Возраст гусеницы - Татьяна Русуберг
Я увидел, как она затягивается, а потом ее синие глазищи оказались прямо напротив моих. Через них плыли облака, как-то наискосок, и летели чайки. На этот раз мои губы раскрылись сами собой, и я вдохнул ее дыхание.
Минут пять спустя, когда косяк был докурен, я лежал на скамейке, согнув ноги в коленях и используя Машины бедра вместо подушки. Надо мной змеились по небу ее белые дреды, похожие на конденсационные следы от самолетов. Боль в животе ушла и сменилась состоянием, близким к эйфории. Делать ничего не хотелось. Хотелось просто… быть. Тело стало пустым и легким, как вата. Я держался руками за скамейку, потому что боялся, что ветер подхватит меня и я улечу. Хотя — какая разница, если Маша улетит вместе со мной.
— Маша, а можно вопрос?
— Валяй.
— А как ты узнала, что я утром буду ждать тебя у бассейна? Может, ты дунула и тебя просветлило?
Маша объяснила мне, что то, чем мы занимались, называется «дуть косяк». Я жадно впитывал новую лексику.
Она погладила меня по волосам, перебирая прядки, и я зажмурился от удовольствия.
— Давай я на этот вопрос потом отвечу. Мы же договорились, что сейчас ты рассказываешь о своих проблемах.
— А у меня уже нет проблем, — хихикнул я и пошевелил пальцами на ногах — просто чтобы убедиться, что они все еще у меня есть.
Маша вздохнула.
— Походу, переборщили чутка по первости. Ладно, тогда расскажи, как тебя занесло в Ольборг.
И я рассказал. Про маму, пинетки и фотографию. Про говорящего медведя. Про сестру и брата, которые антихристы. Про отца, который вроде бы умер, но не совсем. Про тролля в приходской администрации и редкую фамилию. Про Бернадоттир, вселившуюся в квартиру Эрика Планицера.
— Погоди, так это тебе исландка та, что ли, по лбу вчера заехала? — Маша осторожно обвела подушечкой пальца мой рог.
— Не. — Я лежал неподвижно: то, что она делала, было очень приятно. — Это я сам. Я мазохист со склонностью к самобичеванию и селфхарму. Не давай мне ничего острого, пожалуйста.
— Даже та-ак, — задумчиво протянула Маша. Помолчала немного и спросила: — Слышь, а можно твой телефон глянуть?
— Да пожалуйста.
В воздухе передо мной возникла трехмерная проекция моего тела, сотканная из светящихся зеленых линий. Местонахождение кармана с телефоном было отмечено красным значком, как на «Гугл Картах». Я отпустил скамейку одной рукой. Синяя стрелочка на проекции указала ей маршрут. Рука послушно поползла по поле куртки к карману и вынырнула оттуда с черной «Нокией 105».
— Фигасе! — выдохнула Маша восхищенно, будто это был последний айфон. — И ты с этим артефактом добрался до Брёнеслева, а потом до Ольборга? Без всякого джипиэс?
— Ага, — заявил я гордо. Мне понравилось слово «артефакт». — Он, кстати, может сохранять до пятисот эсэмэсок.
— Силен, — согласилась Маша. — Слышь, Медведь: ты не медведь. Ты снежный человек прям какой-то!
Я решил, что это левел-ап, довольно хмыкнул и провел телефон обратно по тому же маршруту.
— Ну и что ты теперь собираешься делать?
— Ничего, — сообщил я, блаженно улыбаясь. — Буду расти, как трава. Можно?
— У нас свободная страна, — кивнула Маша, качнув дредами на полнеба.
— Так ты ответишь на мой вопрос? — напомнил я.
— А… это. — Ее голос поскучнел, стал безразличным, отстраненным.
Я попытался сосредоточиться на ее лице, но снизу видел только маленький твердый подбородок с небольшой ямочкой по центру.
— Все просто. Я…
Звонок телефона прервал ее. Я сразу понял, что это не моя «Нокия», потому что заиграла песня из мультика:
Det er Traktor Tom
Tom Tom Tom Tom
Hva ku vi uden din hjalp?
Ham kan vi li
Tom Tom Tom Tom
Hurra!
Ja han er uundvarlig… [19]
Дреды надо мной заколыхались, Маша прижала к уху смартфон в чехле с картинкой из аниме. Черноволосый растрепанный парень на ней, чем-то смахивавший на меня, как-то странно сочетался с детской песенкой на звонке.
— Да. Когда? Успею. Точно. У тебя? Через пятнадцать минут. — Маша дала отбой и взлохматила мне волосы. — Вставай. Мне на работу надо.
— На работу? — От удивления я сел, выпустив из рук скамейку, но почему-то не улетел, хотя по-прежнему чувствовал себя легким и мягким, как пух. — А кем ты работаешь?
— Курьером. — Она поднялась на ноги и зашагала по дорожке сквера, не дожидаясь меня.
Я бросился следом.
— Погоди! Можно мне с тобой?
Она приостановилась и окинула меня внимательным взглядом. Я попытался стоять смирно, хотя меня так и подмывало попрыгать на месте, чтобы проверить, полечу все-таки или нет. Наконец Маша тяжело вздохнула.
— Ладно. Сама виновата. Пойдешь со мной. Только вот улыбочку эту дурацкую с морды сотри.
Я провел ладонью перед лицом и крепко сжал губы, сдерживая рвущийся наружу смех. Маша схватила меня за руку и буквально потащила в сторону идущего вдоль набережной проспекта. Кажется, она сильно торопилась.
6
— Стой тут и жди меня! — строго приказала Маша, приткнув меня за штабелем труб на перерытой улице. — С места не двигайся. Понял?
Вот я и стоял. А она исчезла в подъезде старинного на вид желтого здания треугольной формы. Здание напоминало флагманский корабль, севший на асфальтовую мель. Теперь под него рыли — наверное, чтобы снова отправить в плавание. А вдруг Маша уплывет вместе с ним? Ее ведь уже нет довольно долго. Кажется.
Меня охватило беспокойство. А тут еще солнце исчезло за облаками, которые размножились и расползлись по небу, как динозавры по юрскому периоду. Свет изменился, словно на реальность наложили холодный фильтр. Налетел ветер, зашелестел мертвыми листьями деревьев на противоположной стороне улицы. На ветках одного сидели две вороны — такие большие и черные, что казались ненастоящими. Они высокомерно поглядывали на меня и перекаркивались. Я показал им язык.
Воронам это не понравилось. Они взлетели, хлопая крыльями. Вместе с ними с веток сорвались трупики листьев. Ветер подхватил их, пронес мимо меня. Они пролетели так близко, что я рассмотрел все прожилки на их побуревших телах, все проточенные гусеницами язвочки и отверстия в растительной плоти. Один лист смазал меня по щеке, словно сухим пальцем провел, а потом исчез в жерле трубы. Будто его туда засосало.
Я наклонился и попробовал заглянуть в трубу. Убедился, что для этого мне потребовалось бы сойти с места. Но Маша сказала не двигаться. Если сдвинусь, то не буду в безопасности. А это опасное место. Я это чувствовал. И трубы эти. Оранжевожелтые. Желтый — это предупреждение. Стой. Не
