Стивен Кинг - Возрождение
— Не могу сказать точно, почему я туда зашел. Может, при виде всего этого богатства на меня нахлынула ностальгия. Может, приступ самоедства. Может, понадеялся, что внутри работает кондиционер, и я смогу спрятаться от жары – ох, как же я с этим обломался! А, может, все из-за таблички над дверью.
— Что за табличка? – спросил я.
Хью улыбнулся.
— «Преп не подведет».
Кроме него в магазине никого не было. Товар на полках был куда экзотичней того, что стояло на витрине. Часть этого барахла была Хью знакома: счетчики, осцилографы, вольтметры и стабилизаторы, регуляторы амплитуды, выпрямители, инверторы. Кое-что он видел впервые. По полу змеились кабели питания, повсюду висели какие-то провода.
Открылась дверь, украшенная рождественскими гирляндами («Звонок, наверное, звякнул, когда я вошел, только я его, само собой, не услышал», — сказал Хью), и появился хозяин магазина. Мой старый знакомый, мой пятый персонаж был одет в потертые джинсы и простую белую рубашку с воротником на пуговицах. Хью прочел по его губам «Добрый день» и что-то вроде «Чем я могу вам помочь?», махнул рукой в ответ, покачал головой и принялся изучать содержимое полок. Среди прочего он нашел «Стратокастер», взял пару аккордов и подумал — а настроена ли гитара?
Джейкобс следил за ним с интересом, но без настороженности, которую вполне могли вызвать длинные немытые патлы и столь же грязная одежда посетителя. Через пять минут, когда Хью наскучило бродить по магазину и он уже был готов вернуться в дыру, где теперь квартировал, у него снова закружилась голова. Он пошатнулся, попытался схватиться за что-нибудь рукой и опрокинул разобранные колонки. Хью почти справился с приступом, но ел он в последнее время немного, и мир перед его глазами начал сереть. За мгновение до того, как Хью упал на пыльный деревянный пол, наступила чернота. Та же история, что и со мной, только место другое.
Он очнулся с холодной тряпкой на лбу в кабинете Джейкобса. Хью извинился и пообещал возместить весь причиненный ущерб. Джейкобс отпрянул, заморгав от удивления — реакция, к которой Хью за последние недели уже привык.
— Прошу прощения, если говорю слишком громко, — сказал Хью. — Я просто не слышу себя. Я глухой.
Джейкобс вытащил блокнот из верхнего ящика своего захламленного стола (могу себе представить этот стол, заваленный мотками проволоки и батарейками). Он сделал запись в блокноте и показал ее Хью.
«Недавно? Вы только что играли на гитаре».
— Недавно, — согласился Хью. — У меня болезнь Меньера. Я музыкант. — Он понял, как это прозвучало, и рассмеялся… неслышно для себя, хотя Джейкобс и улыбнулся в ответ. — По крайней мере, был.
Джейкобс перевернул страницу в блокноте и написал: «Если это Меньер, я, возможно, могу кое-что для вас сделать».
- И сделал, — сказал я.
Обеденный перерыв закончился; девушки вернулись в офис. У меня тоже были дела – и немало, — но я не собирался уходить, пока Хью не завершит свой рассказ.
— Мы долго сидели в его кабинете: разговор идет медленно, когда одному из собеседников приходится писать свои реплики. Я спросил, как он сможет мне помочь. Он написал, что как раз недавно он экспериментировал с транскутанной электрической нервной стимуляцией – сокращенно ТЭНС. По его словам, идея стимулировать поврежденные нервы электричеством возникла тысячи лет назад у одного старика-римлянина…
Где-то на задворках моей памяти открылась пыльная дверь.
— У старика-римлянина по имени Скрибоний. Он обнаружил, что когда человек с больной ногой наступает на электрического угря, нога перестает болеть. И, Хью, все это «как раз недавно» — полная чушь. Преподобный игрался с ТЭНС еще до ее официального изобретения.
Вскинув брови, Хью на меня уставился.
— Продолжай, — сказал я.
— Ладно, но мы к этому еще вернемся, да?
Я кивнул.
— Ты мне – я тебе. Таков был уговор. Для затравки скажу: в моем рассказе тоже будет обморок.
— В общем… я сказал ему, что болезнь Меньера загадочна – врачи не знают, имеет ли она отношение к нервам, или это вирус, из-за которого в среднем ухе постоянно образовывается жидкость. Может, болезнь вызывает какая-то бактерия, а, может, дело в генетике. В ответ он написал: «Корень всех болезней — электричество». Я сказал, что это бред. Он улыбнулся, перевернул страницу в блокноте и принялся писать. Когда закончил, протянул блокнот мне. Всего не перескажу – давно дело было, но первого предложения мне не забыть никогда: «Электричество – основа всего сущего».
Старый добрый Джейкобс. Такая фраза была получше отпечатков пальцев.
— Дальше было что-то вроде: «Взять, к примеру, сердце. Оно работает на микровольтах. Ток подается благодаря калию, электролиту. Тело преобразовывает калий в ионы – электрически заряженные частицы – и использует их не только для контроля сердца, но также мозга и ВСЕГО ОСТАЛЬНОГО».
— Последние слова он написал заглавными буквами и обвел их кружком. Когда я вернул ему блокнот, он что-то в нем чиркнул, а потом указал на мои глаза, уши, грудь, живот и ноги. Затем он показал мне рисунок. Это была молния.
Ну еще бы.
— Ближе к делу, Хью.
— В общем…
Хью сказал, что обдумает предложение. Мысль о том, что видит Джейкобса впервые в жизни, и откуда ему знать, что тот — не городской сумасшедший, он оставил при себе.
Джейкобс написал, что понимает опасения Хью, и что у него тоже их хватает.
— Предложив вам помочь, я уже иду на риск. Ведь я знаю вас не больше, чем вы меня.
— А это опасно? – спросил Хью голосом, который уже начинал приобретать выразительность робота.
Пожав плечами, преподобный написал:
«Врать не буду, в подаче электричества напрямую через уши есть некоторые риски. Но НАПРЯЖЕНИЕ БУДЕТ НИЗКИМ, ОКЕЙ? Скорее всего, худшим побочным эффектом для вас окажутся мокрые штаны».
— Бред какой-то, — сказал Хью. – Этот наш разговор – сплошное безумие.
Преподобный снова пожал плечами, но писать ничего не стал. Только смотрел.
Сидя в кабинете Джейкобса и сжимая в руке влажную, но уже потеплевшую тряпочку, Хью серьезно обдумывал его предложение. Несмотря на столь недавнее знакомство, это не казалось Хью странным: ведь его, гитариста, из-за глухоты вышвырнули из группы, которую он помог основать и которая вот-вот прогремит на всю страну. Да, некоторые музыканты и как минимум один великий композитор – Бетховен – тоже были глухими, но ведь потерей слуха беды Хью не заканчивались. Были еще головокружения, дрожь, периодическая потеря зрения. Была тошнота, рвота, понос, дикое сердцебиение. Но хуже постоянного звона в ушах не было ничего. Хью всегда думал, что глухота означает тишину. В его случае это было не так. В голове у Хью Йейтса не переставая звенела охранная сигнализация.
И было еще кое-что. Правда, которую он до тех пор не признавал, но время от времени замечал, словно уголком глаза: он остался в Детройте, чтобы набраться храбрости. На Восьмой миле было полно ломбардов, и в любом из них можно было купить ствол. Разве то, что предлагал собеседник Хью, хуже, чем зажатое в зубах и нацеленное в нёбо дуло револьвера?
— Хер с ним! Я в деле! — прокричал он своим роботоподобным голосом.
Хью рассказал остальное, устремив взгляд на горы и поглаживая правое ухо. Кажется, он сам этого не замечал.
— Джейкобс вывесил в окне табличку «Закрыто», запер дверь и опустил жалюзи. Потом усадил меня на стул у кассы и положил на прилавок стальной ящик размером с солдатский сундучок. Внутри лежали два металлических кольца, обернутых чем-то вроде золотой сетки. Величиной с сережки-обручи, которые надевает Джорджия, когда ей хочется распушить хвост. Понял, о чем я?
— Конечно.
— В нижней части колец были резиновые штучки, из которых торчали провода, подсоединенные к контрольному пульту размером с дверной звонок. Открыв донышко пульта, он продемонстрировал мне что-то вроде тонкой пальчиковой батарейки. Я расслабился. «Такая меня точно не убьет», — подумал я, но моя уверенность улетучилась, когда Джейкобс надел резиновые перчатки – типа тех, в которых женщины посуду моют, – и вытащил кольца щипцами.
— Думаю, батарейки Чарли отличаются от тех, которые продаются в магазинах, — сказал я. – Они гораздо мощнее. Он с тобой не говорил о тайном электричестве?
— Да уж говорил, и не раз. Это же его конек. Но это было позже, и я так и не понял, о чем он толкует. Да он и сам, по-моему, не понимал. Вид у него становился…
— Озадаченный, — сказал я. – Озадаченный, обеспокоенный и возбужденный одновременно.
— Ага, вроде того. Он взял кольца щипцами, приложил к моим ушам и попросил меня нажать кнопку на пульте, поскольку у него руки были заняты. Я уж было отказался, но, вспомнив о пистолетах в витринах ломбардов, послушался.
