Анна Белкина - G.O.G.R.
Света, к сожалению, не было, и «люстрами» служили два мощных фонарика: Эммочкин и Филлипса. Они спустились неглубоко — в самое первое помещение, положили фонарики на стол, который Филлипс приволок из особняка Гопникова и уселись на толстые пни, которые Филлипс вырубил в лесу. Эммочка поставила на стол коробку и раскрыла её.
— Вытаскивай, — сказала она.
Филлипс залез в коробку чуть ли, не с головой, начал вытаскивать некие пухлые папки. Их было штук семь, или восемь, и они заняли весь стол.
— Много, да? — ехидно осведомилась Эммочка, когда Филлипс выложил последнюю папку и занял место на пне. — Так вот, дорогуша, всё это не стоит и клочка от вот этой вот маленькой бумажки!
Эммочка полезла рукою в карман и достала пожелтевший от времени лист, свёрнутый в четыре раза.
— Этому маленькому листику нет цены, — продолжала «дифирамбы» Эммочка, помахивая листиком перед неказистым носиком Филлипса.
— Опять какая-то твоя дутая «утка»! — угрюмо протарахтел Филлипс. — Садись, давай и будем разбирать эти архивы и дышать клопами!
— Постой, дорогуша, — не унималась Эммочка и не спешила «дышать клопами». — Это записка, которую написал Гопников перед смертью. И, знаешь, что? — она наклонилась к Филлипсу, установив свои густо накрашенные глаза у него перед носом, выдохнула «морозную свежесть» «Орбита».
— От жвачек язва будет, — флегматично сообщил Филлипс, проигнорировав разрекламированную Эммочкой бумажку. — Если беспокоит запах изо рта — обратись к врачу!
— Тебя забыла спросить! — огрызнулась Эммочка, и тут же продолжила, не теряя пафоса: — Знаешь, что именно Гопников написал здесь?
Филлипс молча, раскрыл первую пухлую папку и начал «дышать клопами».
— Гопников указал здесь истинные координаты «Наташеньки» и даже начертил план, врубон, или тупняк?
Филлипс замер над распахнутой папкой. Дышать клопами враз перехотелось. Довольная эффектом, Эммочка прохаживалась взад-вперёд в свете двух фонариков и кокетливо помахивала своей бесценной бумажкой.
— Ты сможешь залезть на «Наташеньку» сегодня же ночью, — сказала она. — Говори «спасибо» за то, что я отдам её тебе! Ферштейн, или снова — тупняк?
— А ну… — Филлипс сделал неожиданный выпад вперёд, выбросил руку и отнял у Эммочки «завещание Гопникова».
— Ты — дрепанаспис!.. — пискнула Эммочка, но Филлипс оттолкнул её в темноту бункера.
— Сейчас я гляну, на что ты меня накалываешь, гарпия, — он развернул свёрнутый листок и увидел, что на нём — действительно, шариковой ручкой начерчена карта!
— Прости за «гарпию», — пробубнил Филлипс, читая, что там мелкими и корявыми буковками накарябал Гопников.
— То-то! — буркнула из угла Эммочка. — Скунс ты!
— Хорошо, согласен на скунса, — оскалился Филлипс, жадно поглощая каракули Гопникова. — Потому что «усы» будут тебе, «дорогуша»! — жёлчно передразнил он слова и интонацию Эммочки.
— Что б ты провалился! — разозлилась та, схватила со стола свой фонарик и собралась уйти, но споткнулась о какой-то ящик и повалилась носом вниз. Она едва успела выставить вперёд руки, а то бы разбила нос.
— Чёрт! Понаставили же! — если бы Эммочка могла, то сожгла бы злополучный ящик своим испепеляющим взглядом. — Э-эй… — её что-то привлекло в этом ящике, и она откинула его пыльную, металлическую никак не закреплённую крышку.
Ящик был доверху набит бумагами. Все они густо покрылись пылью и пожелтели от безжалостного времени. Эммочка стёрла ладонью серую пыль и, посветив фонариком, заметила на страницах машинописный текст. «Die dichtenwolken» — кто-то когда-то напечатал на этом плотном, потрёпанном по краям листе.
— Филлипс! — позвала Эммочка, не решаясь взять находку в руки.
— Отстань! — отогнал её поглощённый картой Гопникова Филлипс.
— Я что-то нашла! — Эммочка хотела прочитать, что же тут написано, но не понимала ни слова. — Чёрт! — со злостью чертыхнулась она. — Идиотский немецкий язык! Какой кабан только его придумал?!
— Что ты там нашла? — заинтересовался Филлипс и отстал, наконец, от рукотворной карты, подобрался к Эммочке, стараясь ни обо что не споткнуться.
— Дурню какую-то! — ответила Эммочка, не в состоянии прочитать написанное. — Иди, глянь, если хочешь!
Филлипс присел на корточки и взглянул на Эммочкину «дурню».
— Дура ты, — оценил Филлипс умственные способности Эммочки и выхватил у неё из рук пыльную бумагу. — Ты хоть знаешь, что означает слово «дихьтенволькен»?
— А, скунс его разберёт? — огрызнулась Эммочка, пытаясь отобрать бумагу у Филлипса и вернуть её себе. — Я её нашла!
— Отвянь! — Филлипс повернулся к Эммочке спиной и стал так, что она не могла дотянуться до бумаги — Разъясняю для «особо одарённых». «Дихьтенволькен» по-немецки означает: «Густые облака». Ты понимаешь, что это значит? «ГУСТЫЕ ОБЛАКА»!
— Кажется, вникаю, — пробормотала Эммочка, светя фонариком на Филлипса. — Артерран ещё не нашёл эти бумаги, их нашли мы с тобой! А этот чумик получит пинка…
Эммочка разбирала другие бумаги, что лежали в ящике, разглядывала их в свете фонарика и чертыхалась, потому что ничего не понимала по-немецки. Вокруг её головы кружились «густые облака» пыли, Эммочка чихала, но всё не отрывалась от машинописного непонятного текста, который густо покрывал каждый из обнаруженных ею листов.
— Чёрт! — наконец сказала она, оторвав Филлипса от увлечённого чтения. — Какой только морж выдумал такой язык?! Чёрт!
Эммочка швырнула бумагу в ящик и подняла облако пыли.
— Вот и хорошо, что ты не понимаешь! — оскалился Филлипс. — Кабаны с моржами специально договорились и придумали немецкий язык — чтобы позлить тебя.
— Какой ты, всё-таки, Филлипс… — обиделась Эммочка. — Ты лучше, скажи, что там написано. И — давай согласимся на мир, о’кей?
— Ну, да… — буркнул Филлипс, но потом — передумал и выдавил с огромной неохотой: — Ладно, мир…
— А теперь — читай! — капризно потребовала Эммочка.
— Ну, я сам всего не понимаю, — честно признался Филлипс. — Но это — протоколы секретных исследований нацистов по проекту «Густые облака». Насколько я разобрался, все их эксперименты провалились…
— Каких именно исследований? — напёрла Эммочка. — Ты мне конкретно скажи!
— Они хотели создать какого-то суперсолдата, что ли… — начал Филлипс. — Но все их подопытные — кто не выжил, а кто… Тут написано: «Ферэндерн*», а я не знаю, что это значит…
— Лопух! — фыркнула Эммочка, словно рассерженный ёжик. — Давай, вынесем всё это и увезём ко мне на хату — авось бункер этот найдёт кто?
Следующие десять минут Эммочка с Филлипсом, пыхтя, краснея и истекая потом, вытаскивали тяжеленный железный ящик из подземного бункера по крутой лестнице наружу. А потом ещё — загружали его в багажник «Жигулёнка». Ящик не имел не то, что ручек — на нём не нашлось ни малейшей неровности, за которою можно было бы ухватиться. Поэтому Филлипс и Эммочка роняли его три раза, прежде чем донесли. Наконец-то, ящик был загружен, Эммочка втиснулась за руль «Жигулёнка» и собралась уезжать. Но Филлипс почему-то застрял — стоял в траве и озирался на бункер.
— Слушай, — сказал он. — Кажется, мы с тобой ту бумаженцию, первую, где «Густые облака» написаны, там оставили, на столе.
— Ну, ты и чебуратор, Филлипс! — вскипела Эммочка, стукнув по рулю кулаком. — Иди, теперь, ищи! А хотя, нет! Ты черепаха — ползать будешь десять лет, я состарюсь, пока дождусь тебя! Я лучше, сама, а ты в машине сиди!
— Как скажете, «ваше величество», — не скрывая злобного сарказма, процедил Филлипс и нехотя полез в кабину «Жигулёнка».
Эммочка же подцепила с сиденья фонарик и исчезла во мраке бункера.
Комментарий к Глава 20. Завещание Гопникова.
* (нем.) Изменилось
Глава 21. Приключения Сидорова
— Ну, наконец-то выбрались! — Хомякович обрадовался, что выкарабкался из жутковатой холодной пещеры и оказался под добродушным жёлтым солнышком, что согревало озябшую спину и разгоняло чертей.
— А всё-таки, нужно было спуститься ниже и узнать, куда поехал этот вездеход, — досадовал Хлебоедов, счищая с одежды липкую сырую паутину.
— Ты что, Донецк, подбесился? — проворчал Кошко, отбиваясь руками от назойливых мелких мошек, что оставляют после себя красные волдыри. — Да ты знаешь, что это — Чёртов курган? Про него такие байки ходят! Вот, например, одна: в прошлом году сюда один дачник забрался, чтобы спрятаться от дождя и не вылез больше, потому что его чёрт заел. Сечёшь, Донецк?
— Нету чёрта! — возразил Хлебоедов голосом Петра Ивановича. — Вбили вы себе в головы, что тут черти, а тут у вас банда какая-то завелась. Что ж вы за милиция такая? У вас бандюки под носом шастают, а вы и в ус не дуете.
