В тени скалы - Ирина Владимировна Дегтярева
Тарек был разбит и физически, и морально, испытывал сонливость и опустошенность. Он плохо понимал, сколько времени прошло с момента его задержания на КПП, но догадывался, что время к вечеру.
Он прилег на матрас, вонючий и сырой. Нашел положение, чтобы не испытывать боль. Но спать ему не дали. Каждые десять минут в дверь оглушительно стучали. Солдат по ту сторону ходил по коридору и лупил в двери камер. Через два часа такой стукотерапии сон как рукой сняло. Осталась тяжесть в голове. Прикинув, как часто солдат устраивает побудку, Ясем начал считать время. На третьем часу сбился. И только в нервном напряжении ждал, когда снова загрохочет. Еще через какое-то время в камере стало очень холодно. Из решетки под потолком нагнетался кондиционированный воздух.
Ясем не растерялся. Руками надорвал ткань на матрасе. Забрался внутрь. Набитый ватой матрас неплохо согревал. Его маневр не остался незамеченным. Через короткое время пришел охранник и забрал матрас, оставив Тарека на голом полу.
Он осознавал смысл тактики своих мучителей, Тарек много раз и сам применял подобные методы воздействия на задержанных. И они всегда приносили неизменный успех. Ясем не желал делать статистику стопроцентной и вообще становиться составляющей статистики.
Ясем стучал зубами, сидя на полу, обняв себя за колени, и терпел боль и холод. Он старался найти во всем этом положительные моменты. Холод уменьшал боль.
Непрошенные, явились воспоминания. Они, как инфекция, таившаяся в подсознании, оккупировали мозг и сковали тело, и без того ослабленное холодом, изможденное побоями.
«Неужели все же снаряд попадает в одну воронку дважды? – Тарек поерзал на твердом полу. – Меня спасло тогда чудо…»
Много лет назад, в январе 1981 года, когда Ясем воевал с персами в рядах иракской армии, он участвовал в битве за Дизфуль. Танковое сражение двух армий предваряла работа разведки. Именно она спасла иракцев от поражения.
Однако Тарек попал в переплет. В то время как его товарищи праздновали победу, его, контуженного разорвавшимся неподалеку снарядом из иракского же танка, грязного с головы до ног, волокли с собой отступавшие персы.
Иранские танки завязли в грязи, у некоторых кончилось топливо, персы вынуждены были их бросить. Иракцы не стали преследовать врага, чтобы не увязнуть самим. А танковые экипажи иранцев уходили поверженными пешком, не преминув захватить с собой пленных.
Тарека тащили двое, ухватив за руки, волокли по грязи. Он очнулся и увидел небо, из которого сеяла колкая морось на лицо. Ясем плохо слышал и пока что не испытывал боли, пребывая в эйфории от контузии.
Из правого уха натекло горячей крови поверх корки грязи, налипшей на лицо. Из-за грязи возникла маска на лице, панцирь на одежде, который, подсыхая, пошел трещинами. Тарек ощутил себя оживающей мумией. И все же краски в окружающую действительность не вернулись. Серое небо, полное дождя, серо-бежевая земля, и в лужах отражалось серое. А еще почти полное отсутствие звука – все вместе это напоминало немое кино, какое он видел однажды в детстве в одном из старых кинотеатров Багдада.
Воспоминания из детства всегда вызывали в нем противоречивые чувства. Нищета, голод… А теперь здесь, когда его, как дохлого барана, волокли по грязи, эта ассоциация с немым кино и прокуренным багдадским кинотеатром детства вызвала умиление и непрошеные слезы.
Тарек проклинал свой энтузиазм, с которым пошел на войну, друзей, которые бросили его на поле боя, а заодно персов – источник всех его бед. Его мысленные проклятия вовсе не означали, что он сдался на милость победителей, тем более было еще свежо в памяти ликование от победы. Ведь он был одним из тех разведчиков, которые предупредили о надвигавшихся танках противника, и атаку, операцию «Наср», запланированную персами как победную, удалось не только отразить, но и выйти победителями.
Он как сквозь вату различал голоса тащивших его иранцев. Они вяло обсуждали, не бросить ли тут эту иракскую падаль. Один ратовал за такой исход, другой убеждал, что контуженый араб хоть и щенок, но уже офицер. А за офицера их, может, и наградят. Или уж, во всяком случае, не накажут за брошенный при бегстве танк.
Сначала Тарека приволокли на базу танкистов. Он и не рассчитывал, что с ним будут обращаться как с военнопленным по международной конвенции, тем более зная, как с пленными персами обращались в Ираке. Но то, что его сразу поведут расстреливать, он не предполагал.
Ясему на голову надели мешок и поставили на колени на разъезженном танками дворе. В таком же положении, как он, оказались еще несколько плененных солдат. Когда раздалась первая автоматная очередь, стоящие рядом на коленях парни вскрикнули. Но это были не предсмертные вопли. Орали от страха. Тарек молчал, предпочитая умереть молча, умереть как мужчина.
Расстрел не закончился. Под хохот персов и их воинственные выкрики то и дело над головами пленников рассыпчато звучали автоматные выстрелы. Один раз пальнули прямо над ухом Тарека, что вызвало у него сильную резь в правом ухе, перешедшую в монотонную головную боль.
Затем его куда-то волокли по земле, пинали, но еще не били. Бросили на металлическое дно грузовика и повезли в неизвестность, уперев в спину приклад автомата.
То, что не расстреляли, будило некоторые слабые надежды на жизнь. Однако Ясем Тарек успел повоевать и повидать многое, чтобы понимать – смерть в его ситуации была бы лучшим исходом. Умирать теперь он будет долго и мучительно. Персы славились своими изощренными пытками. К чести арабов надо сказать, они тоже умели добывать сведения из затаенных глубин человеческого сознания и подсознания.
Тарека привезли в штаб армии и взялись за него всерьез. Его держали в железном ящике под полом, затем, вытащив на свет, подвешивали вниз головой к потолку камеры для допросов, били. Причем тем сильнее, чем плотнее он молчал.
Вопросы не отличались оригинальностью. Имя, звание, должность. Поскольку документов с собой в разведку Тарек не брал, допытывались персы чрезвычайно настойчиво. Скольких персов он лично убил на войне, численность его подразделения, сколько самолетов и танков у Ирака. И все в таком же духе.
Час давали на передышку в железном ящике, чтобы собраться с мыслями и осознать всю безнадежность запирательств. Следующие полчаса он проводил подвешенным к потолку, осыпаемый вопросами переводчика с арабского. Тарек скрывал, что понимает и фарси.
Из разговора допрашивающих его контрразведчиков он понял, что они считают его тем, кем он является на самом деле – разведчиком. Одним из виновников сорвавшейся операции иранцев. Как ему ни было плохо, он смекнул – чтобы дожить до рассвета, необходимо выдавать
