Джозеф Кэнон - Хороший немец
— Но он же в конце приехал за вами.
— Да, а знаете, как? Вместе с эсэсовцами. Ты что, сказал я ему, думаешь, я сяду в этот автомобиль вместе с ними?
— За вами приехали эсэсовцы?
— За мной? Нет. За документами. Даже когда здесь уже были русские, они приехали забрать документы — представляете? Чтобы спасти самих себя. Они полагали, мы не знаем, чем они занимались? Как можно такое скрыть? Глупость. И тогда, здесь. «Это единственный способ, — сказал Эмиль, — у них машина, они заберут тебя». — Он изменил голос. — «Скажи этому старому хрену, чтоб поторапливался, или мы его тоже пристрелим», — сказали они. Пьяные, думаю, но пристрелят. Они расстреливали людей даже тогда, в последние дни, когда все было кончено. Хорошо, сказал я, пристрелите старого хрена. Будет на одну пулю меньше. «Не говори так, — сказал Эмиль. — Ты с ума сошел?» Это ты сошел с ума. Русские повесят тебя, если схватят вместе с этими свиньями. «Нет. Шпандау открыт, мы уйдем на запад». Я лучше останусь с русскими, чем с этим отребьем, сказал я. Спорили даже тогда. — Снова голос эсэсовца. — «Оставь его. У нас нет времени». — И это, конечно, верно — артиллерию было слышно отовсюду. И они уехали. Это был последний раз, когда я видел его, как он сел в автомобиль вместе с эсэсовцами. Мой сын. — Голос его затих. Он словно бы мысленно перематывал бобину с кинопленкой, снова воспроизводя эту сцену.
— Он пытался спасти вас, — сказал Джейк.
Но профессор Брандт пропустил его слова мимо ушей и вернулся опять к разговору.
— А откуда вы его знаете?
— Лина работала вместе со мной в «Коламбии».
— На радио, да, помню. Когда это было. — Он взглянул на Лину, которая поджидала их у кромки сада, где медленные воды Шпрее делали поворот. — Она плохо выглядит.
— Болела. Теперь ей лучше.
Профессор Брандт кивнул:
— Так вот почему не приходила. Обычно после налетов она меня навещала — посмотреть, в порядке ли я. Верная Лина. Не думаю, что она ему сказала об этом.
Когда они подошли ближе, Лина повернулась к ним.
— Посмотрите на уток, — сказала она. — Они все еще здесь. Кто их кормит, как вы думаете? — Заговорила как бы извиняясь за свою выходку. — Ну что, закончили?
— Закончили? — переспросил профессор Брандт и внимательно посмотрел на Джейка. — А что вам нужно?
Джейк достал из нагрудного кармана фотографию Талли.
— Этот человек приходил к вам? Вы его видели?
— Американец, — сказал профессор Брандт, рассматривая фотографию. — Нет. А что? Он тоже ищет Эмиля?
— Мог искать. Он познакомился с Эмилем во Франкфурте.
— Он из полиции? — спросил профессор Брандт настолько быстро, что Джейк посмотрел на него с удивлением. Интересно, как это — быть под слежкой двенадцать лет.
— Был. Его убили.
Профессор Брандт пристально посмотрел на него.
— И поэтому вы хотите найти Эмиля. Как друг.
— Да, как друг.
Он посмотрел на Лину.
— Правда? Он не хочет арестовать его?
— Вы считаете, что я бы помогала ему в этом? — спросила она.
— Нет, — ответил за нее Джейк. — Но я беспокоюсь. Две недели — слишком большой срок для без вести пропавшего в Германии в такое время. Он последний, кто видел Эмиля, и он мертв.
— Что вы говорите? Вы полагаете, что Эмиль…
— Нет, я так не думаю. Я не хочу, чтобы он закончил свою жизнь так же. — Он помолчал, заметив тревогу профессора Брандта. — Эмиль может что-то знать, вот и все. Нам нужно найти его. На квартиру к Лине он не приходил. Единственное место, куда он мог еще прийти, — это к вам.
— Нет, ко мне он не придет.
— Раньше приходил.
— Да, и что я ему сказал? В тот день, когда он явился с эсэсовцами, — сказал профессор, снова прокручивая фильм. — «Не возвращайся». — Он отвел взгляд. — Он больше сюда не вернется. Сейчас, по крайней мере.
— Ну, а если вернется, вы знаете, где Лина живет, — сказал Джейк, возвращаясь к началу.
— Я прогнал его, — сказал профессор Брандт, все еще погруженный в собственные мысли. — Что я мог сделать? СС. И я был прав.
— Да, правы. Вы всегда правы, — устало сказала Лина, отворачиваясь. — И вот посмотрите.
— Лина…
— О, хватит. Я устала от споров. От вечной политики.
— Какая политика? — сказал он, качая головой. — Какая политика? Ты считаешь, это была политика — то, что они натворили?
Она подняла на миг глаза, затем повернулась к Джейку:
— Пошли.
— Ты еще придешь? — спросил профессор Брандт, как-то сразу нерешительно, по-стариковски.
Она подошла, ткнулась головой ему в плечо, затем с неожиданной кротостью провела руками по костюму, как бы желая поправить ему галстук. Он стоял, выпрямившись, позволяя ей вместо объятий разгладить руками материю. — В следующий раз я вам его поглажу, — сказала она. — Вам что-нибудь нужно? Еда? Джейк может достать продукты.
— Если только кофе, — сказал он нерешительно, не желая просить.
Лина похлопала по его костюму в последний раз и ушла, не дожидаясь их.
— Я немного погуляю, — сказал профессор Брандт, и посмотрел в спину уходящей Лине. — Она как дочь мне.
Джейк только кивнул, не зная, что сказать. Профессор Брандт приосанился, выпрямил плечи и надел шляпу.
— Герр Гейсмар? Если вы найдете Эмиля… — Он замолчал, тщательно подбирая слова. — Будьте ему другом. У американцев. Полагаю, у него проблемы. Поэтому помогите ему. Вы удивлены, что я прошу об этом? Старый немец, такой строгий. Но ребенок — он всегда ребенок, здесь, в твоем сердце. Даже когда они становятся… теми, кем становятся. Даже тогда.
Джейк посмотрел на него. Высокого и одинокого посреди грязного поля.
— Эмиль не сажал людей в поезда. Есть разница.
Профессор Брандт посмотрел на обугленное здание, затем повернулся к Джейку и опустил поля шляпы.
— Вам судить.
Когда они вернулись к джипу, Джейк целую минуту рассматривал улицу, где жил профессор Брандт, но никого там не увидел — даже молодого Вилли, дежурящего за сигареты.
У фрау Дзурис ничего не изменилось: так же тек потолок в коридоре, так же варилась картошка, так же украдкой выглядывали из спальни дети с ввалившимися глазенками.
— Лина, господи, ты. Так вы нашли ее. Ребята, смотрите, кто к нам пришел, Лина. Заходите.
Но все внимание было обращено на Джейка, вынимающего плитки шоколада. Шоколад мгновенно оказался в руках у детей, блестящие обертки «Херши» сдернуты, фрау Дзурис даже не успела остановить их.
— Что за манеры. Дети, что нужно сказать?
Ребятишки, откусывая, пробормотали «спасибо».
— Проходите, садитесь. Ох, Ева будет жалеть, что не повидалась с вами. Она опять в церкви. Каждый день туда ходит. Что ты вымаливаешь, спрашиваю я, манну небесную? Попроси господа, пусть картошки пришлет.
— Так она в порядке? А ваш сын?
— Все еще на востоке, — сказала она, понизив голос. — Где именно, не знаю. Может, она молится за него. Но там бога нет. Только не в России.
Джейк планировал заглянуть на пару минут — задать простой вопрос, — но уже сидел за столом, поддавшись гостевому ритуалу. Разговор велся на чисто берлинскую тему: перечисление тех, кто выжил. Грета снизу. Квартальный, который выбрал не то убежище. Сын фрау Дзурис, который уберегся от армии, но был схвачен на заводе «Сименс» и угнан русскими.
— А Эмиль? — спросила фрау Дзурис и искоса посмотрела на Джейка.
— Не знаю. Мои родители погибли, — сказала Лина, меняя тему.
— Налет?
— Да, как мне сказали.
— Столько людей, столько людей, — запричитала фрау Дзурис, покачивая головой, потом просияла. — Но увидеть вас снова вместе — такое счастье.
— Для меня, да, — сказала Лина, слабо улыбнувшись и глядя на Джейка. — Он спас мне жизнь. Достал лекарство.
— Вот видишь? Американцы. Я всегда говорила, что они хорошие. Но Лина — особый случай, да? — почти игриво обратилась она к Джеку.
— Да, особый.
— Знаешь, он может и не вернуться, — сказала она Лине. — Нельзя винить женщин. Мужчины затевают войны, а ждут их женщины. Но как долго? Ева ждет. Он мой сын, конечно, но я не знаю. Сколько их вернется из России? А есть надо. Как она прокормит детей без мужчины?
Лина посмотрела на детишек, которые продолжали жевать шоколад, и ее лицо смягчилось.
— Они выросли. Я их даже не узнала бы. — На какой-то миг она, кажется, стала другой, вернулась в ту свою жизнь, которой Джейк никогда не знал, которая была прожита без него.
— Да, и что с ними будет? Так жить, как сейчас, на одной картошке? Даже хуже, чем во время войны. А теперь у нас еще и русские.
Джейк решил воспользоваться ситуацией.
— Фрау Дзурис, военный, который искал Лину и Эмиля, — он был русским?
— Нет, америкос.
— Этот человек? — Он передал ей фото.
