Код Адольфа Гитлера. Финал - Владимир Иванович Науменко
Население ещё не отвыкло от своего фюрера. Требовалась основательная промывка мозгов, перечеканка немецкого народа. В эти дни у 48-летнего маршала, когда он брался оценить ту или иную военно-политическую обстановку, все солдаты могли наблюдать широту и глубину охвата явлений и событий, наглядно продемонстрированную на улицах фашистской столицы, его умение глубоко проникать в замыслы и действия врага, реалистично подходить к соотношению сил участников конфликта.
В Москве эти качества не остались незамеченными, их всякий раз по достоинству отмечали. Сталин ценил Жукова за решительный и жёсткий характер, за умение разговаривать с ним как старый солдат, а не штабной офицер, но, награждая его очередным орденом, не позволял ему впадать из одной крайности в другую. Берлинская операция означала, что война близилась к концу, и провести её надо было так, чтобы было больше эффекта и меньше человеческих жертв.
И вот наступила завершающая стадия. Гитлер, обороняя столицу рейха, потерпел полный провал, и теперь он должен был капитулировать и в качестве военного трофея живым отправиться в Москву. Но пока этого не произошло, надо было окончательно сломить сопротивление немцев. Трофей никуда не денется, а, как перезревшее яблоко, сам упадёт в его руки. Вдруг в комнате, где находился Георгий Константинович, раздался телефонный звонок. Быстро оказавшись у аппарата, Жуков взял в руку трубку и, сохраняя твёрдость на лице, сказал:
– Да! Я слушаю вас, товарищ Сталин!
В трубке маршал отчётливо услышал дыхание Сталина, а потом и его первые слова:
– Что нового, Георгий Константинович?
– Дела наши идут, в общем, товарищ Сталин, хорошо! – начал Жуков. – Бойцы и командиры дерутся с врагом геройски. Гитлер скоро объявит капитуляцию и сдастся в плен. Мерзавец должен ответить перед нашим народом за свои преступления, которые его подручные совершили на нашей земле. Безусловная победа нам гарантирована, русское оружие, это очевидно, скоро восторжествует над поверженным врагом.
– Это хорошо, что наши мысли совпадают, – согласился Сталин. Конечно, Жуков не мог видеть, что лицо Сталина выглядело утомлённым, а до разговора с ним он нервно ходил по кабинету и всё время курил свою неизменную трубку, держа её в левой руке. – Я знаю, товарищ Жуков, что вы считаете самым серьёзным занятием истории вóйны, а между войнами есть вынужденная пустота. Для вас, оно и понятно, важнее войн нет. Вы, может быть, так и не думаете, да и никогда не признаетесь – в этом и заключается страшная особенность вашей профессии полководца. К счастью для нашего народа, всё это скоро уйдёт в прошлое, станет историей, и он наконец займётся мирным трудом.
– Товарищ Сталин! – хлопнув ладонью по столу, сказал Жуков. Его терзала неудовлётворённость тем, что достигнуто. – Нам придётся ещё два дня провозиться с Берлином. – Сказав эту фразу, Жуков ожидал со стороны Сталина недовольство, может быть, и упрёк, но, к своему удивлению, услышал спокойный голос генсека:
– Ну что ж, пока не сообщим. В это Первое мая все и так будут в хорошем настроении. Позже сообщим. Не надо спешить там, на фронте. Некуда спешить. Берегите людей. Не надо лишних потерь. Один-два, несколько дней не играют теперь большой роли.
– Даю вам слово, товарищ Сталин, что Берлин будет взят к Первому мая!
– Не будем спешить с выводами, товарищ Жуков! – произнёс Сталин. – Мы выиграли битву за Берлин, но война продолжается, и кто знает сколько еще? Поживём – увидим.
14 часов 00 минут
Сидя около туалетного столика, Ева рассматривала свои украшения и готовила их для подарков. В этой жизни они уже ей не пригодятся. Крах судьбы мужа она воспринимала как личный крах. Они обещали людям покончить с собой. На людях Ева старалась изображать прекрасное настроение, ничем не выдавать своей озабоченности, и она очень удивилась, когда входная дверь открылась и в комнату вошла Юнге.
– Входите, фрау Юнге! – пригласила Ева.
– Спасибо, фрау Гитлер! Я очень рада, что вы позволяете мне каждый день навещать вас!
В ответ Ева горько усмехнулась, встала с кресла и с выражением сострадания в глазах взяла женщину за руку. Труди, не отрываясь от её грустного взгляда, осведомилась:
– Что, если мы закурим?
– Согласна! – улыбнулась Ева и тут же спохватилась, рукой указывая на свободный стул. – Присаживайтесь! В ногах правды нет.
Раздался треск зажигалки, и в комнате появился тяжёлый запах табачного дыма. На лицо закурившей Евы, как замечала Юнге на стуле, легла тень отчаяния. Секретарша вполне естественно предположила, что мысли её посещали отнюдь невесёлые. Для фрау Гитлер, и это знали все в бункере, выхода не было: можно было выбирать или капитуляцию, или гибель в бункере. Труди не исключала, что как верная жена Ева предпочтёт второй вариант, но об этом своём выборе никому не скажет.
– Я знакома с ним, с моим мужем, больше 15 лет! – первой заговорила Ева. – И всё же, если задуматься, я ничего о нём не знаю. Ну, кроме того, что он любит поболтать. Я многого ожидала от переезда в Берлин, но он не тот, что прежде. Говорит только о собаках
