Синдром самозванца (СИ) - Че Виктор
Что-то еще обнаружилось довольно быстро. Точнее, не что-то, а кто-то. Некто доктор Алексей Кончиков, давний товарищ Отлучного, которого просто на дух не выносили все стюардессы, с которыми мы в те дни общались. Девушки в один голос заявляли, что Алексей — невыносимый женоненавистник. Он работал во ВЛЭК[2] терапевтом, и пройти его осмотр без слез умудрялась только одна из десяти бортпроводниц. К мужикам Кончиков относился снисходительно, хотя некоторым тоже доставалось.
— Он ненавидит всех женщин на планете. Наверное, мама в детстве недоцеловала. Но лично я ее понимаю, его куда ни поцелуй — везде жопа, — сказала нам одна рыжеволосая бортпроводница.
Кончикова знала и Соня, она сказала, что он давно работает во ВЛЭК в медицинском центре, с которым сотрудничают все московские авиакомпании. А еще Кончиков подрабатывает семейным врачом, и его услугами пользуются многие из авиаотрасли, потому что он по-настоящему неравнодушный профессионал. Просто не сюсюкается с людьми, вот и все. О его трудном характере ходят легенды и очень много преувеличений, пояснила Соня. Я попросил ее организовать мне встречу с этим Кончиковым.
Да, и еще стоит отметить одну вещь. Начинались все разговоры с приглашенными хорошо, однако очень скоро они перерастали в допросы, потому что люди, оказывается, очень тесно общаются и уже успели друг другу сообщить о предстоящих встречах и обменяться воспоминаниями. В итоге мы от человека к человеку получали коллективное показание. Они говорили не то, что помнили сами, а то, что вспомнили с помощью других. С этим работать было крайне сложно, затея массового опроса провалилась. Чтобы выбить из-под человека уверенный фундамент коллективных воспоминаний, приходилось действовать жестче, уличать в нестыковках и лжи, откровенно давить. Никому это не нравилось — посыпались жалобы. Соня была в растерянности и почти после каждого «опроса» заходила в штаб и спрашивала, не стоит ли нам остановиться. Я отвечал, что не стоит, и мы продолжали.
Мы закончили бы эту часть работы намного раньше, если бы все люди на планете говорили истину. Тут важно — именно истину, а не правду. Потому что правда у каждого своя, а истина одна-единственная. К слову, судебный процесс именно под это заточен — находить объективную истину. Это не всегда твоя правда. Но мы не судьи, а наши беседы — не судебные разбирательства. Поэтому так долго.
Людей было и впрямь очень много. Профсоюз достал всех, кого я просил. Александра подготовила график встреч, сама им управляла, мне оставалось только сидеть, что называется, на жопе ровно и принимать в душные объятия все новых и новых работников авиационной сферы. Вроде бы все шло по плану-графику… но ведь для таких случаев у нас припасена Диана.
Она опубликовала дебютный эпизод подкаста накануне первого дня опросов, бонусом к нему шли те самые видео в новехоньком телеграм-канале. И утром примерно все блогеры написали, что профсоюз авиационных работников инициировал повторное расследование нашумевшего «Дела пилота». Офис парализовало почти сразу же. СМИ не просили комментариев, они их требовали. Заваливали личными сообщениями сотрудников, звонили на горячую линию, куда, вообще-то, должны звонить авиационные служащие со своими просьбами и проблемами, но всем плевать, важнее было получить «официальные комментарии». Журналисты наяривали в офис, писали Диане в социальных сетях.
Кира прислала мне сообщение:
«Вы разве не знали, что на публикацию видео требуется разрешение?!»
Как будто это вопрос ко мне. Я вообще не знал, что Диана делает видеозапись. Но теперь понимаю: смартфон лежал у нее в верхнем кармане рубашки, который она запачкала кетчупом. И не пятно она терла, а камеру, чтобы картинка была получше. Кого сейчас удивляет смартфон где бы то ни было? Никого. А меня ведь зацепило, я еще подумал, чего Диана рассталась с телефоном, который у нее обычно как продолжение руки, и воткнула его в карман рубашки…
Понятия не имею, о чем она думала, если честно. Мне казалось, мы договорились, что опрос Киры оставим в тайне. А она не просто рассказала о нем в подкасте, но и выложила видео, которое посмотрела Соня и была вне себя от гнева. Она позвонила мне и сказала, что ужасно разочарована тем, что я игнорирую ее приказы, пусть даже они кажутся мне нелогичными. Я от возмущения задохнулся и на вопрос: «Что она еще вам сказала, и что вы решили от меня скрыть?» — даже отвечать не стал, повесил трубку.
На следующий день в «Ведомостях» вышла статья, в которой мне припомнили Сергея Юрьевича Рождественского, «слоеные»[3] могилы и мое удивительное затишье в последние годы до «Дела пилота». Но это только начало, потому что дальше тему подхватили желтые издания, которые нынче зовутся «блогерами».
Сконцентрироваться на беседах вообще очень трудно, когда тебе без остановки звонят мама, друзья и люди, которых ты давно забыл, но помнит книга контактов в телефоне. На звонок я ответил только маме, а для всех остальных написал в своем телеграм-канале:
«Это все правда, “Дело пилота” снова в работе, говорить мне некогда, прошу понять и простить. Со мной все в порядке».
И это мое сообщение стало триггером. Теоретически я мог бы, наверное, понять, что так оно и будет, но легкомысленно отнесся к своей персоне. А очень зря.
Самый пик пришелся на третий день «большого допроса». Диана позвонила мне ранним утром, что для нее вообще не свойственно, она ведь просыпается самой последней в городе.
— Слушай, мне жаль.
Я сел в кровати.
— Что случилось?
— Ты новости читал?
— Еще нет, я спал.
На часах даже шести утра нет.
— Сорри, я думала, ты ранняя пташка. Встаешь без будильника в пять и бегаешь в парке под завывания Адель.
— Чего?
— Ладно. Просыпайся, читай новости, и давай встретимся в офисе в восемь. Надо до встречи с Соней составить план.
— У нас встреча с Соней?
— Почту, я вижу, ты тоже не читал. В девять она назначила совещание. Ладно. Не паникуй, справимся. В восемь в офисе. Я захвачу пончики, сахар тебе понадобится. День будет не из легких.
Вообще-то с самого начала периода глобальной «неопределенности», которая в третьей декаде сентября в очередной раз усугубилась, я выработал правило: не читать новостей, пока не позавтракаю. Велик соблазн, сидя на унитазе, изучить, что происходило с миром, пока я спал. Какое-то время я так и делал, особенно в период ограничений в связи с пандемией. А потом понял, что от прочтения новостей на голодный желудок я потом весь день хожу разбитый и чувствую, что вот-вот заплачу. Не надо так делать, все равно ничего не изменить. Сначала душ, горячий завтрак и кофе, а потом — новости.
Но как это было сделать в то утро?
Естественно, едва я повесил трубку, тут же полез в «телегу» читать все новости сразу. Видимо, писать было совсем не о чем, поэтому паблики один за другим прошлись по мне.
«Профсоюз авиационных работников для расследования нашумевшего “Дела пилота” нанял профайлера, бросившего жену в сумасшедшем доме.
Как нам сообщили источники, Виктор Черемушкин (так зовут профайлера-самоучку) четыре года назад развелся со своей женой Жанной, поскольку ей поставили диагноз “шизофрения”. Девушка утратила связь с реальностью, и ей требуется постоянный уход. Черемушкин ухаживать за женой не захотел, пристроил ее в богадельню и свинтил осваивать новую перспективную профессию. А как же “в болезни и здравии”? Не зря же “болезнь” на первом месте, Виктор! Этим проверяются брак и честь мужчины.
Но и это еще не все.
Какое-то время Черемушкин исправно оплачивал пребывание Жанны в специализированном частном учреждении, хотя ни разу там не появлялся. Ситуация всем хорошо знакомая — откупился от ответственности. Все это время к Жанне приезжали родители, поддерживали девушку и общались с ней в минуты просветления, которые наступали все реже.
В начале лета этого года Черемушкин оплачивать уход Жанны перестал без объяснения причин. Родители Жанны, люди гордые и самодостаточные, тянули сами (а там нехило — под 65 тысяч рублей в месяц), однако три недели назад они погибли в автокатастрофе. Клиника выполнила все свои обязательства перед пациенткой, но держать ее без оплаты дальше там не могли и перевели в бюджетную больницу. Сами понимаете, какие там условия.
Гордость отечественной юриспруденции, надежда невиновного пилота и хедлайнер расследования профсоюза авиационных работников оставил больную жену без средств к существованию и должного ухода.
Надеемся, что Черемушкин не знал, в какой ситуации оказалась его бывшая жена, и теперь поможет ей. Но что-то подсказывает, что бедной Жанне придется доживать отведенное ей время на скрипучей койке в окружении сумасшедших…»
