Возраст гусеницы - Татьяна Русуберг
Дверь палаты открылась, и внутрь, сияя улыбкой, зашел чернокожий медбрат, толкая перед собой столик, загруженный подносами с завтраком.
Я откинулся на подушки, только теперь почувствовав, насколько проголодался. Мало того, что вчера целый день ничего не ел, так меня еще и выворачивало. Хотя, конечно, из-за тошноты и аппетита раньше толком не было.
— Апельсиновый сок или яблочный? — осведомился черный ангел, показывая, на какую кнопку нажать, чтобы поднять спинку кровати.
— А можно оба? — спросил я, наглея.
— Вижу, кто-то идет на поправку, — рассмеялся парень, который мог бы быть ровесником Мартина, и сгрузил на тумбочку уставленный едой поднос. — Через полчаса будет обход. Если быстро все съешь, успеешь попросить добавки. — Он подмигнул и протянул мне пластиковый стаканчик с таблетками. — Выпей после еды.
— А вы не знаете, где мой мобильник? — вспомнил я, замерев с булочкой у рта. — Он в кармане куртки вчера был.
— Сейчас посмотрим. — Медбрат открыл дверцу шкафа в углу, пошарил там и вытащил наружу мой телефон. — Этот?
Он протянул мне сотовый, и я прочел имя на пластиковой карте, прицепленной к карману белого халата: «Серафим Затара». Что ж, это многое объясняет.
Я накинулся на омлет с сосисками и беконом и обнаружил, что мобильник разрядился, только когда Серафим со своим столиком уже упорхнул. Передо мной встала дилемма: спокойно доесть завтрак или встать и искать зарядку, рискуя распроститься с тем, что уже съел? Решили за меня мочевой пузырь и два выдутых в один присест сока. В темпе хромой улитки я слез с кровати и пошаркал к туалету.
Очередная встреча с зеркалом меня не порадовала. Ладно хоть самый ужас скрывала повязка. Чтобы наложить шов, врачи выстригли мне клок волос, и теперь оставшиеся черные патлы антеннами торчали над марлей, дико контрастируя с вылезшей на щеках редкой светлой щетиной. В безжалостно ярком свете лампы под потолком кожа выглядела мертвенно-бледной, губы запеклись корочками, а под глазами набрякли темные мешки. Короче, как сказала бы Маша, дохлую панночку краше в гроб кладут.
Я дополз до шкафа, обнаружил там свой рюкзак и кое-как допер его до кровати, чтобы там поискать зарядку. Поразительно, как я вчера умудрялся бегать, лазить в окна и даже машину вести, никуда не впилившись. Все-таки оскаленные клыки, разъяренные рокеры и выстрелы из охотничьей винтовки — отличный заряд бодрости.
На осмотре врач был уже другой: маленький, пухлощекий и веселый. Называл меня юношей, трепался с блондинистой медсестрой про щенка, который сгрыз ему ботинки, и через три минуты выписал меня домой на постельный режим, оставив рецепт на обезбол.
— Тебя есть кому забрать? — обратилась ко мне блондинка. — Или вызвать такси?
— Есть. — Я сунул ей под нос телефон на зарядке. — Сейчас сестре позвоню.
Маша сказала, что будет примерно через час. Я решил скоротать время, воспользовавшись доступными пока благами цивилизации: сбрить уродские пучки щетины, почистить зубы и заползти в душ. Там обнаружилась скамейка с пластмассовым сиденьем, на которую я благодарно повалился. Сердце колотилось так, будто на Эверест взобрался, а завтрак просился наружу. Но я стиснул зубы, велел желудку знать свое место и стал поливать себя офигительно приятной горячей водой, стараясь не намочить повязку. Только я переоделся в чистое из рюкзака, чтобы не светить перед «сестренкой» белыми парашютами с логотипом больницы, как дверь палаты без стука распахнулась.
— О, братуха! Посвежел, похорошел. Мозг на повязку не давит? — Судя по вернувшейся язвительности, Мария пребывала в прекрасном настроении.
— Спасибо, ты тоже цветешь и пахнешь, — сухо парировал я, отметив, что она тоже где-то переоделась, причесалась, смыла с лица сажу и теперь напоминала обычную себя, а не выплюнутого ленивым ротвейлером котенка. — А это зачем? — Я указал на кресло-каталку, которое она толкала перед собой и которое тут же напомнило мне об отце.
— Это ваш личный транспорт, сэр, — объявила она с шутовским поклоном. — Велено доставить вас с ветерком.
— Не инвалид. Сам дойду, — гордо заявил я и сполз с кровати.
Палата немедленно поплыла влево, я стал заваливаться вправо, но Маша ловко подхватила меня под руку и направила пятой точкой прямо на сиденье.
— Дойдет он. У тебя постельный режим минимум на неделю! — ворчливо сказала она, сгружая мне на колени рюкзак и телефон. — Хочешь обратно в койку?
В принципе, я бы не возражал. Тут, по крайней мере, тепло, сухо, чисто и отлично кормят. Но сказать такое Маше совесть не позволила.
— Тебе не больно? — спросил я, покосившись на ее залепленные пластырем руки на рукоятках коляски.
— Да фигня! — Она беззаботно закатила меня в лифт и нажала кнопку первого этажа.
— Что-то случилось? — озвучил я покалывающее кожу смутное беспокойство. — Ты какая-то подозрительно радостная.
— Подозрительно? — Маша хихикнула. — Не, я ничё не курила, если ты про это. Просто сегодня понедельник.
Я задумался. Наверное, все-таки от сотрясения какие-то нервные связи у меня в мозгу нарушились, потому что, кроме выражения «Понедельник — день тяжелый», никаких ассоциаций у меня не возникло. Двери лифта дзынькнули и едва успели раскрыться, как Мария вытолкнула меня в шумный холл и лихо покатила вперед, лавируя между не успевающими увернуться с нашей дороги пациентами.
— Поберегись! Инвалид! Пропустите инвалида! — без всякого стеснения выкрикивала она.
В таком темпе мы быстро оказались на улице. Я уже приготовился встать с кресла, но Маша и не думала притормаживать.
— Эй! — Я вывернул шею, обернувшись через плечо, и обнаружил, что неходячим очень сложно установить зрительный контакт с теми, кто задает направление их жизни. — Это же больничная коляска. Разве не надо ее вернуть?
— А мы и вернем, — весело заявила Маша, целенаправленно толкая меня по дорожке между газонами. — Только позже.
Я добавил к списку наших преступлений еще и угон инвалидного кресла. Мысль об угоне, однако, пробудила во мне какое-то смутное воспоминание.
— Фургон… — пробормотал я себе под нос и закрутил головой по сторонам. — Черт, фургон! — Я не узнавал ни парковку, ни декоративно подстриженные кустики, ни скамейки, мимо которых мы проходили. Вернее, Маша шла, а я ехал. Это потому, что вчера тут было темно, или потому, что мы бросили машину у другого входа? Их тут, похоже, было как дырок в сыре.
— Сиди смирно, а то вывалишься, — одернула меня Маша.
— Мы забыли про фургон! — Я никак не мог успокоиться, у меня даже ладони на подлокотниках вспотели. — Вдруг эти отморозки нас ищут повсюду? Если найдут машину, то…
— Это ты забыл, — ухмыльнулась Маша. — Фургон сейчас там, куда «Бандидос» точно не сунутся.
— Это где же? — наморщил я лоб и тут же скривился от боли.
— Я бы тебе предложила
