Анна Белкина - G.O.G.R.
— Мёдик наш, лягушинский, — довольно улыбнулась Фёкла Матвеевна. — Чистый-пречистый, липовый. А хлебец такой ещё моя прабабка, Анисья Силовна, царствие ей небесное, пекла! Соседки всё ходили к ней, рецепт выведывать, но никому не открыла, только нам, родным!
Глава 3. Плотник и черт
На следующее утро Пётр Иванович рано разбудил Сидорова, и они поехали к Гавриле Семёновичу. Первое, что сразу же заметили — резкий запах чеснока и ладана вокруг бедной, покосившейся хаты плотника.
— Ой, ну и вонища! — поморщился Сидоров, размахивая правой рукой перед носом.
Серёгин постучал в дверь. Внутри стояла тишина. Пётр Иванович постучал снова. На этот раз за дверью послышалась возня и чьи-то шаги.
— Чур-чур-чур, прочь, нечистый! — пробормотали в сенях.
— Кто пришёл, праведник, иль грешник?! — сурово пророкотал густой бас.
— Праведник, праведник, — примирительно ответил Пётр Иванович. — Открывайте, Гаврила Семёнович, не бойтесь.
Дверь медленно открылась. За ней стоял рослый и широченный в плечах мужичина с окладистой волнистой бородой и по-детски наивными и испуганными голубыми глазками. При виде незнакомых людей он быстрым движением направил на них большой деревянный крест и отпрянул вглубь дома.
— Ну, не бойтесь, Гаврила Семёнович, — миролюбиво сказал Серёгин. — Нам надо с вами поговорить.
— Про что? — детские «говорящие» глаза выразили недоумение.
— Про чёрта! — выпалил Сидоров, и чуть было всё не испортил.
— Ой, чур вас, чур! — истерически закричал плотник, замахал своим крестом и ка-ак сыпанёт в незваных гостей солью!
— Эх, ты! — фыркнул Пётр Иванович на Сидорова. — «Про чёрта!» Ведь ты же видишь, человек боится чёрта! Извините, Гаврила Семёнович.
Плотник пытался захлопнуть дверь. Милиционерам пришлось изрядно потрудиться, чтобы сладить с медвежьей силой и заячьим испугом последнего.
— Не бойтесь, мы просто хотим обсудить с вами очень важный вопрос, — сказал Серёгин, когда им с Сидоровым удалось убедить трусливого плотника не закрывать дверь. — Да, это касается чёрта, но мы хотим навсегда изгнать его из деревни.
— Чтобы не заедал праведников! — вставил Сидоров.
Гаврила Семёнович переменился. Хитрость подействовала.
— Знаете, что? Лучше вам войти, — сказал он.
Пётр Иванович и Сидоров, не спеша, переступили порог. На дверном косяке с обеих сторон двери висело по чёрному женскому чулку. Каждый из них был плотно набит чесноком, источающим невозможный запах. На всех столах и тумбочках, которые только были в однокомнатной хате плотника, стояли металлические лампадки, в которых курился ладан. На всех стенах плотными рядами висели разнообразные иконы под чисто выстиранными рушниками. Полы аккуратно подметены и чисто вымыты. От природы не особо опрятный, Сидоров в тайне позавидовал небывалой хозяйственности Гаврилы Семёновича. Хозяин принёс гостям тапочки, но прежде, чем впустить их из сеней в комнату, перекрестил каждого и снова сыпанул на них солью. Сидоров сдавленно застонал и принялся тереть кулаком правый глаз.
— Что с тобой? — поинтересовался Серёгин.
— Соль в глаз попала…
Гаврила Семёнович это услышал, смущённо извинился и проводил Сидорова к умывальнику. Пока сержант, пыхтя, промывал свой глаз, хозяин объяснял Петру Ивановичу, как следует правильно отпугивать чёрта. Наконец, пришёл Сидоров. Моргая и тряся головой, он уселся на предложенный стул.
— Ну, как ты? — участливо спросил Серёгин.
— Уже лучше, — пробормотал Сидоров, его глаз покраснел и слезился. — Скоро пройдёт.
— Будете чаю? — спросил плотник.
— Нет, некогда, — ответил Пётр Иванович.
Серёгин рассказал Гавриле Семёновичу о цели их с сержантом визита. И сообщил, что плотнику придётся поехать с ними.
— Куда? — по-девчачьи запричитал плотник. — Опять в тот дом? Нет, никогда!
Он ещё минут десять отказывался, ныл, махал руками, крестился — чего только не выделывал — но потом понял, что милиционеры не отстанут, и согласился. Но только при условии, что Серёгин и Сидоров тоже нацепят на себя кресты и чеснок.
— А, да, да, сейчас приду, — затараторил Гаврила Семёнович и убежал в сени.
Вскоре он вернулся, неся три связки чеснока и три деревянных креста. Один крест плотник надел сам, а два других протянул гостям:
— Вот.
Так же поступил и с чесноком. Милиционеры не отказывались. Они безропотно надели и кресты, и чеснок, понимая, что иначе малодушный трус выставит их за дверь, и они ничего от него не добьются.
Наконец, все трое вышли из хаты и сели в милицейскую «Самару».
Перед тем, как войти в «чёртов» особняк, плотник широким крестом бросил у входа соль. Затем так же широко перекрестился сам и перекрестил своих спутников. Только тогда он отважился переступить порог. Походив по прихожей, он остановился возле старой напольной вазы с давно засохшими цветами и, показав себе под ноги, заявил:
— Чёрт вот тут появляется.
Это было метрах в двух от крышки погреба. Пётр Иванович нагнулся над тем местом, пытаясь разглядеть в свете фонарика хотя бы намёк на какой-нибудь проход. Чеснок на шее ужасно мешал. Но Серёгин терпел, зная, что сними его, и этот сумасшедший плотник снова зайдётся причитаниями и начнёт травить свои глупости про чертей.
Вопреки всем ожиданиям, пол был каменный и абсолютно твёрдый. Ничего, похожего на потайной ход.
Вдруг где-то наверху послышался ужасный шум, будто бы что-то тяжёлое падало на пол. Пётр Иванович и Сидоров ничуть не испугались. Они знали, что на верхних этажах прогнили перекрытия и что они, наверное, не выдержали и где-то обвалились. А вот плотник… Сидоров кусал нижнюю губу, чтобы не расхохотаться. Серёгин сказал сержанту, чтобы тот отвёз Гаврилу Семёновича домой.
Глава 4. Загадки без отгадок
Наконец-то, можно снять этот дурацкий чеснок! Ну вот, без него гораздо удобнее! Пётр Иванович ощупывал пол: ничего, все булыжники крепко сцементированы. От досады Серёгин стал на то место и несколько раз подпрыгнул. Вдруг под ним затрещало, и пол провалился. Пётр Иванович полетел вниз и плюхнулся во что-то мягкое. Как ни странно, здесь не было сыро. Поднялась страшная пылюка. Во время падения Серёгин выронил фонарик. Но тот не погас, а лежал рядом с Петром Ивановичем и светил вверх. Серёгин взял фонарик в руку и осветил пространство вокруг себя. Оказалось, что он сидит в стогу сена, налево и направо от него тянется какой-то длинный коридор, а в потолке зияет большая дыра, с краёв которой сыплются вниз мелкие камешки и песок. От пыли следователь чихнул.
— А-апчхи-чхи-чхи-чхи!!! — эхом разнеслось по коридору.
Пыль поднялась ещё сильнее, заклубилась. Невесть, откуда с кудахтаньем выскочила курица, и в воздухе закрутились перья. Пётр Иванович выбрался из стога. Сено торчало из карманов, кололо за шиворотом, топорщилось в волосах. Серёгин кое-как почистился, подумав, что расшибся бы, не окажись тут этого стога. Потом он решил обследовать коридор. Сначала пошёл направо. По мере продвижения коридор стал заметно сужаться, и потолок становился ниже. Дошло до того, что следователю пришлось ползти, держа фонарик в зубах. И вот, впереди выросла глухая стена. Дальше хода не было. Не было так же никаких поворотов и ответвлений. Коридор никуда не вёл. Чтобы выбраться, Петру Ивановичу пришлось ползти задом, потому что невозможно было развернуться. Серёгин вернулся к стогу. И решил пойти налево. На этот раз потолок не опускался, коридор не сужался, оставаясь таким же широким. Но петлял, извиваясь, как змея. Почти целый час следователь шёл по нему, пока не упёрся в совершенно гладкую, наглухо закрытую металлическую дверь без ручки. Дверь тускло поблескивала в луче фонарика. От удивления Пётр Иванович даже отскочил назад.
— Ух, ты! А это что ещё такое? — вслух сказал он.
Серёгин ощупал дверь. Открыть не смог. «Наверное, нержавеющая сталь» — подумал следователь. Он ещё раз попробовал открыть, но загадочная дверь так и не поддалась его толчкам. Потянуть на себя Пётр Иванович не мог — не было ручки. Пришлось возвращаться назад. Впереди показался знакомый стог. Серёгин влез на него, засунул фонарик в карман. Потом ухватился за края пробитой им дыры и, подтянувшись на руках, вылез. «Сидоров, наверное, извёлся уже!» — подумал он. Однако никакого Сидорова не увидел. Вместо этого послышался старушечий голос:
— Цып-цып-цып, Хохлатушка, где ты? Два часа её ищу!..
Вскоре Пётр Иванович заметил незнакомую старушку в цветастом платочке и с куском хлеба в руках. Серёгин спрятался за вазу: бабуля, наверное, верила в чёрта. Вот показалась та самая курица, что вылетела из стога. Бабка поманила её, но птица рванула от хозяйки, как от огня. «Скорее бы она уже её поймала!» — сидеть за вазой, скрючившись в три погибели, было не так уж удобно. И вот, курица загнана в угол. Старушка нацелилась её ухватить, да так и застыла с поднятыми руками. Постояв с минуту, бабуля вдруг как заорёт:
