Филипп Делелис - Последняя кантата

Летисия заколебалась, опустила голову и помрачнела.

— Но главное? — спросил Паскаль.

— Главное… кто — Бах или король, кто из них допустил… ошибку? — произнесла наконец Летисия.

Ее собеседники молчали. Летисия осторожно положила правую руку на клавиши и сыграла две ноты: ля-бемоль и си октавой ниже. А затем четвертую и пятую ноты темы. Не глядя на своих озадаченных собеседников, она пояснила:

— Это интервал уменьшенной септимы. Исключительно редкий для середины восемнадцатого века. Во всяком случае, он никогда не фигурирует в мелодиях, только иногда в оркестровом сопровождении, и еще он практически неразличим ухом.

— Таким образом вы объясняете заключение компьютера Пьера Фарана: «Ошибка Баха»? — с беспокойством спросил Жиль.

— Да, вне всякого сомнения. Никто об этом не задумался, потому что эта тема слишком привычна нам, но в базе данных компьютера не было в памяти никакого примера интервала уменьшенной септимы для мелодии того периода, и я просила это уточнить. Пьер запрограммировал машине фугу середины восемнадцатого века. Для компьютера это квадратура круга…

— И что ты заключаешь из этого, Летисия? — заинтересованно спросил Паскаль.

— Есть только два возможных объяснения. Если тема Фридриха действительно слишком бедна, Бах, бывший в то время на вершине своего искусства, отважно пренебрег ею и создал себе трудности в разработке. Так, к примеру, Галилей, солидаризируясь с Коперником, решительно заявил, что Солнце не вращается вокруг Земли, а все происходит наоборот, — сказала она с заговорщицкой улыбкой, обращенной к Паскалю.

— Е pur si muove![125] — добавил Паскаль, посылая ей ответную улыбку.

— А другая гипотеза? — живо спросил Жиль.

— Она меня больше устраивает: ошибку сделал Фридрих Второй, который написал по меньшей мере пять первых нот и, следовательно, интервал уменьшенной септимы. Попросту говоря, он создал непреодолимую для своего времени трудность и призвал лучшего специалиста того времени, чтобы разрешить ее. Впрочем, Бах признал автором темы Фридриха Великого, потому что в своем посвящении королю он написал: «…в котором самая богатая часть родилась под рукой Вашего Величества». Как мне кажется, в этой фразе Иоганн Себастьян прибег к игре слов. Ведь если говорить о музыке, то самая «богатая» — это вторая часть темы, но, как мне кажется, она слишком сложна для того, чтобы быть написанной Фридрихом. Я думаю, что под словом «богатая» Бах просто подразумевал богатство автора… первых пяти нот.

— Фридрих мог бы попросить Баха написать простое духовное сочинение или что-нибудь в этом роде, — заключил Паскаль.

— Из-за такого не убивают, — отверг его мысль Жиль.

— Во всяком случае, еще никогда никого не убили из-за уменьшенной септимы, — сказала Летисия. — К тому же…

Летисия посмотрела на своих собеседников, которые жадно слушали ее, и после некоторого колебания продолжила:

— Мало того, в литургических произведениях Баха уменьшенная септима несет в себе четкий смысл.

— Какой?

— Смерть. Более точно — уменьшенная септима сопровождает в песнопении существительное «смерть» или глагол «умереть». На протяжении двух сотен кантат, ораторий и «Страстей» мы не находим ни единого исключения из этого символа.

Оба собеседника Летисии обдумывали, насколько верно ее открытие. Смерть символически содержалась в королевской теме. Она как бы предопределялась музыкой.

— Но на этом преемственность не кончается, — продолжила Летисия. — Этот интервал уменьшенной септимы привел меня к одному композитору, который использовал его и ввел всех в заблуждение век спустя, преподнеся как современную музыку, хотя это уже не была эпоха Баха.

Летисия проиграла тему на пианино.

— Вагнер? — неуверенно спросил Жиль.

— Да, самая прекрасная тема из «Тристана и Изольды» — Blickmotiv, «тема взгляда». Теперь слушайте внимательно, я снова сыграю ее, усиливая только некоторые ноты.

Она еще раз сыграла то же самое, и ее собеседники с удивлением узнали королевскую тему.

— По сути, разница, — подчеркнуто сказала Летисия, — заключается в том, что Бах использует интервал уменьшенной септимы, а Вагнер — аккорд уменьшенной септимы, заставляя звучать ноты одновременно.

Летисия сделала паузу, чтобы оценить, какой эффект произвели ее слова. Увидев, что Паскаль и Жиль явно относятся к ним скептически, она заговорила снова:

— Я сказала себе, если нашлась эта тема у Вагнера, наверняка можно обнаружить что-нибудь похожее и у Моцарта. Но прежде послушайте начало третьей части Четвертого квартета Бетховена.

Она сыграла ее, снова акцентируя некоторые ноты, и опять возникла королевская тема.

— У этого квартета довольно странная история, — объяснила она. — Он значится под номером четыре,[126] но обычно считают, что он был написан последним в первой серии из шести квартетов, возможно, в одна тысяча восьмисотом году, за два года до «Хейлигенштадтского завещания», когда Бетховен пребывал в глубоком кризисе. Однако он содержит в себе материал более странный, чем другие квартеты, и напоминает первые годы творчества юного Людвига. Вначале его рассматривали как лучший из шести, но Бетховен не любил, когда его упоминали. Он так его хулил, что о нем совсем забыли.

— И какой вывод ты из этого делаешь?

— О, пока ничего окончательного, — ответила Летисия, снова небрежно наигрывая тему на пианино. — Кроме того, установлено: молодой — шестнадцатилетний — Бетховен встретился с менее молодым — тридцати одного года — Моцартом в Вене. Естественно, они могли говорить только о музыке. А из этого, возможно…

Летисия резко прервала свое объяснение и сказала:

— А вот отрывок из «Песни о земле» Малера… Мне нужна партитура…

Она раскрыла ноты, которые заранее установила на пюпитре. И на этот раз, никого не удивив, прозвучала королевская тема, но искаженная гармонизацией и плавным ритмом венца Малера.

— Последнее, что я нашла, гораздо более очевидное, это как бы возвращение к истокам — полная переработка фуги, написанной на королевскую тему Антоном Веберном. Поборник додекафонизма[127] почти через двадцать лет после теоретической разработки серии почувствовал необходимость переработать фугу короля! Более точно — оркестровать ричеркар на шесть голосов. Это немыслимо! Я не буду вам его играть, потому что он интересен главным образом в оркестровке, но здесь впервые после Моцарта королевская тема использована в начале произведения, словно из уважения к прекрасной фуге!

Она с живостью в последний раз исполнила королевскую тему полностью.

— Ладно, попробуем подвести итоги, — сказал Жиль. — Все начинается с Фридриха Второго, который дает тему Иоганну Себастьяну Баху, и ее мы впоследствии находим у Моцарта, Бетховена, Вагнера, Малера и Веберна. Все так?

— Да, — ответила Летисия. — Первое наблюдение — все они «германцы», скажем так, принадлежат немецкой культуре, и второе — тема разработана одной из великих фигур немецкой национальной идеи.

— У них должно быть и еще что-то общее, — высказал предположение Паскаль.

— Они не были франкмасонами, — сказал Жиль, — но все, кроме Баха, были католиками.

— Вагнер и Малер тоже были католики? — с иронией спросил Паскаль.

— Малер — безусловно. Подлинность его обращения в католицизм не подлежит сомнению. Что же касается Вагнера, то совершенно ясно, что язычество его опер окончилось тем, что оказало влияние на него самого, но он был воспитан в католической вере и всегда признавал ее воздействие на него.

— Они все встречались наедине, как, по твоим рассказам, Бетховен и Моцарт? — спросил Паскаль, оборачиваясь к Летисии.

— Я проверила. Мы знаем с уверенностью, что Моцарт виделся два раза с младшим сыном Баха, Иоганном Кристианом, в Лондоне и в Париже, что Бетховен приезжал к Моцарту и что Малер имел беседу с Веберном в Вене, где, впрочем, и Моцарт с Бетховеном.

— А в середине этой цепи? — с беспокойством спросил Жиль.

— Это сложнее: Малер мог не раз посетить Вагнера, но это лишь предположение. В то же время мы знаем, что Вагнер, хотя в год смерти Бетховена ему было уже четырнадцать лет, ни разу с ним не встретился. Если исключить это звено, то можно сказать, что все эти композиторы могли — последовательно — разговаривать о королевской фуге.

— Они могли и каждый сам по себе очароваться темой и пожелать разработать ее, — предположил Паскаль.

— Я так не думаю, — отбросила эту мысль Летисия. — Прежде всего потому, что иногда она спрятана в партитуре более пространной, чем у Бетховена, Вагнера и Малера. Затем потому, что хронологическая последовательность отрывков достаточно сжата и как бы свидетельствует о желании композиторов заставить тему жить в каждую эпоху. Возможно, для того, чтобы о ней никогда не забывали.