Код Адольфа Гитлера. Финал - Владимир Иванович Науменко
Кивком головы, подтверждая эти слова, Гитлер присел на софу и приготовился выслушать Мюллера.
– В нашей с тобой полицейской практике, Гюнтер, без преувеличения, было всякое! – внимательно глядя на агента, стал говорить Мюллер. – Конечно, нельзя поверить тому, чего сам не испытал, а уж мы с тобой испытали и повидали многое. Как мы знаем, истинность любого суждения определяется контекстом, а тот зависит от времени. Я ещё раз хочу напомнить тебе, что этот эпизод, подготовленный нами на экстренный случай и, надеюсь, успешно оконченный по всем правилам детективного искусства, докажет не столько мне, сколько фюреру, твою профессиональную пригодность. Ты, Оскар и Зигфрид должны доставить два трупа из морга при подземном госпитале в соседнюю с этой комнату, но это станет возможным лишь в том случае, когда проживающая там женщина будет отсутствовать. Когда это произойдёт, вам, несомненно, дадут знать. После того как она покинет её, вы, когда пробьёт час икс, вынесите их оттуда и принесёте сюда. Тихо и бесшумно. Дальше вы расположите тела на небольшом диванчике с бело-голубой обивкой. Мужчина должен сидеть в левом углу софы, а его голова склонена направо и слегка вперёд. Правое предплечье покойника должно находиться между боковым подлокотником софы и правым бедром, а раскрытая вверх кисть руки лежать на правом колене. Левую руку, так же раскрытую ладонью вверх, вы поместите на левое бедро. Его ступни уприте в пол, направьте вперёд и раздвиньте приблизительно на 30–40 сантиметров. Для этих манипуляций вам оставят мундир, чёрные брюки, чёрные носки и чёрные полуботинки. Когда вы это проделаете, не забудь, Гюнтер, нарисовать на виске красное пятно, а от него до середины щеки провести кровавый след. Рядом с софой нальёте лужу кровезаменителя, да так, чтобы у заставших картину смерти очевидцев сложилось единогласное впечатление, что именно оттуда брызги «крови» разлетелись на стену и обивку софы. Безжизненные глаза мертвеца оставьте открытыми, а омертвелые губы – сжатыми. Рядом с носками ступней оставите два пистолета. Один у правой ступни – 7,65 мм «вальтер», – для него, как мне не изменяет память, характерна сильная истёртость воронения. Другой у левой ступни – 6,35 мм «модель». Оставьте в этих пистолетах полную обойму патронов. Если, не дай бог, выяснится, что пропал хотя бы один патрон, – его слова приобрели угрожающую окраску, – я, Гюнтер, тебя расстреляю! Труп женщины вы устроите на диване так, чтобы у свидетелей, когда они войдут сюда, сложилось впечатление, что она поджала под себя ноги. Усадите её по правую сторону от мёртвого мужчины, а туфли из оленьей кожи поставьте перед софой на полу. Одна рядом с другой. На столе должен покоиться дамский револьвер калибра 6,35 мм, а рядом с ним – ампула. Ампулу, предназначенную для мужчины, вы разместите между пистолетом и вазой со свежими тюльпанами и нарциссами. Было бы желательно её опрокинуть. Ампула женщины должна находиться между пистолетом и цветным шёлковым шарфом. Для правдоподобия другой эсэсовец оставит у обоих во рту осколки ампулы. Остальное знать тебе не полагается. Ступай и жди моей команды начинать!
Найдя в себе силы встать и вскинув руку в нацистском приветствии, агент, пошатываясь, но удерживаясь на ногах, вышел из комнаты, и… побрёл в комнату, где ночью его гостеприимно угощали отменным шнапсом.
– Боже, спаси меня от моей собственной полиции. Ловко придумано, слов нет, Генрих! – минуту спустя после ухода агента, произнёс Гитлер. – Будет выглядеть убедительнее, чем выстрел в висок! Так Ева, ах, где эти сладкие воспоминания, любила сидеть в Бергхофе. В глубоком кресле она сворачивалась калачиком, а наши собаки были настороже у её ног. Но мой дом разбомблен врагом, нам с ней лишь остаётся смириться с долей изгоев. В такой операции сразу виден почерк профессионала, знающего толк в работе, которую он делает. Одурачены будут все. Подобная инсценировка героической «смерти» фюрера должна бить в несколько точек, но ударять настойчиво и постоянно. Наш путь нечист. И мне неизвестны люди, которые не испачкали бы своих ног на пути к величию. В любом случае, Генрих, в эти последние дни, предваряющие завершение битвы и падение Берлина в пропасть большевизма, я ничего не достиг бы сам, не будь вас. За это спасительное дело вы с самого начала взялись с радостью и желанием. Только вашему ведомству была по плечу такая архисекретная задача. А на кого мне было положиться? Мы не можем разбираться в людях, если сами себя порой не понимаем. Помнишь, Генрих, когда я находился на вершине могущества, они притворно играли в дружбу со мной, заискивали, а как случилось поражение, спрятались в кусты. Вот так многие из моих попутчиков и стали предателями, были просто трусливы и слишком глупы для того, чтобы её выполнить. Скоро от победителей они получат по заслугам. Предателей никогда не уважали и не любили, а жестоко наказывали. Туда им и дорога. В своей политике я всегда использовал человеческие слабости, спекулировал на грехах людей, а не на их добродетелях. Я не стал бы заниматься политикой, если не знал, как бессовестны эти люди. Политика – это игра, где разрешены любые хитрости и правила изменяются соответственно ловкости игроков. Полное знание слабостей и грехов каждого отдельного политика – вот истинная предпосылка политики.
– А ваши актёрские способности, мой фюрер, превзойдут проницательность товарища Сталина!
– Это верно сказано, Мюллер, но речь не об этом, – сказал Гитлер. – Я рассуждаю о звёздных часах истории, когда обсыпается вся мишура и временем движет один лишь великий ритм жизни. Враги всегда хотели налепить на меня ярлык кровожадного тирана. Какая недальновидность! Преступная близорукость! Они не понимают, что в основе любого господства лежит тирания. Мой режим казался тиранией лишь в силу того, что пользуется непривычными средствами принуждения. А без принуждения, как известно вам
