Анна Белкина - G.O.G.R.
— Ну, милиции он не имеет права отказывать, — сказал Сидоров. — Да… Вот, — сержант порылся в кармане. — Вы не знаете его?
Сидоров показал Фёкле Матвеевне фоторобот того, кого называли Тенью.
Старушка долго изучала фото, а потом покачала головой.
— Ой, — сказала она. — Так то ж — городской какой-то… В нас такие не водются. Не знаю.
— А где дом, в котором жил этот Гопников? — спросил Пётр Иванович.
— Далеченько отсюда будет. Я бы вас довела, да заморилась…
— У нас же машина есть, — сказал Сидоров.
— От, як добрэ! Зараз из витэрцэм!
Глава 2. Первая вылазка
Пётр Иванович и Сидоров посадили бабку Фёклу в свою «Самару» и поехали через всю деревню к дому Гопникова. Пётр Иванович поворачивал, куда показывала старушка, а Сидоров на заднем сидении жевал чипсы с сыром.
— Он вин! — сказала Фёкла Матвеевна и указала вперёд.
Впереди показался дом. Высокий, старый, серый каменный дом с дырявой черепичной крышей и башенками. Большие стрельчатые окна зияют пустыми рамами. А уцелевшие стёкла — непрозрачные от толстого слоя пыли и грязи. Особняк окружён разваливающимися остатками булыжного забора. Там, где был сад — возвышаются сорняки в рост человека. Повсюду — следы запустения и бесхозности.
Было уже восемь вечера, но ещё светло. Где-то в непомерно разросшихся кустах весело чирикали птички.
— До темноты успеем, — сказал Пётр Иванович. — Саш, фонарик захвати!
— Уже взял! — бодро гаркнул Сидоров и включил-выключил большой красный фонарик.
— А я тут посижу, — проскрипела Фёкла Матвеевна.
Внутри было темно и холодно. Пахло сыростью. По стенам от потолка до самого пола тянулись длинные трещины, из которых вытекали капли влаги.
— Фу ты, чёрт! — послышался сзади выкрик Сидорова.
— Что случилось?! — резко обернулся Пётр Иванович.
Сидоров махал руками и тёр лицо.
— Да ничего, — пропыхтел он. — Просто в паутину впутался… Фонарик лучше зажечь.
— Ладно, зажигай.
Сидоров щёлкнул выключателем, и луч света скользнул по потолку. Вдруг раздался какой-то свист, прихожую заполнили чьи-то скрипучие крики.
— Ложись! — скомандовал Серёгин, и бросился на холодный и сырой пол. Сидоров упал за ним.
С потолка сорвалась целая туча летучих мышей и с противным свистом понеслась наверх, в темноту.
— Фу, какие страшные у них морды! — фыркнул Сидоров. — Брр! Да тут мох прямо на полу растёт! — буркнул сержант, счищая зелёный налёт с брюк и рубашки.
— Ладно тебе, Санька! — сказал, вставая, Серёгин. — Как думаешь, плотник, наверное, дальше прихожей не ходил?
— Да уж, — выдохнул Сидоров. — Ещё бы! Я бы тоже не пошёл дальше! Тут, наверное, все ступеньки прогнили. Как бы ни упасть… А-а-апчхи!
— Будь здоров!
— Сыро тут… Нет, здесь определённо никто не живёт.
— Наверное, остановился там же, где и мы сейчас стоим, — продолжал рассуждать Серёгин. — А ну, Сань, посвети-ка на пол!
Сидоров направил фонарик себе под ноги и повёл его к стене, пока не поймал в круг света явно обозначившуюся на мокром, осклизлом полу крышку погреба.
— У-у-у, да тут подвал! — сказал Пётр Иванович. — Теперь ясно, откуда появляется этот «чёрт».
— Тут замок, — протянул Сидоров.
Серёгин посмотрел на замок. Он был старый и ржавый, как будто его уже лет десять никто не трогал.
— Санька, принеси-ка лом из машины!
— Хорошо, — ответил Сидоров и побежал на улицу к «Самаре».
— Что такое, сынок? — удивилась бабка Фёкла.
— Ничего, Фёкла Матвеевна, — ответил Сидоров. — Мы, кажется, нашли что-то!
Старушка только охнула.
Сидоров открыл багажник, схватил ломик и побежал назад, в дом.
— Ну, сейчас мы собьём этот замочек, — проговорил Серёгин, беря лом в руки. — И, возможно, найдём внизу следы нашего «чёртика». А они, а свою очередь приведут нас туда, куда нам нужно.
— Вы уверены? — заколебался Сидоров.
— В том-то и дело, что нет, — вздохнул Серёгин. — Но это — наша единственная зацепка. Зайцева завербовали именно здесь. Помнишь, что он нам про чёрта рассказывал?
— Ага! Буровил дурь какую-то… Про тракториста.
Серёгин сбил замок и откинул крышку. Сильный запах затхлости и сырости ударил в нос. Сидоров посветил вниз. Из темноты вынырнули осклизлые каменные ступеньки, ведущие куда-то вглубь подвала.
— Ну что, придётся спускаться, — сказал Серёгин. — А я, кстати, и забыл про того тракториста. Как вылезем отсюда — обязательно проработаем.
— Вы уверены, Пётр Иванович, что нужно спускаться? Может, лучше, пойдёмте прорабатывать тракториста? — поёжился Сидоров. — Здесь жутко, как в склепе. Мне кажется, что ещё чуть-чуть, и мы найдём тут чей-нибудь скелет…
— Ну и что? — удивился Серёгин. — Пусть даже мы его и найдём?
— Да я умру со страху!
— Хм… Он же мёртвый, скелет-то. Что он тебе сделает?
— Ничего, он просто страшный.
— Не думал, что ты боишься скелетов… — покачал головой Серёгин. — Ну что, пошли? Чёрта надо искать сразу, пока не успел смыться. А тракторист твой никуда не денется. Дай-ка мне фонарик!
Сидоров отдал Петру Ивановичу фонарик. Капитан взял его и стал осторожно спускаться вниз. Сержант, оглядываясь и цепляясь за покрытые мхом стены, поплёлся за ним. Один раз Сидоров поскользнулся, налетел сзади на Петра Ивановича и они чуть не покатились вниз кубарем. Но Серёгин ухитрился удержаться и удержать сержанта.
— Осторожней, Санька, — сказал он. — Тут упасть нечего делать.
Но вот ступеньки кончились, и милиционеры оказались в самом обычном погребе. Вдоль стен тянулись длинные полки, уставленные позеленевшими, покрытыми паутиной банками. В погребе было так же холодно и сыро, как и в прихожей. Заканчивался погреб глухой замшелой стеной, возле которой ничего не стояло.
— Вот и всё, — с расстановкой сказал Серёгин. — Конец путешествия.
— А-а-а-а! Пётр Иванович! Там! Там! — раздалось за спиной.
— Что такое?
Сидоров тыкал пальцем в угол и дрожал. Серёгин направил туда фонарик. Сначала из угла блеснули злые красные глазки, а потом луч фонарика выхватил из темноты крупную серую крысу. Та в страхе жалась к стене.
— А… Крыса, — выдохнул Сидоров. — Нечего бояться.
— Я думал, что ты храбрее, — разочарованно протянул Серёгин. — А ты пугаешься каждой ерунды.
— А я и, правда, храбрый! — отозвался Сидоров. — Вот бандитов я не боюсь, а эта вся мистическая, как вы сказали, «ерунда», меня пугает.
— Ну, ладно, — сказал Пётр Иванович. — Надо выбираться из этого погреба. Тут пенициллина — завались. А больше — ничего.
— Может, посмотрим, что там, в банках этих?
— Ты что, голодный? — удивился Пётр Иванович.
— Да нет, просто…
— Ну, давай.
Пётр Иванович осветил банки. Они были основательно покрыты пылью и путиной, став почти непрозрачными. Но внутри не было ничего особенного — самые обычные огурцы и помидоры, грушёвое варенье, кабачки и сладкий перец. Никаких заспиртованных рук и голов, или ужей с воронами — ничего, достойного настоящего чёрта.
— Ну что ж, и здесь ничего интересного, — подытожил Серёгин. — Пошли наверх.
— Может, возьмём баночку чего-нибудь? — у Сидорова действительно урчало в животе.
— Здесь давно уже всё несъедобное. Видишь: тут плесень, — Пётр Иванович показал на одну трёхлитровую банку с огурцами. Прямо посередине в ней бесцеремонно расположился огромный, бежево-коричневый плесневый гриб.
— Фу! — отшатнулся Сидоров. — Ну и мерзость!
— Ну, вот, — улыбнулся Пётр Иванович. — А ты хотел это есть. Пусть растёт. Может, эволюционирует во что-нибудь более симпатичное…
— Кишки подвело… — пожаловался Сидоров.
— Ничего, приедем, Фёкла Матвеевна накормит.
Серёгин и Сидоров выбрались из подвала. Ботинки их были заляпаны грязью. На плечах висела паутина.
— И так, здесь мы ничего не нашли, кроме одной крысы и той расчудесной плесени, — сказал Пётр Иванович. — И что там навыдумывал этот плотник?
— А ещё те люди, которые из окон повыскакивали, — добавил Сидоров. — У них, что, была массовая галлюцинация?
— Ну, допустим, их кто-то специально напугал, чтобы не лезли. Да, допустим, дело было именно так. Но. Первый вопрос: зачем пугать? Значит, пугавший должен был охранять что-то, что спрятано в этом доме. Ведь не развлекался же он? Вопрос второй: где он прячется? Ведь не будет же нормальный человек отсиживаться в таком кошмарном подвале годами, чтобы напугать одного-двух любопытных? Вопрос третий: почему он нас не пугает? По выбору, что ли? Мы даже в его подвал залезли, а он даже и не думает препятствовать. И, наконец, последний вопрос: кто это?
— Слушайте, Пётр Иванович, может, это Гопников был? А теперь он умер и — всё — пугать больше некому?