Возраст гусеницы - Татьяна Русуберг
Секунда, и двери автобуса закрылись, а за моей спиной раздался внушительный бас:
— Эй, парень! Потерял тут что?
Я подскочил на ноги, сунул продавцу под нос ключи от «фольксвагена»:
— Да вот, уронил, — и рванул на выход.
С парковки газанул так, что колеса взвизгнули. В венах бурлил чистый адреналин. Все казалось, что вот-вот за мной погонятся, попробуют остановить: не Дюлле, так ее папаша; не Питер, так Руфь или копы; или этот бородатый мужик из автосалона, хотя на фига я ему сдался.
С трудом я заставил себя приподнять ногу с педали газа и ехать положенные в черте города пятьдесят километров в час. И только свернув на скоростное шоссе и набрав сто десять, я перевел дыхание и трясущейся рукой включил радио. Через хрип атмосферных помех прорвался мягкий мужской голос:
And she needs you
This is for Matilda [14].
Я не знал, хорошим или дурным знаком было упоминание маминого имени, но на губы робко выползла торжествующая улыбка.
Возраст второй
Мы боимся сойти с ума. Но, к несчастью для нас, мы все уже и так сумасшедшие.
1
Иногда кошмары сбываются наяву.
Есть такая социальная реклама, ее, наверное, все видели, — «Будь за рулем, когда ты за рулем». Ну та, где мужик ведет машину, а на голове у него бумажный пакет. Он и так ничего из-за пакета не видит, да еще роется в бардачке, ищет зарядку для телефона. Находит, втыкает в мобильник, и тут — хрясь! В него на перекрестке врезается фура.
Нет, я рекламу терпеть ненавижу, смотрю одним глазом и только принудительно, когда жду продолжение хорошего фильма. Но в некоторых роликах смысл есть. Потому что если бы я не ехал по Ольборгу, весь загруженный мыслями, если бы не сверялся с распечатанной картой, лежащей на переднем сиденье, то заметил бы, как на проезжую часть выскочил человек — прямо передо мной. Заметил и успел бы затормозить.
Я ударил по тормозам слишком поздно. Тень в свете фар взмахнула руками и пропала где-то внизу. Меня бросило на руль. Ноги словно вросли в пол — я жал и жал на педаль тормоза, хотя машина давно остановилась. Адреналин качал кровь скоростным насосом, так что в ушах свистело.
Сбил. Наверняка я его сбил. Но, может, не насмерть? Я же медленно ехал, ну тридцать в час от силы. Кажется. Может, его еще можно спасти?
Трясущейся рукой нашарил ключ зажигания, заглушил мотор. Обнаружил, что забыл, как открывается дверца машины. После нескольких попыток наконец вспомнил. Вывалился наружу в холодный влажный вечер. Картинка перед глазами прыгала и расплывалась, будто я смотрел на мир через объектив дешевой видеокамеры, которую держал ребенок. Вот капот и забрызганный бок «фольксвагена». Вот мокрый асфальт и темная фигура на нем. Человек кажется очень маленьким и хрупким. С головы у него слетел капюшон и по асфальту рассыпались светлые дреды. А вокруг — камушки. Разноцветные камушки, блестящие в свете фар.
В голове у меня будто что-то щелкнуло. Киномеханик включил проектор, запустив знакомый фильм — на сей раз прямо поверх реальности. Я стоял на забитой запаркованными машинами улице и одновременно находился в том доме, у подножия лестницы. Я был собой и одновременно маленьким ребенком. Человек на асфальте был пацаном с дредами и… кем-то еще. Силуэт наслаивался и не совпадал, как слишком большое платье для бумажной куклы.
Петля времени поймала меня, захлестнулась на шее, перекрывая кислород. Яркий камушек у моей кроссовки впрыгнул в кадр, увеличился в размерах, пока не заполнил собой все. Черная дыра в его центре вращалась, как сгусток тьмы, как воронка, ведущая прямиком в прошлое.
Я вскрикнул и рванул на себя дверцу машины. Повалился на водительское сиденье. Зашарил непослушными пальцами по приборной доске. Зажигание. Газ. «Фольксваген» чихнул, взревел раненым зверем и прыгнул вперед. Меня снова распластало по рулю, и на сей раз он больно врезался в ребра — я забыл пристегнуть ремень. Мотор заглох. В тишину ворвались чьи-то крики и понимание: я забыл сменить передачу. Вместо того чтобы дать задний ход…
— Я убил его, — прошептал я, цепляясь за руль деревянными руками. — Вот теперь я точно…
Дверца с пассажирской стороны распахнулась. Темная потрепанная фигура рухнула внутрь. Рявкнула, капая кровью:
— Гони, придурок!
В проеме открытой двери я увидел жирного мужика в форме — то ли полицейского, то ли охранника. Мужик что-то орал и стремительно приближался, впечатывая в асфальт подошвы армейских ботинок.
— Гони! — взвизгнул мой незваный пассажир и захлопнул дверцу.
Мозг у меня отказал, но включился инстинкт. Мотор завелся, я рванул заднюю передачу и дал по газам. Полицейский выскочил на дорогу и потрусил следом, размахивая руками — он явно начал выдыхаться.
— На хрена ты задом едешь, идиота кусок? — Пассажир мне попался требовательный и умирать пока, кажется, не собирался.
Но он был прав. Ехал я действительно почему-то задом и не очень быстро — боялся задеть запаркованные вдоль обеих обочин машины. К тому же на улице еще и люди какие-то появились — то ли сбежались на вопли, то ли просто к машинам своим шли от торгового центра, сиявшего огнями неподалеку. А впереди растопырился шлагбаумом поперек дороги коп.
— Там переулок слева, — пихнул меня в плечо пассажир. — Туда давай. Дальше будет широкая улица. Там развернешься.
Я сделал, как было сказано. Казалось, все происходит во сне. Только этот кошмар был какой-то новый. И в нем я чувствовал боль. Синяки на ребрах точно останутся.
Мы выскочили на проспект с оживленным движением. Пошли светофоры, яркие огни вывесок: «Кингс раннинг суши», «Слотс отель», «Юск», «Кэб-инн»… Справа внезапно блеснула темная вода с золотыми бусинами отраженных фонарей, и я понял, что мы едем вдоль набережной. Тут меня начало отпускать. Влажные ладони заскользили по рулю, колени стали ватными — я едва чувствовал педали. Свернул в первую попавшуюся боковую улочку, потом в еще одну и парканулся у обочины, заехав двумя колесами на бордюр. Немного подышал, откинулся на сиденье и повернулся к своему внезапному попутчику.
— У тебя пластырь есть? — спокойно произнес он, показывая кровоточащее запястье.
Вернее, она.
