Ключ к убийству - Урса Алекс
– Я здесь в связи с делом Анжело Бертолини, – произнес он и тут же заметил перемену в лице молодой женщины.
– Вы журналист? – выплюнула она с презрением, и дверь в монастырскую обитель стала стремительно закрываться у Франсуа перед носом.
– Нет-нет! – поспешил заверить монахиню Франсуа и с тяжелым вздохом все же вытянул из заднего кармана брюк удостоверение. – Я из французской полиции. Точнее, я ведущий следователь по делу синьора Бертолини. Мне нужно задать настоятельнице несколько вопросов о пребывании Анжело в монастыре. Он ведь воспитывался здесь, в детском приюте?
Монахиня протянула руку и, забрав удостоверение, основательно его изучила. Франсуа подумал, что, очевидно, вездесущие журналисты добрались и сюда тоже. Монахиня вернула документ и слегка улыбнулась, подтверждая его догадку.
– Извините, – смягчила она тон, – пару раз приходилось отгонять назойливых репортеров, которые кружили здесь в поисках информации. Нам приходится быть осторожными. Меня зовут сестра Виттория. Следуйте за мной.
Она развернулась и, не оглядываясь, пошла в глубь монастыря. Из-за длинной черной рясы Франсуа казалось, что она парит над землей, не касаясь подошвами поверхности. Он задал себе вопрос: что женщина, вроде сестры Виттории, делает в таком мрачном месте и что могло заставить ее принять постриг? Впрочем, ему ли было не знать о мерзкой изнанке жизни. Они прошли длинными коридорами, не встретив ни единой души. Звук их шагов по каменному полу гулко отражался от прохладных стен. Франсуа тут же окутали запахи воска, ладана и свежевыглаженного белья. В итоге монахиня остановилась, пропуская Франсуа в светлый просторный кабинет, практически лишенный мебели. Кроме огромного массивного стола, заваленного кипами бумаг, распятия на стене, стула и нескольких стеллажей с книгами, здесь ничего не было. Сестра Виттория показала Франсуа на стул, и сама села за стол напротив него. Некоторое время они молчали. Франсуа недоумевал о причинах такой задержки, а монахиня явно что-то решала для себя. Франсуа поерзал на своем месте.
– Так я могу увидеться с матерью-настоятельницей? – не выдержав, снова спросил он.
– Видите ли, Франсуа, – произнесла сестра Виттория, подняв на него глаза. – Я боюсь, вы не сможете поговорить с матушкой.
У Франсуа упало сердце. Он клял себя за то, что даже не додумался позвонить в монастырь перед поездкой и проделал свой путь сюда совершенно зря. «Ну, конечно, – думал он, – столько лет прошло. Скорее всего, мать-настоятельница уже умерла».
– Она не?.. – начал он.
– Нет-нет! – спохватилась сестра Виттория, угадав его мысль. – Матушка жива-здорова. Но она ни с кем не разговаривает и ведет затворнический образ жизни.
– Возможно, она сделает для меня исключение? – спросил Франсуа, испытывая облегчение оттого, что важный свидетель все же жив и находится в непосредственной близости от него. Он не сомневался, что у него найдутся аргументы, способные разговорить суровую женщину.
– Не думаю, – покачала головой сестра Виттория, – матушка приняла обет молчания.
Франсуа остолбенел. Наступила звенящая тишина.
– Что это значит? – спросил он, решив уточнить. – Извините, я не силен в монастырской терминологии. Она не разговаривает с посетителями или как?
Сестра Виттория посмотрела на него с искренним сожалением и объяснила:
– Это значит, что вот уже несколько лет мать-настоятельница Анна-Мария не разговаривает ни с кем. Вообще. Она хранит полное молчание.
– Но как же так… – растерялся Франсуа. – А как же она осуществляет требующееся руководство? Она же все еще настоятельница этого монастыря?
– Да, – утвердительно кивнула сестра Виттория, – но, к сожалению, только формально. Всю административную работу она перепоручила мне. Я ее доверенное лицо и связь с внешним миром. – Она помолчала, давая Франсуа возможность осмыслить услышанное. Франсуа подавленно молчал. Однако сдаваться так просто он и не думал.
– Сестра Виттория, – он слегка наклонился вперед, и старый стул под ним жалобно скрипнул, – дело очень серьезное. Анжело Бертолини выдвинуто обвинение в убийстве, которого он, вполне возможно, не совершал. Речь идет о жизни человека. Я располагаю сведениями, что убитый Ксавье Седу встречался с матушкой много лет назад, и знаю, что содержание их беседы повлекло за собой в дальнейшем очень серьезные последствия. Ради этого разговора я проделал неблизкий путь из Парижа и, скажу, по правде, пошел на должностное преступление. Неужели ничего нельзя сделать? Ведь это немилосердно… Это даже как-то не по-божески. Может быть, мать-настоятельница сделает для меня исключение? Она ведь многое знает об Анжело и способна на многое пролить свет.
Он умоляюще сложил руки и посмотрел на монахиню. Сестра Виттория колебалась. Это было видно по тому, как она закусила губу и барабанила пальцами по столу. В результате она тяжело вздохнула и встала.
– Я попробую что-нибудь сделать, – сказала она. – Подождите меня здесь. – И вышла, оставив Франсуа одного.
Медленно потекли минуты. Франсуа, предоставленный самому себе, сидел в полной тишине, ощущая на плечах тяжесть последних дней. Вот уже которые сутки подряд он бежал, боясь остановиться и опоздать. Теперь же ему пришлось молча и неподвижно сидеть на одном месте, и внезапно Франсуа почувствовал дикую усталость. Адреналин, бивший его и день и ночь с того самого момента, как ему позвонил Солюс и велел выезжать на место происшествия, стал спадать на нет.
В монастыре царила абсолютная тишина. Почти метровые стены хранили прохладу и спокойствие, не позволяя суетному внешнему миру проникнуть дальше монастырской ограды. В кабинете, не утрачивающем, судя по всему, свой первозданный вид вот уже не первое столетие, было всего одно узкое окно, но мягкий солнечный свет уже клонившегося к вечеру дня щедро проникал через него в помещение. Единственным отчетливым звуком, доносящимся до Франсуа, был шелест высоких тополей, окружавших обитель, словно они были надежными стражниками. Франсуа физически почувствовал, как медленно и величаво течет в этих стенах время. Как спокойно и тихо здесь было Анжело, когда в его жизни были только бог и музыка. Веки Франсуа тяжелели – сказывался хронический недосып, и он позволил себе откинуться на высокую спинку стула на мгновение, даже не понимая, как на него навалился сон.
Худой и даже слегка костлявый юноша с растрепанной копной волос и совсем юная девушка в монашеском облачении сидели бок о бок перед старинным фортепиано. Юноша показывал, как правильно ставить пальцы, девушка смеялась, а сквозь стрельчатые витражные окна лился мягкий послеполуденный свет. Кроме робких звуков пианино, не было слышно ничего, только шепот вековых тополей.
– Завтра я уезжаю. Помолись за меня, Витта…
«Она его знала! Вот почему так яростно его защищает!» – проснулся осененный догадкой Франсуа и наткнулся на чей-то внимательный взгляд.
В дверном проеме стояла худая, как жердь, женщина в простом черном монашеском одеянии. Несмотря на то что ей явно было уже много лет и ее лицо было изрезано морщинами, язык не поворачивался назвать ее старухой. Ее светлые глаза хоть и выцвели с годами, но не утратили живость мысли, спина была благородно выпрямлена, а голова сохранила гордую посадку. Франсуа покраснел, думая о том, сколько времени она за ним наблюдает, и поспешно вскочил на ноги, с грохотом роняя позади себя тяжелый стул. Он замешкался, не зная, как себя вести. Уместно ли поздороваться, если женщина хранит обет молчания и не станет отвечать в ответ, или, может, нужно поцеловать ей руку, как он когда-то видел в кино?
Тут он заметил, что настоятельница держит в руках небольшую картонную коробку – обычную, разве что очень старую, со сглаженными временем углами. Франсуа нерешительно замер, ожидая, что будет дальше. Настоятельница подошла к нему и помедлила, испытующе вглядываясь в глаза. Она словно решала для себя, достоин ли он того дара, что она собиралась преподнести ему. Франсуа замер и перестал дышать. Его сердце ухнуло в желудок, а затуманенный ото сна мозг перестал функционировать. Он заставил себя смотреть настоятельнице прямо в глаза, почему-то боясь даже моргать. В конце концов бледные узкие губы женщины тронула слабая улыбка. Она, не отводя взгляда, медленно протянула детективу коробку. Франсуа осторожно принял предмет, понимая, что это все, что она может ему дать. Настоятельница помедлила и, подняв руку, благословила его. Потом еле заметно кивнула и так же не торопясь удалилась, чуть слышно шелестя рясой. Франсуа онемевшей рукой нашарил за собой опрокинутый стул и без сил рухнул на него, чувствуя внутреннее оцепенение. В его руках осталась небольшая легкая коробка, настоятельницы же и след простыл, словно она была лишь видением. Вместо нее в кабинет снова вернулась сестра Виттория. Увидев растерянного и растрепанного Франсуа, бережно прижимающего к груди неожиданный дар, она молча заняла свое место за столом.
