Ной Чарни - Двойная рокировка
Однако Элизабет не верила в мистику. Институт Куртолда, где она писала диссертацию, был тем последним бастионом, где еще встречались знатоки. Существовавшие там методы обучения заставляли вспомнить одну старую легенду.
В Древнем Китае некоего юношу отдали в учение ювелиру, делавшему нефритовые украшения. Он считался величайшим мастером, и его изделия пользовались большим спросом. Ученик был счастлив, попав к такому искуснику, и с нетерпением ожидал, когда тот начнет передавать ему свое мастерство.
В первый день мастер велел ученику протянуть руку. Юноша повиновался, и мастер положил ему на ладонь маленький кусочек нефрита — красивый, гладкий и зеленый, как коралл под толщей воды.
— А теперь ты должен тщательно изучить его, — сказал мастер. — Это настоящий нефрит, и тебе необходимо ощутить его всеми органами чувств. В конце дня я приду и проверю, как это удалось.
Юноша был несколько разочарован таким заданием, но отнесся к нему очень серьезно. Он ощупывал нефрит, перекатывал в ладонях, рассматривал со всех сторон, царапал ногтем, слушая, какой получается звук, нюхал его и пробовал на вкус.
В конце дня пришел мастер. Он увидел, что ученик был прилежен, и похвалил его.
На следующее утро юноша с нетерпением ожидал нового задания. Но мастер вручил ему еще один кусок нефрита.
— Я хочу, чтобы ты внимательно изучил его. В конце дня приду и проверю.
Юноша собрался возразить, но был остановлен строгим взглядом учителя.
— Если хочешь учиться у меня, сынок, беспрекословно выполняй все мои распоряжения, — жестко сказал мастер. — Делай, как я говорю, и станешь великим ювелиром.
Юноша молча повиновался.
Целый год мастер давал ему по утрам кусок нефрита и оставлял на весь день наедине с камнем. Стараясь не выдавать своего разочарования, юноша усердно продолжал учиться. Он не протестовал и, следуя указаниям мастера, прилежно изучал каждый новый камень.
Однажды утром мастер, как всегда, положил камень в протянутую руку ученика. Когда он собрался уходить, юноша вдруг произнес:
— Простите, мастер, но это не настоящий нефрит.
— Ну что ж. Теперь ты готов к обучению, — ответил ему тот.
Элизабет услышала эту историю при зачислении в Институт Куртолда и запомнила. Она символизировала культ специальных знаний. Истинные знатоки обладают массой сведений об узкоспециальных предметах. Это вымирающая порода людей.
Повозившись несколько минут с холстом, Барни повернулся к публике.
— Вы правы. Здесь что-то не то. Слишком свежая краска.
— Вы хотите сказать, что она написана не в тысяча девятьсот восемнадцатом году? — воскликнула Элизабет, выходя из задумчивости.
— Точнее, несколько дней назад.
— Вы что, смеетесь?! — возмущенно завопил Уикенден.
В отличие от Делакло и ван дер Меер он ничего не подозревал.
— Это даже не совсем масляная краска. Туда что-то добавлено. Мне понадобится сделать анализы, чтобы определить точно…
— Вы что, шутите? — растерянно спросила Элизабет.
— …но прежде всего требуется рентгенография. Это займет некоторое время, но у нас здесь есть все необходимое…
— Ну так сделайте ее, Барни. Прямо сейчас.
Элизабет ван дер Меер как-то сразу сникла. Уикенден не спускал с нее глаз, пытаясь прочесть ее мысли. Догадывалась ли она с самого начала? Легко быть пророком задним числом. Такого удара ей не перенести. Если это действительно фальшивка, значит, она пустила на ветер не только средства музея, но и ту кучу денег, которую лорд Хакнесс столь любезно выложил из своего кармана. И все это ради ничего не стоящего куска холста. Однако оставался вопрос: была ли эта фальшивка куплена на торгах или ее подсунули грабители, оставив подлинник себе?
— Мисс Делакло, вы говорили, что присутствовали на аукционе, — начала Элизабет, стряхивая оцепенение. — Та картина, которую я купила, была подлинной?
— Точно не знаю. Но похоже, что да. У меня тогда возникло чувство, будто что-то не так. Картина, выставленная на торги, выглядела вполне подлинной, но отличалась от той, что была в каталоге. На вид она казалась настоящей. Просто еще один вариант из известной серии Малевича. А вот потом… возможно, ее подменили после торгов. Но в это трудно поверить… «Кристи» слишком солидная фирма.
— Хорошо. Давайте сядем и обсудим все за чашкой чаю. Барни, позовите нас, когда закончите, — распорядилась Элизабет, провожая Делакло к выходу.
Уикенден все еще не оправился от потрясения. У него даже расстроился желудок.
— Вы хотите сказать, что это даже не Малевич?
— Больше похоже на «Бенджамина Мура».
— Это такой художник?
— Нет, это малярная компания.
— Не смешно! — отрезал Уикенден, устремляясь к двери.
Барни пожал плечами. «Слава Богу, что это не мои шесть миллионов», — подумал он, приступая к работе.
В кабинете ван дер Меер только что заварили чай. Делакло и Уикенден сидели в углу комнаты на барселонских стульях работы Миеса ван дер Роэ. Элизабет разливала чай, не спрашивая присутствующих о количестве молока, и передавала им чашки.
— А мы могли повести себя иначе, инспектор? — спросила она.
Уикенден чуть замешкался с ответом.
— Нет. Они просто взяли нас за яйца.
— Я вас не виню. Ситуация была непростая.
— Но разруливать такие ситуации — моя работа. Они действительно молодцы. Провернули все на высшем уровне. Мы их не видели и не имели с ними прямых контактов. Подобраться к ним не было никакой возможности.
— Да, они взяли нас за яйца и таскали сколько хотели, — согласилась Элизабет. — Но мне все-таки кажется, что следовало получше подстраховаться, чтобы заставить их вернуть подлинник.
— Если только он у вас был с самого начала, — вступила в разговор Делакло. — На аукционе происходило что-то странное…
— Я бы не стала так уж убиваться из-за этого ограбления, если бы мы в итоге получили картину назад, — сказала Элизабет, потягивая чай. — И даже аплодировала бы столь искусным похитителям. Истинное мастерство всегда вызывает уважение, в чем бы оно ни заключалось. Но они испортили нам все удовольствие…
— Какое же тут удовольствие? — удивился Уикенден.
— Мне кажется, я понимаю, что она хочет сказать, — задумчиво произнесла Делакло.
Уикенден заметил, что они с Элизабет обменялись взглядами.
— Но издеваться над побежденным, после того как он признал превосходство противника… Это жестоко и непорядочно. Я могу понять профессиональных воров, если это способ заработать на жизнь, пусть даже и неблаговидный. Но удерживать украденную картину, когда за нее заплачен выкуп, — это все равно что застрелить человека, отдавшего вам кошелек и умоляющего о пощаде.
— А вы не слишком драматизируете ситуацию? Ведь в данном случае никого не убили, — сказал Уикенден. — Я расстроен, потому что меня провели, но ведь речь идет всего лишь о куске холста, закрашенного белой краской. Там даже ничего не нарисовано!
— Вы просто старый усатый дилетант! — резко бросила Делакло.
— При чем здесь мои усы?
— При том. Ваше замечание столь же неуместно. Не стоит отрицать того, чего не понимаете, просто потому, что вам это не дано.
— Минуточку, — прервала их Элизабет, вставая. — Я все больше склоняюсь к мысли, что наши грабители не принадлежат к миру искусства.
— Но они же не вернули картину, — возразил Уикенден, подкрепляя свои слова энергичным жестом. — Что, по-вашему, они намерены с ней сделать? Засунуть на чердак и пересыпать нафталином?
— Что-нибудь в этом роде, — ответила Элизабет, вышагивая по комнате. — Не забудьте про цитату из Библии. Думаю, вся эта затея скорее демарш, чем попытка обогатиться. А возможно, и то и другое. Вы только представьте себе. Мы покупаем картину за шесть миллионов с лишком — все это происходит с большой помпой, — но даже не успеваем ее повесить. Ее сразу же крадут. Грабители требуют ровно столько, сколько мы заплатили на аукционе, а потом возвращают фальшивку, которая для них равнозначна оригиналу. Они просто не понимают истинной ценности этой картины и пытаются навязать нам свое мнение. Хотят, чтобы мы поверили, будто деньгам, потраченным на кусок холста, покрытого белой краской, можно найти лучшее применение, как только что со всей прямотой высказался инспектор Уикенден.
— Возможно, вы и правы, — тихо сказала Делакло, не глядя на собеседников. — Или они хотели поиздеваться над иконоборчеством Малевича, давая понять, что пора возвращаться к идолам. Это свидетельствует о том, что они хорошо разбираются в искусстве, хотя сумма выкупа говорит об обратном. Возможно, мы имеем дело с группой религиозных фанатиков и террористов. Меня возмущает воинственное невежество, особенно когда оно имеет религиозную окраску. И почему люди так любят навязывать другим свое мнение?
