Замерзшее мгновение - Камилла Седер
Он подпрыгнул, когда Карлберг резко постучал по письменному столу.
— Мы нашли модель шин, соответствующую отпечаткам. Кроме того, оказалось, что на одной из шин имеется достаточно специфическое повреждение, — это может пригодиться нам в дальнейшем.
— Ты имеешь в виду, когда мы найдем убийцу? И его машину?
— Ну ты брюзга. Кстати, где Телль?
— Nobody knows[6]. Думаю, скоро придет. А я пойду.
— Хорошо, увидимся.
— Слушай! — вернул он Карлберга. — Давай со мной. Я поеду к Эделлю.
— Его что, будут откапывать?
— К младшему, идиот.
Они не стали звонить и предупреждать о своем приезде. И, прибыв в усадьбу, сперва решили, что им не повезло. Все-таки это были дни между Рождеством и Новым годом, и нормальные люди уехали куда-нибудь отдыхать — Бернефлуд недовольно поморщился при мысли о всех тех выходных, в которые ему пришлось работать в своей жизни.
Свет в доме не горел, а на въезде в усадьбу не было видно машины.
Они дружно выругались и уже собрались уезжать, когда на первом этаже открылось окно и из него хлынул поток воды, которая выплеснулась на клумбу и забрызгала ботинки удивленного Карлберга.
— Ох, простите. В смысле, я не знала, что там кто-то есть.
Полный раскаяния голос принадлежал женщине, по всей вероятности, Гертруд Эделль, жене Рейно Эделля. Стоя в окне, она, казалось, не знала, что делать.
Бернефлуд и Карлберг взяли инициативу в свои руки и сами пригласили себя войти, вытерев ноги о еловые ветки на крыльце. Они получили кофе с печеньем и целый поток извинений и самообвинений по поводу непреднамеренного душа и недостатка печенья.
Казалось, она нервничает. «Мужа нет дома», — несколько раз повторила она, и ее нежелание присесть подчеркивало недовольство ситуацией. Она бегала по кухне, занимаясь мелкими бесполезными делами, — черта, которую Бернефлуд и Карлберг раньше уже не раз наблюдали у людей, неохотно общавшихся с полицией: вытирала невидимое пятно на раковине, передвигала скатерть на пару миллиметров влево, наливала кофе в уже наполненные чашки. «Узнать бы, почему она так себя ведет, до того как Рейно Эделль вернется домой», — подумал Бернефлуд. У него было такое чувство, что эта женщина обычно предпочитает, чтобы говорил муж.
Бернефлуд поделился своими соображениями с Карлбергом, когда Гертруд Эделль на минуту оставила их одних и пошла в туалет.
Карлберг задумчиво кивнул.
— Или же наоборот, — прошептал он в ответ, — муж имеет привычку говорить за жену. Для деструктивных отношений нужны двое, или, как говорится, two to tango[7].
Бернефлуд отодвинулся и пожал плечами: сейчас вряд ли стоит об этом рассуждать.
Карлберг не сдавался.
— Действительно ли неравноправные отношения являются деструктивными, если ни один из партнеров не воспринимает их таковыми?
Бернефлуд сердито посмотрел на него.
— Черт, да какая разница? Забудь об этом!
Вошла Гертруд Эделль и удивленно посмотрела на рассерженного старшего полицейского. Ее беспокойство усилилось, когда он любезно улыбнулся и весьма решительно указал ей на стул напротив. От этого приглашения нельзя было отказаться. Она присела на самый краешек.
Бернефлуд счел, что хватит играть в кошки-мышки.
— Каковы были отношения вашего мужа с Лисе-Лотт Эделль и Ларсом Вальцем?
Гертруд Эделль, глядя вниз, на свои руки, покрытые красными пятнами, как и лицо и шея, принялась крутить обручальное кольцо на пальце.
— Ну?
— Если вы уже знаете, то почему спрашиваете?
Было видно, что она так просто не сдастся.
«А тетка-та не промах», — с радостным удивлением подумал Карлберг.
— Вальц три раза заявлял на вашего мужа в полицию за угрозы и преследования. Это все, что нам известно. Остальное, мы надеемся, вы расскажете.
Она продолжала молча крутить кольцо, наблюдая, как проснувшаяся зимой муха бежит по блюду с печеньем. Звук трактора, послышавшийся за окном, спас ее.
Рейно Эделль преодолел площадку перед домом и лестницу всего в несколько шагов и вскоре уже стоял в дверях — высокий, сильный, в рабочей одежде; большую часть его лица покрывала иссиня-черная щетина. Карлберг, который не мог похвастаться обильной растительностью, отметил, что Эделль, бреясь, видимо, пропустил несколько черных волосков прямо под глазом. И вдруг попытался представить себе, как бы выглядел этот мужик, если бы не брил бороду.
Эделль снял кепку и хмуро кивнул посетителям. Он не подошел и не протянул руку, что вполне устраивало Бернефлуда, предпочитавшего играть в открытую — кажется, как и этот человек.
— Мы из полиции, и я только что сказал вашей жене, что Ларс Вальц три раза заявлял на вас в полицию, — что вы можете сказать об этом?
Мужчина посмотрел на жену, будто желая выяснить, не сказала ли та что-то лишнее.
— Мне нечего добавить.
— Наверняка есть, особенно учитывая, что Ларс Вальц мертв.
— Я об этом ничего не знаю.
Для Бернефлуда это было уже слишком.
— С меня довольно. Продолжим наш разговор в полиции. Там мы получим доступ к более детальной информации о ваших конфликтах с Вальцем, и там уже никто не будет так добр к вам, как я сейчас, пока разрешаю рассказать свою версию.
— Я могу объяснить, о’кей? — пошел на попятную Эделль и стукнул кепкой по раковине. — Я признаю, что он меня взбесил. Он был надменным дьяволом! Не слушал и не уважал… чужую собственность! Это то, что я ему сказал.
Бернефлуд снова сел за стол и задумчиво кивнул.
— О’кей. Насколько я понимаю, дело было так. Вы обращались к нему много раз, кричали и ругались. Как-то прижали его к стене и угрожали. Вы тогда это говорили? Про уважение к чужой собственности?
— Да.
— Вы также обвиняли его в том, что он голубой.
— И наверняка был прав, — сказал Эделль. — Он был гомик. У него был мужик в городе, и я даже знаю, как его звать. Закариассон. Я провел собственное расследование.
Теперь Эделль был оживлен и взбешен.
— Он предал Лисе-Лотт, помимо всего прочего. Наглый придурок. — Он откашлялся. — Но я не убивал его из-за этого, если вы так подумали.
— Я ничего не думаю, просто говорю, что мужчина был убит вскоре после того, как вы ему угрожали. Я не знаю, может, вы хотите напугать Лисе-Лотт и выгнать ее из ваших владений?
Эделль пробормотал что-то.
— Да, убить кого-то — это чертовски хороший способ напугать. — Он вытер руки о штаны и сгреб в кулак два толстых куска бисквита. — Нет, сейчас мне надо идти. Я приехал домой, только чтобы еды взять.
Лоток с
