Роберт Ладлэм - Предательство Тристана
Последовала продолжительная пауза.
– Да, похоже, узнал. Адское проклятье! Парень, что происходит? – Тэд Бишоп говорил не обычным громким голосом с развязными интонациями, а тихо и напряженно. Меткалф звонил ему из телефона-автомата, находившегося за несколько кварталов от дома отца Светланы на Петровке. Конечно, служебные обязанности призывали британского журналиста за пределы гостиницы, но на деле он почти все время проводил в «Метрополе».
– Об этом позже, – невежливо прервал его Меткалф. – Мне нужна ваша помощь.
– И вы мне об этом говорите? Да ведь сюда сбежалась вся ХАМЛ.
– Мне нужно, чтобы вы захватили кое-что из моей комнаты. Вы ведь сможете это сделать, правда? Вы же знаете работников гостиницы уже несколько лет; кто-нибудь сможет впустить вас туда.
– Да, я знаю их несколько лет, но это не значит, что они меня очень любят. Сами понимаете: чем меньше знаешь, тем больше почитаешь, и все такое прочее. Но я попробую – вдруг получится.
– Я буду вам очень признателен. Если позволите, я позвоню вам через несколько часов, и мы условимся о месте встречи.
– Кстати, о телефонных звонках. Для вас тут лежит целая куча записок от кого-то. К телефону подозвали меня, когда я шел в ресторан, – на тот случай, если я вас увижу. Некий мистер Дженкинс. Судя по голосу, он был в отчаянии.
«Мистер Дженкинс» было условное имя Хиллиарда.
– Я вас понял, – сказал Меткалф. – Большое спасибо.
– Хорошо… э-э… послушайте, не сваляйте дурака. Не приходите сюда. Вы меня понимаете?
Меткалф повесил трубку и тут же позвонил Хиллиарду в американское посольство. Он представился мистером Робертсом, но даже не успел сказать, что потерял паспорт, как Хиллиард перебил его.
– Иисус Христос! Где вас черти носили? – осведомился Хиллиард негромким дрожащим голосом, в котором угадывались страх и гнев. – Что, черт возьми, вы тут заварили? Вы спалились, вы это понимаете?
– Да.
– Они вышли на охоту, дружище. Вам теперь остается только в лепешку расшибиться, вы меня поняли? – Амос Хиллиард, уроженец Среднего Запада, употребил старое диалектное выражение, но Меткалф его понял. – Вы объявлены в розыск, – продолжал дипломат, – и должны выйти из игры.
У Меткалфа кровь похолодела в жилах. Его «крыша» сгорела, и теперь ему грозит арест или даже немедленная казнь. Ему необходимо выбраться из Москвы и как можно скорее покинуть Советский Союз. Именно такой приказ, понял он, передал ему через Хиллиарда Корки.
– Мне потребуется помощь. – Меткалф имел в виду фальшивые документы, визы, билет на самолет. Всем этим его мог снабдить только Корки.
– Да уж, конечно. Бог добрый, он подаст, но он хочет, чтобы вы пошевеливались живее. Как вчера. Понятно?
– Понятно. – Почтение, с каким Хиллиард говорил о Коркоране, могло бы при иных обстоятельствах очень позабавить. Но не сейчас.
– Что касается меня, то мне что-то захотелось поесть сациви. Примерно через полчаса. – И Хиллиард повесил трубку.
Меткалф поспешно покинул телефонную будку.
Скрипач увидел, как из главного подъезда американского посольства вышел низкорослый лысоватый мужчина в очках. Это был, как он знал, мелкий служащий посольства, третий секретарь. А также, согласно информации, которой он был снабжен, агент американской разведки.
Он направился за американцем; в этот момент ветер переменился, и Скрипач уловил запах «барбасола». Американец недавно побрился и намазал лицо кремом после бритья.
Да, этот человек приведет его к цели. Скрипач нисколько не сомневался в этом.
Пистолет, который Амос Хиллиард спрятал под пиджак, казался ему очень тяжелым. Он не привык носить оружие, не любил его тяжести, и ему ужасно не нравилось то, что предстояло сделать. Но от этого никуда не деться. Корки был неумолим. Его шифрованное послание было совершенно недвусмысленным:
«Меткалф представляет опасность для операции и, следовательно, является угрозой для всего свободного мира. Это печальная необходимость, но его необходимо устранить».
Молодой агент выполнил свое предназначение. Но он «сгорел». Москва кишмя кишит агентами НКВД, черт бы его побрал, и ГРУ, которые вот-вот схватят парня. Они это сделают, и вопрос лишь в том, когда именно. Возможно, Корки не успеет вовремя вытащить Меткалфа. А когда его схватят, то станут допрашивать – так допрашивать, как это умеют делать только русские, – и Меткалф расколется, в этом можно не сомневаться. Они узнают об американской операции, а Корки не мог – не имел права! – этого допустить. Слишком многое поставлено на эту карту. И игра не должна зависеть от превратностей судьбы одного человека.
В подобные моменты Хиллиард частенько задумывался, подходит ли он для этой работы. Задания такого рода составляли наихудшую ее сторону. Меткалф был ему симпатичен, но это ничего не значило. Он знал, что Меткалф хороший парень, похожий на положительных героев вестернов, и ни в коем случае не предатель. Но Корки дал приказ, и у Хиллиарда не оставалось никакого выбора. Приказы существуют для того, чтобы их выполнять.
Меткалф прибыл к ресторану «Арагви» за семь минут до назначенного срока. «Примерно через полчаса» означало ровно тридцать минут: Хиллиард мог позволить себе некоторые вольности в высказываниях, но пунктуален был в высшей степени. Обычная очередь перед входом отсутствовала, так как еще не наступило обеденное время; тем легче было наблюдать за входящими и выходящими. Внимательно наблюдая за главным и боковым входами в ресторан, он вспомнил свое обещание позвонить Тэду Бишопу и назначить место и время встречи с ним. Боль в плече постепенно ослабевала, хотя он все еще временами ощущал там пульсацию…
Амос Хиллиард вошел в «Арагви» через черный ход, где, как он знал, на него никто не обратит внимания, и прошел темным коридором в мужскую комнату.
Он оказался удивлен и даже немного встревожен, обнаружив там посетителя. Человек, стоявший перед умывальником, сосредоточенно и тщательно мыл руки с мылом. Ничего не поделаешь, решил Хиллиард, придется подождать. Когда этот парень уберется, он вынет «смит-и-вессон» и навинтит глушитель на специально переделанное дуло. Потом нужно будет проверить, дослан ли в патронник патрон.
Стивен Меткалф войдет, рассчитывая получить фальшивые документы и инструкции насчет того, как ему лучше и безопаснее покинуть Россию. И меньше всего на свете он будет ожидать, что Хиллиард выхватит пистолет и бесшумно всадит ему в голову пять пуль.
Хиллиарду ужасно не хотелось это делать, но у него на самом деле не было выбора.
Он в сомнении посмотрел на человека у умывальника, который с потрясающей сосредоточенностью продолжал мыть руки, взбив такую пену, какую, подумал Хиллиард, никак не могло бы дать дешевое советское мыло.
Было что-то раздражающе знакомое в облике этого человека с непроницаемым аристократическим лицом и длинными ухоженными пальцами. Хиллиард задумался, где он мог его видеть раньше. Вроде бы совсем недавно, подумал он, а возможно ли это? Нет, конечно, нет. Это всего лишь нервы.
Затем человек возле умывальника поднял голову, и Амос Хиллиард ощутил внезапный неконтролируемый озноб.
Точно за минуту до назначенного времени Меткалф пересек улицу Горького и прошел к служебному входу в «Арагви», как обычно, не запертому, чтобы туда могли беспрепятственно входить поставщики продуктов и других многочисленных товаров, необходимых для работы большого ресторана. Никем не замеченный, он прошел через полупустой зал в мужскую комнату, где несколько дней назад встречался с Хиллиардом.
Там никого не было, и Меткалф подумал было, не стоит ли ему запереть дверь изнутри, как это сделал во время прошлой встречи Хиллиард. Но нет, решил он, не стоит, потому что Хиллиард, видимо, все же запаздывает. Он прошелся мимо кабинок и в последней из них обнаружил Хиллиарда.
Вернее, ботинки и брюки Хиллиарда. Это совершенно точно были твидовые брюки и коричневые зимние ботинки из мягкой кожи, принадлежавшие американскому дипломату, но никак не русскому.
«Странно, – подумал Меткалф. – Почему Хиллиард вдруг отправился на унитаз, вместо того чтобы ждать меня возле умывальников, как в прошлый раз?»
– Амос, – негромко позвал он, но не услышал ответа. – Амос, – повторил он, на этот раз погромче.
Ничего не услышав, он потянул за ручку, и дверь плавно открылась.
Иисус Христос! У Меткалфа подкосились ноги, и он чуть не опустился на холодный пол. Нет, только не это! Снова! Амос Хиллиард, полностью одетый, сидел на унитазе, голова была откинута назад, налитые кровью глаза смотрели в потолок, из носа и рта вытекали струйки крови. Его горло было разделено на две части чуть ниже подъязычной кости. Бросался в глаза ярко-алый след от удавки, тонкая, как волос, линия, говорившая о том, что оружием убийства послужила прочная проволока. Дипломат был задушен точно так же, как Черпак Мартин и работники парижской станции.
