Черный часослов - Эва Гарсиа Саэнс де Уртури
Он взял меня под руку и говорил теперь шепотом, подозрительно поглядывая наружу, чтобы убедиться, что никто нас не подслушивает.
– Почему вы считаете, что это может повториться?
– В мире библиофилии сейчас очень непростая ситуация…
– Не совсем вас понимаю.
– В каком мире вы живете? Ковидные наследства.
– Что, простите?
– Каков, по-вашему, средний возраст крупных коллекционеров-библиофилов в нашей стране? – Гаспар выразительно посмотрел на меня. – Вот именно: восемьдесят – девяносто лет. В первую волну пандемии, как сообщалось в прессе, умерли несколько известных коллекционеров, а потом – еще и еще, тоже в связи с этой болезнью. Все мы знали, что в нашем деле не возникло преемственности поколений, но пандемия лишь ускорила неизбежное. Знаете, инспектор Кракен, у нас говорят, что библиотека библиофила не выносит двух поколений, а тем более в наши времена: наследники делят между собой коллекцию, забирая свою долю, и продают ее – зачастую по бросовой цене, что свойственно невеждам, – чтобы как можно скорее урвать свой куш от наследства. Рынок сейчас находится на пределе – и не только из-за количества экземпляров, поступающих в продажу; дело в том, что среди лотов неизбежно появляются библиографические редкости, и чем больше их появляется, тем более мутным становится этот бизнес.
– Что вы имеете в виду?
– Если проводятся аукционы, если на продажу выставляются экземпляры стоимостью несколько миллионов евро – разве не появятся тут сразу же люди, ворочающие деньгами, мафия?..
– Мафия?
– Ну разумеется. Как и произведения искусства, библиографические сокровища, стоящие миллионы, также используются в самых разнообразных криминальных махинациях, какие только можно себе представить. Не говоря уже о человеческом, эмоциональном факторе. Коллекционеры, десятилетиями ждавшие какую-либо конкретную книгу, теперь точат клыки, чтобы заполучить ее. Посмотрите вокруг – думаете, это в порядке вещей, чтобы столько девяностолетних стариков бродили по Куэста-де-Мойано? Раньше по будним дням здесь всегда было затишье, но вот уже много месяцев наблюдается столь необычайное оживление. Мы, книготорговцы, очень обеспокоены, потому что никто не хочет покупать книги по ценам двухлетней давности. Коллекционеры отчаянно торгуются, ободренные большим предложением: все знают, что если, например, умирает библиофил, собиравший книги по охоте, то через несколько месяцев на рынок хлынет две тысячи экземпляров и вся эта тематика сильно упадет в цене.
– Что ж, возвращаясь к «Черному часослову»… какова может быть его примерная стоимость?
Гаспар посмотрел на меня как на маленького ребенка, спрашивающего про мышонка Переса, – со смесью удивления и снисходительности.
– Стоимость? «Часослов Ротшильда», манускрипт начала шестнадцатого века, был продан на аукционе «Кристис» в девяносто девятом году за восемь с половиной миллионов фунтов. Это было двадцать лет назад. Посчитайте, сколько это сейчас. А знаменитый «Кодекс Каликста», похищенный из собора в Сантьяго несколько лет назад – помните этот случай? – он оценивался экспертами в сто миллионов евро. Это первый путеводитель, с описанием пути святого Иакова, созданный в двенадцатом веке. Правда, сомневаюсь, что церковь когда-либо выставила бы на продажу такую книгу. Что касается «Черного часослова» Констанции Наваррской, то, если он действительно существует, это сокровище, ради которого могут убить, несомненно. Вы ведь пришли ко мне с Алистером Морганом в связи с убийством его дочери Сары?
– А также в связи с убийством Эдмундо, владельца книжного магазина «Монтекристо» в Витории. Вы его знали?
Гаспар улыбнулся.
– На этом этапе разговора вы всё еще задаете мне подобный вопрос?
– Ах да, конечно, вы не могли его не знать… И что вы можете рассказать о нем?
– Это был человек-фейерверк. Он вел такой образ жизни, какой мало кто из книготорговцев может себе позволить – если, конечно, фортуна не улыбнется вам однажды… а потом еще много раз за все те годы, что вы посвятили своей работе. Все мы мечтали о сделке, которая позволила бы нам уйти на покой; у Эдмундо же такие подарки судьбы случались не раз, а потом он проматывал все деньги и ему снова везло. Вот же странность, вы не находите?
Все это совпадало с тем описанием, какое дала своему мужу Гойя.
– У вас есть доказательства или догадки о чем-то конкретном, о каких-то источниках этой подозрительной удачливости Эдмундо?
– В последние месяцы он был такой таинственный, гордый, часто приезжал в Мадрид и виделся со всеми знакомыми книготорговцами, излучал энтузиазм и все время пребывал в какой-то эйфории – знаете, с такой улыбкой на лице, как у человека с зависимостью, раздобывшего вожделенный наркотик… Это очень легко распознать.
И опять слово «зависимость». Любопытно.
– Поговаривали, что он, как настоящий стервятник, нацелился на какое-то ковидное наследство, нечто очень значительное, – продолжал свой рассказ Гаспар. – Не сомневаюсь, что ему удалось бы сорвать на этом деле большой куш, он был настоящим заклинателем змей.
– А что вы можете рассказать о его отношениях с Сарой Морган? По словам ее отца, они были знакомы и у них имелись какие-то дела.
Гаспар вздохнул – как мне показалось, с грустью или безысходностью.
– Сара была исключительной женщиной, лучшим специалистом, номер один в своей области. Она была рождена и воспитана для этого. Ей очень быстро удалось превзойти своего отца – в отличие от него, неисправимого романтика, она была более практичной и рациональной. Книги тоже были ее страстью, и Сара была их настоящим хранителем, благодаря своей работе и тем должностям, которые она занимала. И я не утверждаю, что она не любила своего мужа, но…
– Что – «но»?
– Старина Алистер вам на это даже не намекнул, верно?
– Не намекнул на что, Гаспар?
– На то, чего он не хотел замечать, – что они были любовниками. Проведите расследование, и вы найдете доказательства – их не может не быть; неверные супруги всегда в конце концов выдают себя, когда измена затягивается.
Итак, два известных библиофила, женатый мужчина и замужняя женщина,
