Страшная тайна - Алекс Марвуд
– Я не планировала читать никому лекции, – говорит она.
– Тебе все равно придется следить за весом девочек.
– Им по три года.
– Ну, ты же знаешь, что говорят о раннем ожирении.
– Они выглядят страдающими ожирением?
– Боже, – тянет Имоджен, – я ведь не критикую их. Я просто говорю.
– Так не нужно говорить, – отзывается Клэр. – Просто не нужно.
– Нет. Не могу найти. Он, наверное, забрал их обратно, болван, – говорит Линда. Она подходит к двери на своих четырехдюймовых каблуках и кричит в сад: – Джимми! Где твоя сумка с вкусняшками?
Тишина.
– Джимми!!!
– Черт возьми, – говорит Шон. – Если местный маяк когда-нибудь сломается, береговая охрана сможет использовать тебя вместо сирены.
Джимми идет по саду, рубашка развевается на смуглом теле. Он весь день работал над своим и без того выразительным загаром. Начал пить он при этом в одиннадцать утра, причем сразу водку, «чтобы прийти в себя», и теперь походка у него отнюдь не ровная. Его пуделиные кудри намокли и прилипли к голове. Он явно сидел в бассейне, пока женщины кормили его детей. «В этом доме нет ни одного мужчины, который был бы готов тратить время на детей, – думает Клэр. – Как в семидесятые».
– Что?
– Где твоя сумка с вкусняшками?
– У камина.
Клэр чувствует мурашки на шее.
– Серьезно? В доме шестеро детей, а ты просто бросил ее там валяться?
– Остынь, сестренка, – говорит Джимми в своей тошнотворной манере. – Она на замке.
Он ковыляет через комнату и выуживает свой кейс из-за дивана. Открывает его на столешнице, словно М, показывающий Бонду свои последние разработки.
– Вот, пожалуйста, мадам. Одна полоска «Зопиклона» к вашим услугам.
Линда выхватывает блистер у него и начинает выковыривать таблетки.
– И позвольте заметить, – он кладет руку на ее обтянутую кружевом ягодицу, – что сегодня вечером вы выглядите особенно аппетитно.
Линда отпихивает его, даже не глядя в его сторону. Джимми пожимает плечами, как будто это абсолютно нормально.
– Кто-нибудь хочет еще чего-нибудь, пока лавочка открыта? Какие-нибудь проблемы и боли? Плохое настроение? Маленькая голубая таблетка для именинника?
Все его игнорируют. Несомненно, они передумают, как только вернутся из ресторана. Есть что-то в официальных нарядах, что, кажется, располагает людей к алкоголю.
– Нет? – Он смотрит вокруг мутными голубыми глазами. – Хорошо, тогда немного оксикодона для больной спины вашего бедного старого доктора, и пойдем.
Он достает капсулу из коричневой банки, глотает ее и запивает водкой. Триумфально всем улыбается.
Мария возвращается из туалета, ведя Руби за руку. Она раздевает ее до купальника и бросает маленькое розовое платье в стиральную машину. Руби бледная, зеленоватого оттенка.
– О господи. – Клэр опускается на колени перед дочерью, ощупывает ее лоб. Он горячий. Не обжигающе горячий, но определенно теплее, чем должен быть. – Тебе плохо, дорогая?
– У меня болит животик, – мямлит Руби.
– Надеюсь, ты не подхватила что-нибудь.
Уголки рта Руби кривятся, а глаза наполняются слезами.
– Меня вырвало, – объявляет она.
– О, я знаю, – говорит Клэр и обнимает ее.
Руби не реагирует. Просто стоит в объятиях и терпит.
– Ничего такого, с чем не справится хороший ночной сон, – произносит Линда, беря в руки машинку для нарезания таблеток.
Клэр откидывается на спинку стула, придерживая дочь за плечики и изумленно глядя на Линду.
– Нет! Ни за что! Я не дам ей эту дрянь, когда она больна. Извините, но нет, и все.
Шон взрывается:
– О, отлично! Опять, черт возьми, началось!
Она оглядывается, и все остальные смотрят на нее. Ну вот, Клэр Джексон, как обычно, портит все веселье. Явно нет никого, кто поддержал бы ее. Все они – его друзья. Даже те, кто – вроде Марии – притворяется, что дружат и с самой Клэр. В конце концов, для них важнее всего деньги. И собственное удовольствие. Даже у Имоджен, похоже, в данной ситуации нет своего мнения по поводу ее паршивых материнских качеств.
– Ну, давайте я останусь дома, – предлагает Клэр.
– Нет! – Шон почти кричит, и Клэр невольно глядит на дверь. У нее вдруг возникает ужасное чувство, что весь район слушает, как они спорят о том, стоит ли давать наркотики своим детям. – Ты бы с радостью, да? Принцесса-мученица Клэр портит всем вечер, что бы мы чувствовали себя дерьмом. Ты просто…
– Шон! Прекрати! Руби нездорова. Я не могу просто уйти и бросить ее!
– О да, – огрызается он с горечью. – Твой ребенок. Ради бога, у нее просто вирус. Они у нее постоянно. Я не знаю, почему ты сегодня вдруг стала матерью года.
«Потому что обычно я не кормлю ее наркотиками». Клэр судорожно сглатывает. «Я знала. Я так и знала. Он ревнует к ним. Если надо, он изображает любящего папочку, но он на самом деле истерит с их рождения, потому что больше не является моим единственным приоритетом».
– Ты просто!.. Ты просто всегда все портишь! – кричит он. – Это мой день рождения! Мой день рождения! Мой юбилей! Другого у меня никогда не будет! Я потратил бог знает сколько сил, не говоря уже о деньгах, чтобы организовать этот ужин, и за тебя мне, конечно, деньги уже не вернут. Как обычно: ты всегда ставишь мне палки в колеса, когда речь заходит о моем удовольствии. Иди ты нахер, Клэр. Мне это надоело.
– Шон, я просто… Я не пытаюсь… Я просто… Я не…
Семь пар глаз буравят ее. Шестеро присутствующих наслаждаются супружеской драмой. Стоит молчание. Они смотрят друг на друга.
– Вчера все прошло нормально, – говорит Шон. – Вчера вечером ты так же сходила с ума, но все было отлично, несмотря на все твои усилия. Джимми – врач, ради бога. Он знает, что делает. У тебя что, внезапно появилось медицинское образование?
– Но нас здесь не будет! – скулит она.
Линда закончила кромсать. Она обходит кухонный стол, пока Шон разглагольствует, и по очереди раздает малышам «специальные витамины». Коко открывает рот, позволяет положить свою порцию на язык и проглатывает ее с апельсиновым соком. «Мои маленькие девочки такие удивительно сговорчивые, – думает Клэр. – Сделают все, если ты будешь с ними ласкова. По идее, отец должен бы хотеть провести день рожденья с дочерьми».
– Ты просто… ты все портишь, – подытоживает Шон. – Неважно. Можешь никуда не идти. Мне все равно. Серьезно, Клэр, я сыт по горло.
Он отворачивается от нее с гримасой отвращения и уходит в
