняге Шонни еще предстоит потерять свою рыбную девственность, – говорит Джимми, но на этот раз никто не смеется.
– А откуда у тебя взялся карп?
Шон заходится смехом, поднимает чашечку с саке и выпивает его до дна.
– Купил его живым у торговца кои в Уилмслоу. Не сказал ему, для чего именно.
– Ты неисправим! – восклицает Чарли.
– В конце концов, это ведь всего лишь рыба, не так ли? Я не смог бы доставить ее из Киото свежей.
Суши. Она видела их в витринах, но никто еще не водил ее даже в какое-нибудь сетевое кафе. Семейные прогулки Гавила обычно строятся с учетом вкусов Хоакина, и она может представить, какие рвотные звуки он издавал бы, если бы кто-то попытался накормить его сырой рыбой. Она и сама немного нервничает, но все вокруг причмокивают губами, как будто это сладости. В конце концов, сегодня она съела двух устриц, и если смогла справиться с улитками, то справится и с этим.
Шон смотрит на ее дощечку.
– Давай, – говорит он, – попробуй. Это большой деликатес.
«Как и столетние яйца, – думает она. – И утиные перепонки».
– Мои первые суши, – говорит она тихо.
– Сашими, – поправляет он. – Уверен, не последние. – Он берет свои палочки и намазывает немного зеленой пасты на то, что кажется ей куском тунца. – Васаби, – сообщает он ей. – Настоящий, а не та подделка в тюбиках. – Он берет кусочек и подносит его к ее рту. – Давай.
Она берет кусочек в рот и, подражая Марии, закрывает глаза, когда пробует. Резкий запах васаби заполняет ее нос, вызывает желание чихнуть, слезы выступают под закрытыми веками. Она почти выплевывает его, а затем – бум! – боль проходит, и ее захлестывает восхитительное сочное жирное послевкусие – бархат и крем вместе, – не такое рыбное, как она ожидала, не такое соленое, как она представляла себе морскую рыбу. Как изысканно.
Она открывает глаза. Он наблюдает за ней, на его губах играет полуулыбка. Остальные за столом тоже наблюдают. Ей становится не по себе от выражения лица Джимми: что-то вроде зависти в сочетании с любопытством. Она игнорирует его. Он жуткий. Жуткий и пьяница. Она взмахивает ресницами перед Шоном так, как это делала Линда.
– Восхитительно, – говорит она. – Боже мой, это чудесно. Я даже не представляла насколько.
Его улыбка расширяется. Она поднимает взгляд и видит, что ее отец наблюдает за ними. Его эмоции не поддаются прочтению, но она подозревает, что далеко не все из них положительные.
– Ура! Вот тебе новые впечатления! – говорит Шон и резко поворачивается к Линде.
Прежде чем взрослая женщина успевает переменить выражение лица, Симона улавливает в нем что-то подозрительное, нотки раздражения. «Она ревнует? Ко мне?» И чувствует, как по ее телу
