Замерзшее мгновение - Камилла Седер
Она решительно вытерла слезы, глубоко вдохнула и медленно выдохнула, чтобы заставить сердце биться чуть спокойнее.
— Он одним движением уничтожил наши с детьми жизни. Словно открылся своей злой стороной. Страдание, которое он причинял, стекало с него как с гуся вода. Он был холоден как лед.
Она умолкла. Телль незаметно кивнул коллеге, чтобы тот продолжил разговор.
— Я понимаю, как вам тяжело.
Гонсалес передвинулся чуть ближе к столу, ища глазами взгляд Вальц.
— Мы также узнали, что после развода у вас было много финансовых разногласий.
— Да.
Она оторвала кусок от рулона бумажных полотенец, стоявшего на столе, и высморкалась.
— Я вроде как считала, что это должно чего-то стоить. Восемнадцать лет совместной жизни и двое сыновей. Если не в плане чувств, то в плане финансов. Это ведь классический вариант: его карьера была важнее, чем моя, я оставалась дома с детьми и поддерживала его в профессиональной жизни. Да вы, наверное, слишком молоды, чтобы понять, о чем я говорю. Но в США это бы так не прошло. Там понимают, что нужно ценить и традиционные женские обязанности. Там уважают семью. А здесь просто разводятся. Вы знали, что в Швеции люди разводятся чаще, чем в любой другой стране мира?
Гонсалес кивнул, хотя никогда не слышал о подобной статистике.
Снова зазвонил мобильный. Телль посмотрел, кто звонит, извинился и вышел в гостиную.
— Ты уже знаешь, или как? — услышал он голос Бернефлуда на другом конце. — Кто заявлял на Рейно Эделля в полицию за преследования целых три раза за последние два с половиной года? Правильно, Ларс Вальц. Мы с Карлбергок пришли к выводу, что это настоящий дьявол.
— Это что-то дало?
— Да, Эделль утверждает, будто у Вальца были отношения с гомиком, который…
— Стоит заниматься этим дальше? — Телль подавил зевок. — А что делают остальные?
— Бекман проверяет распечатки звонков Вальца.
— Домашнего или мобильного?
— Обе.
— Нашла что-то?
Бернефлуд отнял трубку от уха и, чтобы подразнить Телля и продлить напряжение, включил ужасную музыку паузы в звонке.
Через пару минут он снова подключился.
— Снова бинго. Есть один номер, который встречается постоянно, и на мобильном, и на домашнем телефоне, помимо номера сестры Лисе-Лотт. Это номер Кристоффера Закариассона в Вестра Фрёлунде: тот самый гомик! Я возьму его.
— О’кей. Только, Бенгт…
— Да?
— Полегче, ладно?
Бернефлуд был в ударе. Телль приподнял бровь, приятно удивленный неожиданным рвением коллеги.
Он вернулся в кухню, где Мария Вальц уже успокоилась и искала печенье в шкафу.
— В начале он, пожалуй, пытался сдержать обещание — должна сказать это в его защиту. Он звонил иногда мальчикам. Хотел с ними встретиться и все такое. Но они… да… Они были в чувствительном возрасте. И плохо приняли все это, особенно Йоке. Это наш старший. Через какое-то время Ларс, наверное, сдался. Прекратил попытки. Но ведь это неправильно, что человек оставляет своих детей, или как?
Она требовательно посмотрела на Гонсалеса, который послушно покивал.
— Дети имеют право прекратить общаться со своими родителями, но ни в коем случае не наоборот. Нет, самое большое предательство Ларса — по отношению к мальчикам.
— То есть вы хотите сказать, что ваши сыновья не имели контактов с отцом после вашего развода.
— Нет, уже примерно четыре года. Едва ли.
— Когда вы в последний раз видели бывшего мужа? — спросил Телль, стоя на пороге кухни.
Она вздрогнула, словно забыла о его присутствии.
— Это было… я не помню. Довольно давно. Два или три года назад. У нас была встреча у моего адвоката, связанная с продажей дома.
Телль снова подошел к столу, преграждая Марии Вальц дорогу, и задумчиво провел рукой по волосам.
— Боюсь показаться черствым, но у меня сложилось впечатление, что в течение некоторого времени после развода с Ларсом вы вели себя… неадекватно. Как ваше самочувствие сейчас?
Он бесстрашно встретил ошеломленный взгляд Марии Вальц. Она резко поднялась и почти силой заставила его подвинуться, чтобы подойти к крану. Наполнила водой стакан и расплескала почти половину, прежде чем сумела выпить пару глотков.
— Я чувствую себя хорошо, спасибо. И хорошо чувствовала большую часть своей взрослой жизни. Вы что, не понимаете? Все было разрушено: моя семья, мой дом, моя безопасность. Меня бросили, предали, выкинули как тряпку — мне продолжать? На какое-то время я потеряла опору под ногами — вы считаете это странным, комиссар?
Телль молчал.
— Сейчас все хорошо. Я уже много лет встречаюсь с врачом. Я не убивала своего бывшего мужа, комиссар.
— В наши намерения не входило заставить вас почувствовать себя обвиняемой. Если так, прошу прощения. Но, коли вы не возражаете, хотел бы узнать имя врача и попросить вашего разрешения поговорить с ним.
Она кивнула. Лицо, которое раньше было красным от слез, теперь побелело, когда она вытащила визитную карточку из кухонного шкафа. На виске яростно пульсировала жилка.
— Я бы попросила комиссара и ассистента уйти, — сказала она и демонстративно встала в коридоре.
— Мы уже уходим. Просим прощения за причиненные неудобства и еще раз приносим свои соболезнования, — сказал Телль.
Она заперла за ними замок на два оборота.
Во время короткой дороги обратно в отделение они не разговаривали. А когда свернули на Сконегатан, на телефон Телля пришло сообщение.
— Ты сегодня популярен, Телль, — сказал Гонсалес. — Снова Бернефлуд?
Телль покачал головой, открыв сообщение:
Последний шанс. Ужин у меня. 18.00.
Часы показывали, что у него осталось сорок пять минут, чтобы успеть. Он снял машину с ручного тормоза, на который только что ее поставил, и повернулся к Гонсалесу.
— Выскакивай, я поеду дальше. Когда придешь, посмотри в материалах адрес Сейи Лундберг, это одна из первых двух свидетелей. И позвони мне на мобильный.
— О’кей.
Гонсалес позвонил через двадцать минут, он как раз проезжал поворот к месту убийства. Туман от реки лежал в низинах, словно сахарная вата. Он вытряхнул сигарету из полупустой пачки, которую, на свое счастье, обнаружил в бардачке, и приоткрыл окно, чтобы выпустить дым. Почти совсем стемнело. Его вытянутую руку покрыла влага, быстро проникшая в машину, мокрой пленкой покрывая подголовники.
Он раздраженно открыл
