Код Адольфа Гитлера. Финал - Владимир Иванович Науменко
– Ты разве не боишься их? – спросила Кэт. Она не для того пошла на такие жертвы, чтобы навсегда потерять свою любовь.
– Как же их не бояться, Кэт, если они на каждом шагу злобно мстят нашей нации за всё то, что она делала на востоке. Под вопрос поставлена вся наша дальнейшая жизнь. Но, как это ни странно прозвучит, в настоящее время я больше боюсь Мюллера, чем русских солдат. Жить не запретишь, да и наше положение обязывает нас проявить осторожность.
– Это верно, дорогой! – Кэт одобрительно кивнула. – Мы с тобой попали под перекрёстный огонь, выбирать не приходится. Даже если мы будем в плену у русских, герр Мюллер сможет и там, посмей мы не выполнить его задание, добраться до нас. Ты думаешь, я принимаю его снисхождение к нам с открытой душой? Как бы не так. Я терплю, потому что иного выхода не вижу. Выполнив всё, что он от нас требует, я желаю раз и навсегда избавить себя от ужасных воспоминаний о днях, которые ты провёл в застенках гестапо. Моя бы воля, бежала куда глаза глядят.
– Пусть случится так, как всё им и было задумано! – Брук прижал Кэт к своей груди. Перед этим Кэт с доверительным видом посмотрела в его лицо. – Сейчас от нас зависит больше, чем можно сказать словами. Главное для тебя и меня – никому ни о чём не рассказывать. Если это надо, будем правдоподобно лгать русским, что он от нас и требует. И не переиграть. Пока обман раскроется, уйдёт время, жизнь войдёт в привычную колею и о нас забудут все. Как я мечтаю о забвении! Но сейчас для нас важен не то что день, важна каждая минута. И ты, я вижу это по твоим глазам, поддержишь меня в этом. Заклинаю во имя нашей любви! Чтобы ни произошло, только не бросай меня! Можно пережить всё и привыкнуть к любой ситуации, но не разбивай хрусталь наших чувств! Береги себя для меня и постарайся побольше спать.
– Для сна у меня нет времени, дорогой! – улыбнулась Кэт. – Вся в работе, вся в заботе о раненых. Как это ни печально, но в наш лазарет каждый час поступают новые раненые и увечные. Их привозят в таком количестве, что я не могу спокойно закрыть глаза, сплю, что называется, урывками.
– Держись, Кэт! – сказал Брук. – Ради себя ты должна беречь себя, жить ради нас!
– И ты живи, дорогой! – словно эхо, повторила Кэт. – Наперекор всем препятствиям, что возникают на жизненном пути. Наша жизнь должна принадлежать нам самим. Мы же не виноваты, что родились в такие времена! Знаю одно. Как бы в Германии ни повернулись события, ты запомни, что смысл жизни заключается в самой жизни.
– Я буду помнить твои слова, Кэт! – отпуская её от себя, сказал Брук. – Тебе пора идти, пациенты тебя заждались. Мне тоже надо идти расчищать завалы, вытаскивать наружу погребённых людей. И не забывай, дорогая! Эта война скоро закончится, но для нас она только начинается.
– Только начинается! – собираясь уходить, Кэт вслух повторила слова Брука. – Не волнуйся, дорогой! Просто так я русским не дамся! Я найду, что им сказать! И про зубы фюрера, которые те, да, об этом я умолчу, человек не тот; и о том, почему осталась в Берлине и не эвакуировалась. Что мне стоит обстоятельно рассказать им, что в это время я уехала в дачную местность под Берлином, чтобы взять свою одежду, которую закопала там, спасая её от бомб и пожаров? Не находишь? Здорово я этот сценарий придумала! И, что характерно, поверят! Не скрою, тебя изумит их доверчивость. В этом можешь не сомневаться! Всё, я ушла!
Глава 5
30 апреля 1945 года
В этот понедельник воздух фронтового Берлина, по свидетельствам многих очевидцев, кто был жив в тот день, пах жжёной резиной, трупами и спёкшимся кирпичом. С реки Шпрее тянул туман. Было пасмурно. Низкие тучи набухли от дыма и пыли. Центр города был охвачен пожарами, вой артснарядов слышался везде, временами случался грохот обрушивавшейся стены какого-нибудь дома, и многие жители от дыма и пыли задыхались, воспринимали настоящее как неизбывное бедствие, но продолжали аккуратно исполнять все приказы гибнувшего режима. Улицы Берлина, по которым бежала русская пехота, поливая всё перед собой очередями свинца, были разбиты. Время от времени сверху на людей летели кирпичи, куски железа, стекла. Здесь же валялись тлеющие машины, железный прах бывших пушек, самоходок, перевёрнутые дымящиеся танки, а также трупы с распростёртыми руками. Едкий дым, полумгла от смога и скрежетавшая на зубах кирпичная пыль надолго запомнятся тем немцам, кто после этой битвы останется жить. В настоящем они предпочитали отвлечься от шума взаимного всеобщего убийства, от мрачных мыслей, стараясь занять себя обычными делами, но нервы у них были напряжены до предела.
2 часа 20 минут
В серой пелене вычерчивались контуры рейхстага, но фюрер находился в другом, более надёжном, месте. И советское командование об этом уже знало. Сбитые пулями ветви
