Ной Чарни - Двойная рокировка
— А разве тебя пытались ограбить?
— Потому и не пытались, что у меня есть «Кобб-Хауптман».
— Сэр, мы будем… — прервал их один из полицейских.
— Обязательно, — решительно произнес Бизо. — Что бы там ни было. У нас здесь есть специалисты по вскрытию сейфов. Жан, иди погуляй немного.
Чуть поколебавшись, Легорже пошел к выходу.
Пока полицейские фотографировали, Бизо еще раз осмотрел сейф. Кроме таблички с названием фирмы, на его дверце имелись блестящая стальная ручка и наборное устройство с цифрами от нуля до пятидесяти.
Бизо вытащил записную книжку.
Легорже спустился на первый этаж и пошел на звук голосов, раздававшихся у входа. Полицейские уже успели открыть лифт и, собрав инструменты, вошли в кабину. Ускорив шаг, Легорже тоже заскочил.
Лифт был рассчитан на двух человек, и появление Легорже не вызвало энтузиазма у трех его попутчиков. Бизо уже не раз брал с собой своего странноватого неуклюжего дружка, и полицейские слегка недоумевали по поводу присутствия этого «специалиста», как неизменно величал его Бизо. На третьем этаже Легорже вышел, и все с облегчением вздохнули.
Перед ним простирался великолепный зал, поражавший богатством архитектурного убранства. На всем лежала печать хорошего вкуса. Мягкий рассеянный свет подчеркивал красоту неоклассического интерьера. Мраморные стены с вкраплениями кварца удачно сочетались с паркетным полом из серебристого клена. Их украшали гравюры, похожие на те, что находились в галерее, но без табличек и ценников. Некоторые имели поистине роскошные рамы. Напротив лифта висела позолоченная барочная рама, похожая на терновый венец или, скорее, морские волны, набегающие на берег. Она была без картины. Просто пустая рама, повешенная на стену.
«Здорово придумано, — подумал Легорже. — Обязательно заведу такую же у себя дома».
Он бесцельно слонялся по этажу, томимый завистью, и наблюдал, как полицейские фотографируют апартаменты. Ноги привели его на кухню, оборудованную по последнему слову техники. Здесь все сверкало и блестело, словно только что сошло с конвейера.
«Черт, у него профессиональная плита „Викинг“, — подумал Легорже, мысленно добавляя к списку необходимых покупок еще один пункт. — А холодильник больше моей ванной. Чтоб ему провалиться».
— Здесь еще что-то есть, сэр.
Бизо быстро обернулся.
— Что там?
Полицейский посветил фонариком на стенку ниши, где стоял сейф. Там было что-то написано мелом. Прищурившись, Бизо увидел буквы и цифры.
— Опять… — вздохнул он.
Легорже свернул в коридор, где висели гравюры одного размера, по три с каждой стороны. Все они были в одинаковых рамах, и над каждой склоняла лебединую шею лампа. «Ритмическая экспозиция», — отметил он про себя и стал рассматривать гравюры.
На каждой изображалось снятие с креста, где Никодим держит на руках безжизненное тело Христа. Фигуры были мастерски исполнены в виде заштрихованных контурных силуэтов, на расстоянии казавшихся сплошными. Гравюры отличались друг от друга лишь тоном, варьировавшимся от размытого светло-серого до угольно-черного. «Различные стадии травления, — подумал Легорже. — Очень ценная серия». Потом он заметил подпись в правом углу гравюр: «Рембрандт».
Но плотников по-прежнему не было. Кроме Христа, разумеется. Дерево и гвозди креста? Какая ирония — плотника казнили при помощи его же орудий труда.
Коридор заканчивался дверью, которую Легорже поспешил открыть. За ней он увидел металлическую винтовую лестницу, ведущую на следующий этаж. Стена из матового стекла хорошо пропускала свет, хотя на улице было пасмурно. В этом призрачном свете лестница походила на спираль молекулы ДНК. Легорже полез наверх.
Весь четвертый этаж занимала огромная спальня. Столь необъятное пустое пространство привело Легорже в замешательство. Сам он не любил спать в больших помещениях, предпочитая маленькие уютные светелки. Но эта спальня была безбрежной как океан. Пустота, ограниченная потолочными балками и мансардными окнами, сквозь которые лились потоки света. Беспредельность пространства нарушалась лишь восточными коврами и китайской ширмой, разрисованной журавлями и пагодами. Легорже двинулся в центр комнаты, где возвышалась громадная кровать под вишневым балдахином, похожая на парусное судно, бороздящее морские просторы.
Легорже был поражен. Он не ожидал, что в доме, где жил потомок столь древнего рода, будет так просто и современно. Сам он прилагал массу усилий, чтобы «состарить» свое недвижимое имущество, придумывая несуществующее прошлое, бросающее отблеск аристократизма на его недавно приобретенное состояние. Хотя его личные пристрастия были на стороне современного искусства. Но когда в замок приходили гости, он говорил им, что на висящих там парадных портретах изображены его предки. Зачем им знать, что эти портреты его отец купил вместе с замком?
Но Салленав мог позволить себе эту непринужденность и нарочитую небрежность. Настоящему аристократу не нужно доказывать свое происхождение. И поэтому он может щеголять в пурпурной мантии стильной современности, смешивая прошлое с настоящим и снимая сливки с того и другого.
Легорже с завистью покачал головой.
— Что вы думаете об этом, сэр? — спросил полицейский. Бизо усмехнулся:
— Еще одна ссылка на Библию. Похоже, что-то вырисовывается.
Полицейский осветил фонариком небольшой деревянный кружок на правой стенке сейфа. На нем белым мелом было написано: «ПС7015».
Бизо покачал головой:
— Благодаря моей потрясающей предусмотрительности у нас с собой есть Библия. Я позаимствовал ее в отеле.
Бизо забыл, что перед ним уже другой полицейский, который вряд ли оценит эту шутку. Он быстро перелистал страницы, такие тонкие, что через них просвечивал текст.
— Теперь я запросто с этим расправляюсь. Вот пожалуйста: Псалтырь, псалом семидесятый, стих пятнадцатый. «Уста мои будут возвещать правду Твою, всякий день благодеяния Твои; ибо я не знаю им числа». Вот сволочи.
— Что это означает, сэр?
— Они смеются над нами, потому что мы не знаем шифра этого сейфа, то есть «чисел». Знают, что нам некуда деваться. Картина, должно быть, здесь.
— Может быть, конфисковать сейф, сэр?
— Нет, нужен специальный ордер. А это займет много времени. Они заманили нас сюда и явно хотят, чтобы мы нашли картину. Значит, шифр находится где-то здесь. Просто мы его пока не видим.
Легорже продолжал размышлять. В пустоте парадной спальни, которой явно никогда не пользовались, были особенно заметны ее главные украшения, выделявшиеся среди окружающей обстановки подобно объемному шрифту Брайля. Внимание Легорже привлекли три гравюры, висевшие на скосе стены. Они тоже были в одинаковых рамах, но отличались от виденных им внизу гораздо большей сложностью. Легорже сразу же их узнал.
Это были самые знаменитые гравюры в истории западного искусства, принадлежавшие известнейшему художнику. «Святой Иероним в келье», «Рыцарь, Дьявол и Смерть» и «Меланхолия» Альбрехта Дюрера. «Мастерские гравюры», как их называли современники. И конечно, у Салленава были все три, причем в превосходном состоянии. «Господи, как я его ненавижу», — подумал Легорже.
Он внимательно рассмотрел каждую гравюру, восхищаясь мастерством художника. Его поразила плотность перекрещивающейся штриховки. Легорже видел, как работают граверы, и знал, какой это кропотливый труд. Чтобы работать резцом по медной пластинке требуется недюжинная физическая сила. Потом прорезанные бороздки заполняются краской, пластинка кладется под пресс, и на листе бумаги остается оттиск. В отличие от Рембрандта Дюрер в своей технике ближе подходил к рисунку. Он обладал поразительной способностью извлекать невиданные эффекты из традиционной резцовой гравюры.
Святой Иероним сидит в своей келье, освещенной потоком солнечного света, вливающегося в окна. Он склонился над столом, поглощенный переводом Библии с греческого на латинский, получившим позднее название «Вульгата». На стене, над его головой, видны песочные часы, кардинальская шляпа, свечи, четки и разные другие предметы. С потолка свисает фляга из выдолбленной тыквы, под ней лежат спящие собака и лев, которого Иероним приручил, вынув у него из лапы колючку. На подоконнике стоит человеческий череп, на полках разбросаны подушки и книги, внизу валяются старые туфли. Распятие на столе напоминает старцу о его миссии. Он не вправе отдыхать, пока не закончит свой труд. Нимб над головой свидетельствует о его святости.
На листе «Рыцарь, Дьявол и Смерть» три фигуры движутся к фантастическому замку, стоящему вдали на вершине холма. Рыцарь, закованный в латы, сидит на могучем коне, лицо его наполовину скрыто шлемом. Сурового воина, пережившего многие битвы, сопровождают два призрака. Смерть в образе бородатого скелета, увенчанного обвитой змеями короной, смеется над рыцарем, показывая ему песочные часы, символизирующие бренность всего живого. За рыцарем шествует Дьявол, изображенный в виде уродливого козлоподобного существа с совиными глазами и когтями. Он готов завладеть душой рыцаря, как только Смерть произнесет свой приговор. Можно ли считать рыцаря грешником? Является ли грехом любое убийство, даже если оно произошло на поле брани? Легорже где-то прочитал, что рыцарь олицетворяет идеального воина Христа, который не боится Смерти и Дьявола, потому что с ним благословение Господне.
