Иван Царевич и серый морг - Янина Олеговна Корбут

– Вот, дверь, – торопливо позвал он меня. – Тут засов заржавел, надо как-то открыть. – Мы выйдем в переулок.

Мы стали давить на засов вместе, стараясь при этом не производить много шума.

– На месте этой хаты когда-то была каменная церковь, ход остался. Это ещё и дренажная система. Рассчитана на многие века.

– Тебе страшно? – я вдруг понял, почему он так много говорит.

– А сам как думаешь? Дави давай.

Сначала засов стоял насмерть, а потом с неожиданно громким скрежетом улетел в сторону.

– А если они окружили дом? – подумал Тетерь вслух, не решаясь откинуть крышку.

– Сейчас узнаем, – выдавил я из себя, и первым вылез на улицу. Мы оказались прямо возле поваленного забора. Я оглянулся – в доме уже горел свет. Понятно, что через пару минут они всё поймут.

За несколько секунд мы перемахнули остатки забора и кинулись по тротуару вглубь проспекта. Боковым зрением я успел заметить, что кто-то из наших преследователей уже выбегал во двор.

Бежали мы быстро, несмотря на то, что оба были курильщиками, но через пару минут всё равно пришлось сделать остановку, чтобы отдышаться.

– Может, это менты? – кашляя, предположил я.

– Этих только не хватало. За мои дела всё равно срок дают, если ты не в курсе. Так что мне что те, что эти.

– Тебе есть куда идти? – запоздало поинтересовался я.

– Теперь нет.

– Хреново…

Я подумал о том, что меня-то преследователи не видели и, судя по всему, пока не ищут слишком интенсивно. А вот Тетерь лишился последнего укрытия. Тут я вспомнил о квартире журналиста. Зная, что тот мёртв, вряд ли в его квартиру сунется кто-то из этой публики. Даже если им известно местоположение квартиры, они там уже всё наверняка перерыли. А хозяйка в Калининграде.

– Есть место, можно пересидеть пару дней, пока всё не закончится, – решился я.

– Что закончится? – хмыкнул Тетерь, отхаркивая слюну.

– Весь этот беспредел.

– А сам чего там не сидишь?

– У меня дело есть.

– Ты чокнутый. Считаешь, сила в правде? «Брата-2» пересмотрел? Прав я был, прав. Нет ума – считай, пропало.

Я проигнорировал его ценное замечание и быстро объяснил ему, как найти квартиру журналиста. Подумав секунду, добавил:

– Говорят, любую дверь можно без ключей открыть.

– Разберусь, – буркнул он и нырнул в подворотню.

Я свернул к банку, перебежал через небольшой скверик, и вдруг до меня донёсся шум мотора. Скорее всего, эти сволочи уже сориентировались и прочёсывают улицы.

Перемахнув через низенький кованый заборчик, я перебежал проезжую часть и снова повернул, петляя, как заяц.

Я быстро приближался к тому месту, где по нашей договорённости меня должен был ждать Суслик. Но услышал тарахтение мотора за спиной и почти на ходу запрыгнул на сиденье позади товарища.

– Говорил же ждать и не соваться! – закричал я ему в ухо, когда мы рванули вперёд. – Не хватало, чтобы они вычислили ещё и твой моцик.

– Так я сначала пешочком, тихонечко, – оправдывался приятель. – Увидел, что там начался кипиш. И как вы драпанули. Тогда уже за моциком побежал. Где они?

– В другую сторону поехали, за Тетерем. О том, что я в доме, никто не знал. Ловят только его. Но он парень ловкий, надеюсь, уйдёт.

Ночевать мы поехали к Вовке. Его отчим был на ночной смене, а матушка уехала к бабке, поэтому мы тихо поужинали на кухне холодными котлетами и завалились спать на старой тахте в зале.

Признание и власть

С утра мне на мобильный позвонил Димка. Судя по доносящимся крикам, он всё ещё отдыхал на рыбалке с весёлой компанией.

– Я тут немного разузнал по твоему вопросу. У нас в компании есть мой однокурсник, который сектами давно занимается. Он тебе может подробнее рассказать. Сейчас трубку ему дам.

Александр разрешил обращаться к нему без отчества и быстро всё разъяснил на пальцах. Но я всё равно стал задавать кучу встречных вопросов. Тогда он понял, что так просто от меня не отделаться:

– Послушай, Иван. Религия – это просто кладезь идей для тех, кто жаждет признания и власти, но не может получить их в обычной жизни. Но это не наказывается уголовно, если всё делается по доброй воле и согласию.

– То есть, если в секту вербуют больных людей под видом помощи, это никого не волнует? – с вызовом спросил я.

Мне казалось, что моё сенсационное признание произведёт на столичного журналиста впечатление, но он только хмыкнул:

– Я тебе даже больше расскажу. У нас в стране многие общественные организации, на деле являющиеся теми же сектами, занимаются благими делами. Видел, может, на столбах рекламу? Обещают помочь наркозависимым. Мы как-то пытались тайно внедриться, но никакого криминала не накопали. Чай, кофе, присаживайтесь, тут вам будет поудобнее… Исключительно предупредительный доктор деликатно интересуется моими проблемами. Грамотная речь, вкрадчивый голос, излучающий тепло взгляд… Такие псевдоцеркви имеют не по одному реабилитационному центру. Месяц пребывания в них обходится в круглую сумму. Правда, представители церквей подчёркивают, что это – добровольные пожертвования. На первый взгляд вроде бы благое дело делают: наставляют на путь истинный нариков и прочих маргиналов.

– Но?

– Но наши священники смотрят на это с большой тревогой. Сейчас только ленивый не использует тему реабилитации наркозависимых. Всякие там пятидесятники в смутные перестроечные годы хлынули в Россию. Их заблуждения даже христианством назвать нельзя, и носят они ярко выраженный оккультный характер. Их использовал ещё сам Гитлер, когда тысячи людей видели в нём божество и впадали в транс…

– Так чем они занимаются в своих центрах?

– Реабилитация, которую обещают в этих общинах и поселениях, вызывает зависимость другого свойства, – продолжил Александр. – И если к наркотикам уже не тянет, то может наступить зависимость от священнослужителей, от того состояния, в которое тебя ввергают.

– Как они это делают? – спросил я.

– Гипнотический транс – форма управления сознанием. Позволяет внушить любому человеку всё что угодно.

– Ничего себе…

– Я присутствовал при том, что у них называется «молитвой мук рождения»: молящийся должен просто кричать изо всех сил, не произнося никаких слов. Просто вопит как можно громче и дольше. Несвязная речь, бормотание, крики, а в православной духовной практике определяется однозначно – беснование. Закончилось тем, что все участники вповалку лежали на полу и ползали под стульями. Видел я и их «святой смех».

– Это что такое?

– С подачи проповедника аудитория заходится в многочасовом истерическом смехе. Люди катаются по полу, теряют сознание. Это называлось у них «радостью