Роберт Ладлэм - Предательство Тристана
– Может. В таком случае не лучше ли будет тебе передавать их постепенно, по две-три бумаги за раз?
– Да, так, я думаю, будет даже правдоподобнее. Ну а что я скажу, когда они все-таки кончатся?
– Ты изобразишь растерянность. Скажешь, что не можешь понять, почему отец перестал носить документы домой, и добавишь, что ты, естественно, не можешь спросить его об этом. Выскажи предположение, что меры безопасности ужесточили и больше не разрешают выносить из учреждения засекреченные документы.
Она кивнула.
– Мне нужно научиться лгать лучше, чем я это умею.
– Иногда это умение оказывается крайне необходимым. Ужасно, но это так.
– Есть такая старинная русская поговорка, что, когда слишком долго сражаешься с драконом, сам в него превращаешься.
– А старинная американская поговорка говорит, что сказать правду может любой дурак, а чтобы хорошо солгать, нужен талант.
Светлана покачала головой и повернулась к выходу из кухни.
– Мне пора собираться в театр.
Меткалф вынул перочинный ножик и вскрыл целлофановую упаковку. На сей раз Корки не вложил туда свою записку. Он быстро перебрал документы и бегло просмотрел их, удивляясь про себя, почему Светлана лишь мельком взглянула на них, и тут она вернулась. Ее облик сделался гораздо более ярким и броским, нежели тот домашний вид, к которому он успел привыкнуть, сидя в этой кухне.
А что, если она внимательно прочтет их? Что она поймет? Меткалф убеждал ее, что все эти записки и зашифрованные документы являются фрагментами мозаики, которая должна будет убедить нацистов, насколько слаба – и потому так покорна и на все согласна – Россия. Она увидит в этих документах именно то, что он ей сказал, ведь так?
Была ли она в достаточной степени политически подкована, чтобы увидеть подтекст всех этих сообщений: Россия в данный момент беззащитна и потому окажется легкой добычей для немецкой армии? Это его серьезно беспокоило. И все же она ни словом не дала понять, что почувствовала обман с его стороны. Корки отправил его играть в опасные игры, причем опасность грозила со всех сторон и была самых разных сортов.
Меткалф еще раз торопливо пробежал глазами полученные листы, и его взгляд зацепила одна невзрачная с виду страничка, заполненная бессмысленными строчками букв и цифр. Это код, сразу понял он. Приглядевшись, он выделил группу из пяти чисел и идентификатор начала передачи и узнал этот шифр – советский шифр, называвшийся «Суворов» в честь великого русского полководца восемнадцатого века. Этот шифр был известен немцам – это Меткалф знал доподлинно. Финские войска обнаружили в советском консульстве в Петсамо сожженные кодовые таблицы и передали находку нацистам. Англичане, следившие за радиопереговорами немцев, были убеждены, что нацистская разведка расколола шифр. Однако русские военные не имели об этом никакого представления.
Меткалф сразу понял, почему так много документов, связанных с операцией «WOLFSFALLE», закодировали шифром «Суворов». Это был еще один гениальный ход Корки. Шифрованные документы автоматически вызывают к себе повышенный интерес, и нацисты отнесутся к ним с большим доверием; код порождает иллюзию особой важности содержания документа.
Конечно, Меткалф не смог прочесть большей части бумаг. Однако и беглого просмотра хватило ему для того, чтобы понять: эта партия фальшивок отличается от предыдущей. Эти документы рисовали Красную Армию невероятно слабой и уязвимой, но быстро перевооружающейся. Они «выдавали» причину этого перевооружения. В них содержались подробности перевооружения, за которыми открывались шокирующие детали.
Среди бумаг находились приказы о скорейшем изготовлении десяти тысяч самых современных танков, более тяжелых и мощных, чем немецкие, даже тяжелее, чем их «Panzer IV». Скоростные танки, развивающие до ста километров в час и, согласно выдержкам из технических спецификаций, предназначенные не для бездорожья, а, напротив, для хороших дорог Германии и Западной Европы. А к июню следующего года в войска должны были поставить двадцать пять тысяч таких танков. В приказах особенно подчеркивалась эта дата.
И еще одно. Среди бумаг находился совершенно секретный меморандум, подписанный двумя высокопоставленными генералами Красной Армии А. М. Василевским и Георгием Жуковым, в котором говорилось об операции «Гроза». Предварительный план операции «Гроза» был в начале сентября в обстановке строжайшей секретности доложен Сталину и другим членам Политбюро.
Документ за документом, меморандум за меморандумом, Меткалф складывал воедино детали вымышленной операции «Гроза», точно так же, как эту мозаику вскоре станут собирать работники нацистской разведки. Согласно плану, к следующему июлю Красная Армия должна будет иметь двадцать пять тысяч мощных высокоскоростных ударных танков на своих западных границах.
На границах с нацистской Германией.
В ближайшие несколько месяцев должно происходить тайное, но повсеместное подтягивание частей Красной Армии к западной границе. Несколько приказов касалось подготовки массированной воздушно-десантной армии – около миллиона парашютистов проходили обучение для того, чтобы нанести по войскам нацистской Германии удар с тыла.
Имелась там и дата начала операции «Гроза» – превентивного нападения на нацистскую Германию: июль 1942 года.
Она была названа в секретной речи Сталина, произнесенной неделю назад перед высшими армейскими офицерами. Согласно информации, подготовленной Корки, экземпляры текста этой речи были розданы верховным командирам Красной Армии.
Меткалфу приходилось даже напоминать себе о том, что документы фальшивые.
Среди бумаг, созданных в ходе операции «WOLFSFALLE», имелся и экземпляр речи Сталина, которая была настолько аутентичной по тону, что Меткалф понял: немцы ни за что не смогут отличить ее от настоящей.
«Товарищи, – начиналась она. – Мы одобрили операцию „Гроза“. Наши военные планы разработаны. Через восемнадцать месяцев, летом 1942 года, мы нанесем фашистам сокрушительный удар. Но это будет лишь первый удар, товарищи, в той атаке, которая повергнет капитализм в Европе и приведет к победе коммунизма под руководством Советского Союза!
Капиталистические правительства европейских стран в результате происходящей войны, одинаково губительной для всех ее участников, ослабели и не смогут сопротивляться победоносному шествию социализма по Европе и всему миру. Освобождение угнетенных всего мира – это наш почетный долг!»
Меткалф читал этот провокационный текст с нарастающим отвращением. Это являлось чистейшим безумием, но выдумка была блестящей. Все с первой до последней буквы вымышлено, скомпилировано и доведено до исключительного правдоподобия.
А ведь имелось еще одно доказательство – если доказательства вообще требовались, – что Корки устроил грандиозный обман. Причем обманывал он не Гитлера, а Меткалфа. «Эти документы, – сказал он, – нарисуют картину. Портрет медведя. Но очень милого. Этакого медвежонка, у которого нужно вовремя вырвать когти».
Корки лгал ему о назначении этих фальшивых документов точно так же, как он лгал насчет причины отправки Меткалфа в Москву. Старый мастер шпионажа сказал, что миссия будет заключаться в знакомстве с фон Шюсслером, его оценке в качестве потенциального источника информации и возможной вербовки, тогда как цель у Корки была совсем другая: использовать Лану для передачи этих сфабрикованных данных фон Шюсслеру. А потом Корки в очередной раз обманул его, попытавшись скрыть истинную цель операции «WOLFSFALLE». Эти документы изображали вовсе не растущего медвежонка, а рисовали картину могучей быстро перевооружающейся армии, втайне готовящейся нанести сокрушительный удар по нацистской Германии.
Партия идеально изготовленных документов попадет через дочь красноармейского генерала к амбициозному нацистскому дипломату, что в свою очередь подтолкнет нацистов к опережающему нападению на Советский Союз, нападению, которое, несомненно, повлечет за собой гибель нацистской Германии.
Впрочем, бессильное негодование Меткалфа тут же сменилось тревогой: если Лана прочтет документы, то, возможно, поймет, что он ведет себя нечестно по отношению к ней. Она-то уверена, что передает документы, которые смогут убедить Германию в том, что Россия хочет только мира. Тогда как говорят они совсем о другом: о том, что Москва намерена первой напасть на Германию.
Как поступит Лана, если прочтет бумаги? Не откажется ли она передать их фон Шюсслеру?
Конечно, такой риск существовал. И у него не было никакого выбора. Корки втравил его в это дело, а теперь он должен втравить Лану. Ему оставалось только надеяться, что у нее не хватит времени, чтобы прочесть бумаги, что ей не захочется это делать.
Он надеялся, что она просто передаст их немцу.
