Эхо забвения - Хелен Гард
Он говорил мягко, осторожно.
— О чём вы говорите? — спросил я, нахмурившись.
Грейсон посмотрел на меня с лёгкой усталостью, но его голос остался таким же ровным:
— Алекс, тебе нужно отдохнуть. Я постараюсь заглянуть на днях, хорошо?
Я не знал, что ответить. Слов не нашлось. Оставалось только кивнуть.
— Буду ждать, — выдавил я.
Поднялся со стула, повернулся, уже собираясь уходить, но вдруг остановился и снова посмотрел на него.
— Это правда, — сказал я твёрже.
Грейсон одобрительно покачал головой, затем встал, подошёл ко мне. Тёплая, тяжёлая рука сжала мою ладонь в крепком рукопожатии, а затем он неожиданно обнял меня, крепко похлопав по спине.
— Всё хорошо, Алекс, — сказал он тихо.
Я кивнул, коротко попрощался и развернулся, направляясь к выходу.
Вдохнул прохладный воздух, пересёк стоянку и сел в машину. Закрыл дверь, запустил двигатель и на несколько секунд просто сидел, глядя на дорогу.
Солнце мягко светило в глаза, растягивая длинные тени на асфальте. Я прищурился, вытащил телефон и взглянул на экран. 17:04. Время будто расползалось в ощущениях, тянулось медленно, как будто прошла целая ночь без сна.
Последнее время усталость не отпускала. Голова тяжёлая, мысли разбросаны, тело требовало отдыха.
Я выдохнул, убрал телефон и, не раздумывая больше, поехал домой.
Когда я подъехал к дому, первое, что увидел — Макса. Он был на улице, работал граблями в конце участка, у сарая. Спина напряжённая, движения чёткие, ритмичные. Я провёл взглядом по двору — на деревянном столе в беседке стояли четыре бутылки пива. Одна была открыта. Видимо, Макс уже начал.
Он поднял голову и заметил меня, стоящего у машины. Оценил взглядом, задержавшись на секунду, затем спокойно поставил грабли, докладывая кучу сухой травы и листьев. Отряхнул руки и без лишних слов направился в беседку.
— Давай сюда, — позвал он, жестом показывая мне на стол.
Мы молча сели на длинные скамейки в беседке. Я взял бутылку, щелчком о стол открыл жестяную крышку. Макс сделал глоток, не отрывая от меня взгляда.
— Что тебе сказали в участке? — спросил он спокойно.
Я поднял голову, прищурился.
— С чего ты взял, что я был там?
Макс усмехнулся, поставил бутылку на стол.
— Я не идиот.
Я глубоко вздохнул, глотнул пива, задержал взгляд на нём.
— Ты опять хочешь поругаться?
— Нет, — ответил он ровно.
Я наклонился чуть ближе, голос стал твёрже, напористее:
— Послушай, я не собираюсь лезть в твоё прошлое. И не собирался. Просто беспокоюсь за тебя.
Он сделал ещё один глоток, глядя в сторону, будто обдумывая мои слова.
А потом резко бросил:
— Копы тебе тут не помогут.
И вдруг рассмеялся. Громко, неожиданно, почти истерично. Смех вырвался резко, оглушительно, будто прорвалась какая-то плотина. Он откинул голову назад, сжимая бутылку в руке, а его плечи подрагивали от смеха.
Я слегка огляделся, потерявшись от его смеха.
Что с ним?
Резко обернулся на Макса. Он всё ещё трясся от смеха, едва дышал, сжимая бутылку в пальцах.
— Чего ты смеёшься? — спросил я, нахмурившись.
Макс ничего не ответил. Только провёл ладонью по лицу, вытирая слёзы, оставшиеся после смеха, и глубоко выдохнул.
Я отвернулся, сделал несколько глотков пива, чувствуя, как горечь оседает на языке. Поставил пустую бутылку на стол, звук стекла о дерево прозвучал глухо.
Посмотрел на Макса.
Не сказав больше ни слова, встал и пошёл в дом.
Прошёл в гостиную, тяжело опустился на диван, откинув голову назад. Закрыл глаза, пытаясь хоть на секунду выкинуть из головы всё, что происходило за последние дни.
Но мысли не отпускали. Они крутились где-то на грани сознания, обрывочные, спутанные, без единой чёткой линии. Глаза жгло от усталости. Я боролся со сном, но веки тяжелели с каждой секундой.
Вдохнул глубже, попытался сосредоточиться, удержаться… но тело не слушалось. Всё вокруг будто замедлилось, звуки стали глухими, приглушёнными.
Сон накрыл.
* * *
Я не знаю, сколько прошло времени. Темнота ещё удерживала сознание, не позволяя полностью проснуться. Но сквозь неё, пробиваясь медленно, как капли воды в тишине, начали доноситься звуки.
Глухие удары. Неровные, рваные, будто кто-то что-то ронял или толкал. Тихие, почти срывающиеся на шёпот голоса. Я не мог разобрать слов. Затем — женский плач. Приглушённый, сбивчивый, будто кто-то пытался подавить рыдания, но не мог.
Я дёрнулся, резко открыл глаза. В комнате было темно, за окном — ночь. В голове шумело от сна, но звуки уже не оставляли сомнений — они доносились сверху, с второго этажа.
Я задержал дыхание, вслушиваясь.
Резко подскочил с дивана.
В темноте комната казалась ещё более непривычной. Я прищурился, пытаясь что-то рассмотреть, но ночь скрывала слишком много.
Встал, шаг за шагом продвигаясь к лестнице. Дышал ровно, стараясь двигаться тихо. Нога осторожно ступила на первую ступеньку — без звука. Затем ещё одна. Я медленно поднимался, рассчитывая каждый шаг, стараясь не наступать на те места, где старое дерево могло выдать меня скрипом.
Голоса исчезли. Остался только слабый, едва различимый шум. Где-то наверху послышалось лёгкое движение.
Шагнул дальше.
Глава 12
Всё, что осталось
Я был ребенком.
Мы стояли у лестницы, на втором этаже. Отец смотрел на меня сверху вниз, его лицо было напряжённым, тень раздражения скользнула в глазах. Я пытался объяснить, но слова не имели веса, не доходили до него. Он сорвался на меня, когда узнал, что я пропустил занятия, чтобы пойти в кино с одноклассниками. Я стоял у лестницы, сжав кулаки, глядя на него снизу вверх. Попытался объяснить, но слова не имели смысла. Отец уже не слушал.
Он молчал недолго. Потом раздался резкий звук — ремень сорвался с его пояса.
Первый удар пришёлся резко, обжёг кожу. По спине, по боку. Я дёрнулся назад, но позади была лестница, а отступать было некуда.
Еще раз.
Спина.
Плечи.
Бок.
Я оступился, ударился о перила, но он не остановился.
— Ты меня позоришь! — Голос отца был хриплым, срывающимся.
Удар.
Я пытался закрыться, но ремень хлестал без разбора — по рукам, по спине, по ногам. В голове звенело, в глазах стелился туман. Воздух казался вязким, каждое движение — медленным.
Мамин голос. Сначала растерянный, потом всё более отчаянный.
Визг.
Она кричала, прыгала на отца, цеплялась за его руки, за одежду, но он лишь оттолкнул её, заставив сползти по стене. Её плач заполнял всё вокруг, словно треснувший звон стекла.
— Прекрати! — её голос был высоким, истеричным. — Это же твой сын!
Но он уже не слышал.
Я закрыл глаза.
