Стивен Кинг - Возрождение
— А больно не будет? – спросила девушка, и теперь я увидел, что она совсем не похожа на Астрид. Да и с чего бы? Она намного младше моей первой подруги… и где бы сейчас ни была Астрид, ее фамилия скорее всего уже не Содерберг.
— Ни капельки, — заверил ее Джейкобс. – И в отличие от всех последующих дам, которые выйдут на эту сцену, ваш портрет…
Джейкобс вновь повернулся к толпе, устремив взгляд прямо на меня.
— …я сделаю совершенно бесплатно.
Не переставая болтать, Джейкобс усадил девушку на стул, но, казалось, что-то выбило его из колеи, и он потерял нить разговора. Он все время поглядывал на меня, пока его помощник завязывал девушке глаза шелковой повязкой. Публика не замечала его рассеянности: ведь хорошенькую девчонку вот-вот сфотографируют у ног гигантской красавицы – да еще с завязанными глазами! – и все это очень интересно. Не меньший интерес вызывали голые ноги девушки и глубокое декольте великанши.
— Кому нужна… — начала девушка, и Джейкобс тут же подсунул ей микрофон, чтобы вопрос услышали все зрители. — …моя фотография с повязкой на глазах?
— Зато все остальное у тебя на виду, золотце! – крикнул кто-то, и публика добродушно заулюлюкала. Красотка на стуле сдвинула коленки, но улыбаться не перестала. Мол, я девушка не промах.
— Дорогая моя, тебя ждет сюрприз, — сказал Джейкобс и повернулся к толпе:
— Электричество! Хотя мы все так к нему привыкли, это величайшее чудо природы, по сравнению с которым пирамида Хеопса – всего лишь жалкий муравейник! Оно лежит в основе современной цивилизации! Некоторые считают, будто понимают его, дамы и господа, но никто не понимает тайного электричества, той силы, которая объединяет вселенную в единое гармоничное целое. Понимаю ли его я? Нет. Не совсем. Но я знаю, что оно может разрушать, исцелять и творить волшебную красоту! Как вас зовут, мисс?
— Кэти Морс.
— Кэти, есть старая присказка, что красота — в глазах смотрящего. Мы с вами и со всеми здесь присутствующими сегодня убедимся в правдивости этой присказки, и когда вы отсюда уйдете, вы унесете с собой портрет, который будете потом показывать внукам. А они – своим внукам! И если эти ваши еще не рожденные потомки не будут восторгаться им, то не быть мне Дэном Джейкобсом.
«Ты и так не Дэн», — подумал я.
Я раскачивался вперед-назад, словно в такт каллиопе и музыке, которая звенела у меня в ушах. Попытался остановиться, но понял, что не могу. Ноги у меня подгибались, как если бы из них дюйм за дюймом вытаскивали кости.
«Ты же Чарльз, а не Дэн. Думаешь, я не узнаю человека, который вернул голос моему брату?»
— А теперь, дамы и господа, советую вам защитить глаза!
Помощник театральным жестом прикрыл рукой свои. Джейкобс развернулся, подошел к камере и накрылся шторкой.
— Закройте глаза, Кэти! – крикнул он. – Даже повязка не защитит вас от электрического импульса такой яркости! Считаю до трех! Раз… и… два… и… три!
И снова я почувствовал, как воздух загустел. И не только я: публика подалась назад на пару шагов. Затем кто-то будто бы щелкнул пальцами у моего правого уха. Мир полыхнул синим.
«Ааааххххх», — вырвалось у зрителей. А потом, когда они увидели, что произошло с задником: «АААААХХХХХХ!»
Вечернее платье осталось тем же – серебристым, с низким вырезом. Затейливая прическа тоже не изменилась. Но грудь стала меньше, а черные волосы посветлели. Изменилось и лицо: в танцевальном зале стояла Кэти Морс. Потом я моргнул, и красавица-оклахомочка исчезла. Я снова увидел Астрид, Астрид в шестнадцать лет, любовь моих дней и в конце концов утоленная страсть моих ночей.
Толпа ошеломленно охнула, и у меня мелькнула сумасшедшая, но убедительная мысль: они тоже видели людей из своего прошлого, которых либо уже нет, либо их изменило зыбкое течение времени.
Потом осталась лишь Кэти Морс, но подивиться тоже было чему: Кэти Морс двадцати футов ростом в дорогущем бальном платье, которое в действительности она никогда не сможет себе позволить. Бриллиантовые серьги никуда не делись, а вот губы у сидящей на стуле девушки были накрашены в карамельно-розовый, тогда как у гигантской Кэти позади нее они были ярко-красными.
И никакой повязки на глазах.
«Старый-добрый священник Джейкобс, — подумал я, — но трюки у него теперь похлеще, чем электрический Иисус на Мирном озере или матерчатый ремешок с игрушечным моторчиком».
Выскочив из-под шторки, Джейкобс вытащил из фотоаппарата пластинку. Когда он показал ее зрителям, те снова заахали. Джейкобс поклонился и повернулся к Кэти. Выглядела девушка весьма озадаченной.
— Можете снять повязку, Кэти. Уже можно, — сказал он, протягивая ей пластинку.
Она стянула повязку и увидела изображение: каким-то чудом девчонка из Оклахомы превратилась в роскошную куртизанку французского полусвета. Девушка поднесла ладони ко рту, но Джейкобс с микрофоном был тут как тут, поэтому ее «Боже!» услышали все.
— А теперь повернитесь! — воскликнул Джейкобс.
Она встала, повернулась и подалась назад при виде двадцатифутовой себя в шикарном наряде и побрякушках. Джейкобс придержал ее за талию. Рука, в которой он держал микрофон (и прятал какой-то приборчик), снова сжалась, и на этот раз из толпы раздались не только охи, но и несколько криков.
Громадная Кэти Морс сделала модельный поворот, и публика увидела, что сзади вырез у платья гораздо ниже, чем спереди. Она оглянулась… и подмигнула зрителям.
Все это время Джейкобс не забывал о микрофоне – опыта ему явно было не занимать, – и народ услышал еще одно восклицание девушки:
— Охренеть!
Публика смеялась. Публика весело свистела. А когда увидела, что девушка зарделась, засвистела еще сильнее. А над ними гигантская Кэти постепенно менялась. Ее светлые волосы тускнели. Ее лицо таяло, но красная помада оставалась все такой же яркой, словно улыбка Чеширского Кота из «Алисы».
И вот уже на нас смотрела прежняя девушка. Изображение Кэти Морс исчезло.
— Но эта версия не поблекнет никогда, — сказал Джейкобс, снова показывая всем старомодную пластинку. – Мой помощник распечатает ее и вставит в рамку, чтобы вы смогли забрать ее домой.
— Эй, ловкач! – выкрикнул кто-то из первого ряда. – Девка сейчас в обморок хлопнется!
Но та лишь немного покачнулась.
В обморок хлопнулся я.
Открыв глаза, я обнаружил, что лежу в двуспальной кровати, укрытый одеялом до подбородка. Справа была стена, отделанная панелями под дерево, слева — аккуратненькая кухня: холодильник, мойка, микроволновка. Дальше виднелся диван, обеденный стол с четырьмя стульями и даже кресло в зоне гостиной перед встроенным телевизором. Я не мог вытянуть шею достаточно далеко, чтобы увидеть кабину водителя, но, будучи странствующим музыкантом и проехав десятки тысяч миль в подобных средствах передвижения, я и так знал, где нахожусь. Большой трейлер, возможно, «Баундер». Чей-то дом на колесах.
Мне было жарко, я весь горел. Во рту все пересохло, как дорожная пыль. И нестерпимо хотелось ширнуться. Я сбросил одеяло, и меня сразу же начала бить дрожь. На меня легла чья-то тень. Это был Джейкобс, и он держал в руке нечто прекрасное: апельсиновый сок в высоком стакане с изогнутой соломинкой. Единственное, что могло бы быть лучше, — это шприц с наркотой, но всему свое время. Я протянул руку за стаканом.
Он снова укрыл меня одеялом, потом опустился на колени у кровати.
— Не спеши, Джейми. Боюсь, что ты у нас сейчас не самый здоровый из американцев.
Я выпил. Горлу стало намного легче. Я попытался забрать стакан и осушить его до дна, но он отодвинул его подальше.
— Я же сказал: не спеши.
Я опустил руку, и он дал мне выпить еще глоток. Все шло хорошо, но на третьем глотке у меня скрутило живот, и озноб вернулся. Это уже было не от гриппа.
— Мне нужна доза, — сказал я. Не так мне хотелось бы возобновить отношения со своим бывшим духовником и первым взрослым другом, но наркоман в поисках дозы не знает стыда. Да и потом, у него в шкафу, возможно, тоже таилась парочка скелетов. Иначе зачем бы он назвался Дэном Джейкобсом вместо Чарльза?
— Да, — сказал он. — Я видел следы. И я собираюсь поддержать тебя, по крайней мере пока ты борешься с вирусом. Иначе тебя начнет рвать всем, чем я попытаюсь тебя накормить, а мы ведь этого не хотим, правда? Ты и так весишь по крайней мере на пятьдесят фунтов меньше, чем надо.
Он вытащил из кармана коричневый пузырек. К его крышечке была приделана миниатюрная ложка. Я потянулся за ним. Джейкобс покачал головой и убрал пузырек подальше.
— И опять же: я сам тебе все дам.
Он открутил крышечку, зачерпнул крошечной ложкой грязно-белый порошок и поднес ее к моему носу. Я втянул порошок правой ноздрей. Он зачерпнул еще раз, и я втянул новую порцию в левую ноздрю. Это было не то, что нужно, — точнее, не столько, сколько нужно, — но дрожь начала утихать, и я почувствовал, что смогу удержать в себе тот вкусный, холодный апельсиновый сок.
