Возраст гусеницы - Татьяна Русуберг
Мое беспокойство возросло. Я попробовал хрустеть суставами. Всеми по очереди пальцами на одной руке, потом на второй. Не помогло. Вдруг с Машей что-то случилось? Или вот-вот случится. Я тут стою, как придурок, пальцы гну, а ей, может быть, нужна помощь?
Осторожно и медленно я сделал шаг в сторону желтого дома. Ничего не произошло. Я скрестил пальцы за спиной и торопливо пошел к подъезду, стараясь не отвлекаться на трубы. Вороны хохотали мне вслед с крыши соседнего здания.
Домофона в подъезде не было. Я с трудом открыл массивную деревянную дверь и вошел в темноватый холл. Все звуки улицы как отрезало. Лестница с широкими перилами уходила вверх на четыре этажа. Я вдруг сообразил, что понятия не имею, в какой квартире исчезла Маша. Не звонить же во все двери подряд?
Я прислушался. Свет снова изменился, будто у реальности убавили яркость и добавили фотоэффект сепии. На ступени легло бледное прямоугольное пятно, разделенное на четверти крестом рамы. Через него двигались тени, будто кто-то развлекался, складывая пальцы в разные фигуры. Ворон. Летящие листья. Кролик. Волк, скалящий пасть.
Наверху послышались шаги. Тяжелые шаги взрослого мужчины.
Я замер, задрав голову. Лестница ввинчивалась в полумрак штопором ступеней. Из него сочились звуки. Голоса. Шепот. Скрип двери. Снова шаги — быстрые и легкие, будто через площадку кто-то пробежал. Голоса стали громче. Они спорили.
Теперь я мог разобрать слова.
— Не надо. Она не хочет. Не трогай ее.
— Заткнись и убирайся к себе!
— Отстань от нее! Нет! Не надо!
Я был прав насчет желтого цвета. Это был плохой дом. Маше здесь грозила опасность. Я не знал какая, не знал почему. Понимал только: нужно забрать ее отсюда немедленно.
Я бросился вверх по лестнице. Все движения у меня выходили вялыми и медленными, словно я двигался против сильного течения — как иногда бывает во сне. Я едва поднялся на пару ступенек, как шум наверху усилился. Будто там боролся кто-то. Я слышал звуки удара и падения, снова топот — и крик. Пронзительный тонкий крик рвал мне уши. Казалось, сам воздух вибрировал и звенел, как бокал из тонкого стекла, который вот-вот пойдет трещинами.
— Маша! — отчаянно позвал я.
Уцепился за перила и кое-как втащил себя на площадку второго этажа. В этот момент дверь квартиры слева открылась, и оттуда вышла Маша — к моему облегчению, живая и вроде невредимая. Она быстро захлопнула за собой дверь и метнула на меня такой взгляд, что, будь я сухим листком, сам бы в ту трубу заполз и сидел тихо-тихо.
— Какого хрена?! — Она ухватила меня за руку и потащила вниз по ступенькам, которые я только что с таким трудом преодолел. — Я же сказала тебе стоять на месте!
— Они тебе что-то сделали? — Я не мог успокоиться и даже шеей хрустел, пытаясь извернуться так, чтобы рассмотреть возможный ущерб. — Они тебя трогали?
— Да с чего ты взял?!
— Ты так кричала! И еще эти голоса… Шаги на лестнице. Что там произошло? Тебя не били? С тобой точно все в порядке?
— Ну все, приехали. — Мы вывалились из подъезда, и теперь Маша волокла меня по тротуару, яростно бормоча себе под нос: — Медведь словил бэд. У Медведя, блин, хрупкая психика. Да чтоб я еще раз!..
Она много чего еще говорила, но я понял только, что плохой и что сильно порчу ей жизнь своим существованием.
— Но я же просто хотел помочь, — попытался оправдаться я. — Ты ведь кричала.
— Да не кричала я!
Она развернулась и прижала меня спиной к стене какого-то здания. В окнах дома напротив стояли герани в горшках. Между ними сидел толстый рыжий кот и разглядывал нас сквозь тюлевую занавеску.
— На меня смотри! — Она дернула меня за ухо, причем без всякой нежности.
Ее злющие синие глаза внезапно оказались очень близко от моих.
— Никто там не кричал, понял? — сказала она тихо, отчетливо выговаривая слова. — Это был просто глюк. Такое иногда бывает, особенно с непривычки. Что бы ты там ни видел, ни слышал — это не реально.
— Не реально? — испуганно повторил я. — Но…
— Не реально, — твердо повторила Маша. — Но бояться тут нечего. Это скоро пройдет. Тебе просто нужно съесть что-то сладкое.
— Съесть? — Кажется, все, что я теперь мог, — повторять самые простые слова.
Я вспомнил про свой несчастный живот и хотел возразить, но тут понял, что действительно проголодался, и покорно позволил Маше отбуксировать меня к магазинчику «Спар» на углу следующей улицы. Внутри она быстро цапнула первый попавшийся двойной батончик у кассы и швырнула его на ленту.
— Пять крон, — объявила жирная продавщица, похожая на борца-сумоиста.
Маша выжидающе уставилась на меня:
— Ну?
— Нету, — лучезарно улыбнулся я и вывернул карманы.
С ловкостью Тринити Маша подхватила мой мобильник, прежде чем он треснулся об пол, вытащила из чехла мою кредитку и махнула ею перед терминалом. Тот пискнул, на зеленом дисплее загорелся красный крест. «Платеж отклонен». Выругавшись непонятно сквозь зубы, Маша сунула руку в карман джинсов и бросила мелочь кассирше на лоток.
— Ну на хрена я с тобой вообще связалась? — бубнила она, как мантру, волоча меня по каким-то забитым транспортом и людьми улицам. — Пользы от тебя как от козла молока. Одна сплошная головная боль и расходы.
Я кивал, жуя «Сникерс». Мы как раз остановились на светофоре, и Маша это заметила.
— Ну что ты киваешь, как китайский болванчик?
Похоже, даже мои жесты ее раздражали.
— Ты совершенно права, — миролюбиво сказал я. — Моя мама тоже всегда так говорила — ну, про козла и боль, когда была в плохом настроении. Хочешь?
Я протянул Маше остаток батончика. Она как-то погрустнела, качнула головой и потащила меня дальше по пешеходному переходу.
— А куда мы идем? — спросил я через некоторое время, вертя головой по сторонам.
Судя по всему, мы стремительно прочесали через центр города и теперь двигались мимо какого-то жилого квартала по одну сторону улицы и здания, похожего на школу, с другой.
— Куда идем мы с Пятачком, большой, большой секрет, — мрачно напела Маша, не сбавляя шага.
Ну вот, теперь я Пятачок. Или все-таки Винни-Пух?
— Почти пришли, — внезапно объявила она, сверяясь с чем-то в телефоне.
Мы шмыгнули в проход между многоэтажками и оказались во дворе с безлюдной детской площадкой. Парковка вдоль вытянутой линии домов тоже была почти пустая — рабочий день все-таки.
— Значит, так! — Маша остановилась и указала на исписанную граффити скамейку у гравийной дорожки, которая вела к игровой площадке. — Сидишь тут и
