Мое лицо первое - Татьяна Русуберг
Говорили, Гольфиста перетягивали из класса в класс только благодаря письменным работам, за которые он умудрялся получать высокие оценки, и авторитету отца, уже который год заседавшего в совете школы. Наверное, со временем и я бы привыкла к странному парню, как все остальные, и перестала обращать на него внимание — в классе, как говорится, не без урода. Но только не после того, что случилось сегодня у пруда.
Так вот: мы сидели на берегу и поджидали парня Кэт, Тобиаса. По слухам, она с ним постоянно то сходилась, то расходилась, а он ей все прощал — у нее же депрессия! Когда Кэт училась во втором классе, разом умерли ее папа и дедушка, и на этой почве она загремела в психушку и до сих пор сидела на каких-то таблетках. Мама у нее тоже больная. И отчим. У них ПТСР. Это значит «посттравматическое стрессовое расстройство», или вьетнамский синдром. Мать Катрины, правда, ни разу не была во Вьетнаме, а отчим воевал, но в Афганистане. С вертолета он видел, как расстреляли его отряд. Что видела мама Кэт — не очень понятно, но, наверное, тоже что-то ужасное. Хотя что ужасного может случиться в Дыр-тауне? Местный алкаш свалится в пруд и потонет?
Кэт из-за депрессии все можно — и это иногда страшно раздражает. Можно косить под готку и уходить домой с уроков, когда у нее «болит голова». Или сидеть в классе с мобильником и в наушниках: музыка ее типа успокаивает. Хотя она вовсе и не слушает музло, а лазает в соцсетях или по ютубу. А всем остальным — минуточку! — телефоны приходится отключать.
Еще Кэт чуть что начинает реветь, но над ней никто не смеется — она же болеет. Ага, уже вот как лет шесть. Ходит к психологу, но лучше ей не становится. Если она не сдает домашку, то просто сует в нос учителям записку от мамы: девочке, мол, вредно перенапрягаться. Одноклассники считают, что это кул. Кто бы мог подумать, что справка с диагнозом дает такой статус!
Аня, подружка Катрины — еще одна разновидность фрика, кажется, довольно безобидная: очкарик с брекетами и жутким смехом, похожим на хрюканье больного борова. Неудивительно, что у нее нет парня. И кстати, Аня тоже поет в церковном хоре. Вместе с мамой. По ходу, они тут все помешались на церкви и песнях, но это вполне объяснимо. Иначе в Дыр-тауне со скуки можно помереть.
Сидя с Аней и Кэт на берегу у заводи в тот день, я стала всерьез задумываться о своих перспективах. Что со мной станется через пару месяцев в Дыр-тауне? Заработаю депрессуху и начну красить башку в кислотные цвета или заведу привычку таскаться в церковь по воскресеньям, нацеплю очки и буду выть псалмы?
От печальных мыслей меня отвлекло появление Тобиаса — с Еппе и Йонасом в кильватере. Грузный и всегда потеющий Тобиас — звезда местной гандбольной команды. От него вечно разит парфюмом — он по наивности считает, что «Хуго Босс» заглушит его стойкий природный аромат. Тоби-ас наставил на нас свою монобровь и начал многозначительно вещать что-то о пятничной тусе у него дома. Моя интуиция еще не отмерла как атавизм, и я не сомневалась, что он пригласит Кэт — у них как раз наступил период потепления, — ну и меня до кучи. Еппе пялился на меня влажными глазами, ножками перебирал и рукой все по светлой щетке волос на башке елозил — прямо, блин, брачный танец самца птицы-поганки. Йонас молча курил и разглядывал из-под тяжелых век запунцовевшую Аню, будто решал, что с ней сделать, когда дососет свою сигу — тащить в кусты или нет.
Разговор как раз прошел уровень «кто-сколько-выпил-в-прошлый-раз» и начал вяло затихать, когда на горизонте показалась фигура, вдохнувшая в унылый вечер новую жизнь. Из супермаркета, по обыкновению сгорбившись, выплыл Дэвид. В обеих руках он волочил битком набитые пакеты.
Возможно, его бы не заметили — парни сидели на травке спиной к «Факте» — и все пошло бы совсем по-другому, но Кэт услужливо обратила на беднягу всеобщее внимание.
— Глядите, какие люди и без охраны, — скучающе протянула она, беззастенчиво ковыряя вскочивший над губой прыщ. — Не понимаю, как Гольфиста вообще в магазин пускают. От него же плесенью несет, будто он уже месяц как сдох. Небось, своими грязными граблями все продукты на полках перелапал, а нам их потом есть.
Внутри у меня все скрутило от жалости к Монстрику: да, от него попахивало чем-то затхлым, волосы выглядели неопрятно жирными, будто он неделями не мылся, но руки его были чистыми. Я точно знаю, потому что вчера в школе у него сломался карандаш, и я ему одолжила свой — задолбалась смотреть через проход, как он сидит-мается, не решаясь ни у кого попросить.
Троица Тобиас-Еппе-Йонас мгновенно приняла стойку, как охотничьи псы при виде дичи. В глазах засверкал азарт, губы сложились в глумливые усмешки.
— Хей, Чили, — вдруг повернулся ко мне Еппе, — а ты знаешь, почему Гольфиста зовут Гольфистом?
Я мотнула головой, пытаясь выглядеть безразличной. Может, тогда они оставят парня в покое?
— А давайте ей покажем! — гоготнул Тобиас, и все остальные с готовностью заржали, будто он рассказал бородатый, но все еще ужасно смешной анекдот.
Йонас свистнул, сунув в рот два пальца, его приятели заорали:
— Гольфист! Эй, Гольфист! Греби сюда!
Дэвид споткнулся и чуть не выронил свои мешки, что вызвало новый взрыв смеха и тупых комментариев. К счастью, парень быстро оправился и продолжил свой путь через парковку. Он по-прежнему смотрел в землю, притворяясь глухим, но его защита была уже пробита, и обрадованные первым успехом гонители не собирались останавливаться.
— А ну тащи сюда свою жопу, вонючка! Ты че, оглох? Может, тебе клюшкой уши прочистить?
От супермаркета в сторону дома Дэвида вели две дорожки. Одна, проходившая мимо мельницы и того места, где мы сидели, упиралась прямо в Терновую улицу. Другая шла в обход, и Дэвиду, выбери он ее, пришлось бы сделать крюк, зато с каждым шагом он оказывался бы все дальше от своих мучителей. Мысленно я молилась, чтобы парень свернул на дальнюю дорожку, чтобы из магазина вывалила толпа покупателей или мимо нас прошел взрослый. Но ничего подобного не
