Код Адольфа Гитлера. Финал - Владимир Иванович Науменко

– Как, на твой взгляд, воюют русские?

– То, что я увидел, потрясло и ошеломило меня. Они дерутся, умирают, кромсают наших парней на куски, но двигаются вперёд! – Эжен хорошо знал, о чём говорил. – Полягут горой трупов, но возьмут своё. Красные дьяволы! Ничто их не берёт! Вчера я заметил, что машин у них стало меньше, они шли на большом расстоянии друг от друга. Помню, один смельчак из фаустпатрона подбил два русских танка, но пуля вражеского снайпера отняла у него жизнь. Потом вроде бы они отступили, но затем открыли огонь по нашему зданию. Что там началось! О, это было ужасно! Своими глазами я видел, как выстрелил русский танк. Снаряд ударил в потолок, перекрытия обрушились, помещение полуподвала, где мы держали оборону, наполнилось такой густой пылью, что мы чуть не задохнулись. Наши глаза не видели дальше чем на полметра перед собой, за нашими спинами потолок падал кусками, и многие из нас были ранены обломками. Я испытал ужас, заметив в углу, где была проделана бойница, открывшуюся зияющую дыру как раз на уровне прямого огня танкового орудия. Я было отвлёкся, собравшись с мыслью предупредить сослуживцев, – что было дальше, я не помню. Очнулся в этом госпитале, где мне заботливыми руками сделала перевязку вот эта сестра! – Эжен глазами указал на дверь. Мюллер полуобернулся и послал вежливую улыбку вошедшей медсестре. В палате была Катрин Хойзерман.

– Добрый день, герр Мюллер!

– Здравствуйте, милая Кэт! – произнёс Мюллер – Как ваше драгоценное здоровье? Уже освоились с ролью сестры милосердия? Интересно?

– Как видите, герр Мюллер, солдаты нуждаются в уходе, заботе и внимании, – улыбнувшись, сказала Хойзерман. – Им больше нас, женщин, на фронте достаётся. Моя работа в том и состоит, чтобы облегчить мужские страдания, тяготы службы и тревоги. Эжен плохо переносит боль и сейчас, как видите, робеет перед перевязкой.

– Сестра Кэтхен права! – подал свой голос Эжен. – Это так, но тем не менее здесь я чувствую себя как дома. Уход за больными поставлен тут что надо. И в этом есть немалая заслуга Кэт. Спасибо ей, но я не могу лежать в госпитале, зная, что мои фронтовые товарищи остаются в том здании слепыми, задыхающимися, при этом не имея возможности сделать ни шагу без приказа. Они рискуют каждый день. У всех, поверьте, присутствует ощущение разбитости и огромной усталости, но служба есть служба. Наверное, нам надо забыть об этом, сначала нужно выиграть войну.

– Вы храбрый солдат, Эжен! – выслушав рассказ, похвалил Мюллер. – Оставайся и дальше в строю! Вот посмотрите! Когда всё уляжется, а на улицах Берлина стихнут бои, и сам город восстановится из руин, фюрер не забудет оказанных ему вами услуг, а таких верных и крепких парней достойно вознаградит за храбрость и преданность. Как говорил наш фюрер, надо воевать по зову сердца, а остальное приложится.

С этими словами встав с места, Мюллер, на прощание пожав руку Эжену и Кэт, покинул лазарет, подумав про себя: «Завтра ты, Эжен, пойдёшь в последний бой, и я это знаю, обретёшь судьбу пушечного мяса». Ему предстояла встреча с фюрером.

18 часов 00 минут

Присутствовали: Геббельс, Борман, Кребс, Бургдорф, Вейдлинг, югендфюрер Аксман, фон Белов, адмирал Фосс, Хавель, Монке, Раттенхубер, адъютант Гюнше и камердинер Линге.

– Мой фюрер! – стал докладывать Кребс. Лицо генерала было покрыто шрамами, полученными во время авианалёта в марте. – Весь комплекс зданий Имперской канцелярии, рейхстаг, Тиргартен ещё удерживаются верными вам войсками. Мы продолжаем сражаться с необычайным упорством. У нас есть пушки, жерла которых направлены на север – на площадь перед рейхстагом, на юг – на площадь перед гестапо, на восток – на Бранденбургские ворота, и на запад – в районе Зоосада. Как вам известно, за зоосадом находится зелёный массив парка Тиргартен. Он обнесён двухметровым железобетонным забором. В самом парке возвышаются железобетонные бункера; каменные здания нами были заранее подготовлены к обороне. Все улицы, ведущие к зоосаду, перекрыты баррикадами, которые противник продолжает простреливать артиллерийско-пулемётным огнём. Из окон, с чердаков, из подвалов раздаются автоматные очереди, солдаты сражаются, потому что знают, что фюрер находится с ними в одном городе.

– Сколько человек насчитывает гарнизон сада? – поинтересовался Гитлер.

– До пяти тысяч человек, мой фюрер! – дал ответ Кребс, продолжив далее: – Город с утра накрыт серо-бурым туманом. Мы освещаем площадь, где расположен рейхстаг, чтобы обстреливать посольство Швейцарии, где сейчас находятся русские. Они ведут отсечный огонь перед зданием МВД и Кроль-оперой. На улице Альт-Моабитштрассе, у Лертерского вокзала, на Инвалиденштрассе, там, где тыл русских, мы ведём ожесточённую борьбу. На юге ось Вильгельмштрассе удерживается французами у Путкаммерштрассе. В три часа дня мы потеряли здание гестапо, а также берлинскую ратушу. Наши солдаты, мой фюрер, ведут бои за здание МВД.

– В шесть этажей из красного задымлённого кирпича. «Дом Гиммлера» расположен наискосок от рейхстага. – При упоминании фамилии предателя Гитлер горько усмехнулся. – Если вы потеряете его, то для русских оно станет исходной позицией для штурма рейхстага. Мне было бы интересно знать, генерал, что вы сделали для того, чтобы этого не случилось?

– Мой фюрер! – сказал Кребс. – Нижний и полуподвальный этажи этого здания состоят из стен толщиной до двух метров. Они усилены земляными насыпями. Все окна засыпаны кирпичом и