Код Адольфа Гитлера. Финал - Владимир Иванович Науменко
Скрытый от глаз врага отход из здания гестапо, где шла ожесточённая стрельба, по подземному переходу в подземный госпиталь для команды гестаповцев завершился без потерь. Они, как и замышляли, через систему туннелей, что располагалась в районе парка Тиргартен, добрались до бункера и оказались там. Четверо санитаров-эсэсовцев, осторожно положив на землю две носилки, с уставшими лицами повернулись к Мюллеру, но тот, проигнорировав их ожидания, обратился к Стрелитцу с вопросом: «Она жива?» Оскар, уловив в голосе патрона жгучее любопытство, бросил мимолётный взгляд на носилки, что были накрыты двумя простынями, и в ответ едва кивнул головой.
– Вы справились с поставленной задачей, Стрелитц! – стал говорить Мюллер. – Он мёртв, она пока жива, но тоже скоро отправится за ним вслед. Мы не виноваты, что они стали нам не нужны, но ты и я знаем, что благодаря утрате ими своих жизней фюрер сохранит себя для последующих поколений.
– Что прикажете делать с телами, группенфюрер? – задал вопрос Оскар.
– Определите трупы в морг профессора Хаазе! – ответил Мюллер. – Они бесценны для нас, Стрелитц, всегда помните об этом, если, конечно, хотите остаться в живых.
Обернувшись к санитарам, Стрелитц произнёс команду:
– Слышали? Немедленно выполняйте!
Дождавшись, пока те, взяв в руки носилки, скрылись из виду, Стрелитц не преминул обратиться к Мюллеру с вопросом:
– Что теперь, группенфюрер?
– Теперь? – уловив в позе Оскара признаки, указывающие, что тот немного растерялся, Мюллер поднял бровь. – А что теперь? Теперь, Оскар, в кирхе мы были одни, а при власти стали другими. Свои колебания, будь так добр, отбрось в сторону. В наши непростые времена это непозволительно, тем более офицеру гестапо. Не думай, а выполняй то, что я тебе говорю. Здесь, за метровыми стенами бункера, фюрер гарантирует нам безопасность. Спросишь «почему?». Да потому, Оскар, что для врага бункер, – самое засекреченное место на земле. Если рядом Гитлер, дружок, ничего не случится. Он не оставит нас, а укажет, как нам жить дальше. Надо иметь в себе мужество проявить себя не только в бою, но и выжигать предателей среди нас. Случай с Фегеляйном – тому свежий пример, и он, несмотря на близость к фюреру, получил по заслугам. Его расстрел, увы, ничего не изменил. И в бункере полно изменников и пораженцев, готовых за спасение своей жизни забыть все клятвы, что в лучшие для рейха дни они давали фюреру. Они переодеваются в гражданскую одежду и разбегаются. Вы ещё не понимаете, Оскар, на что бывают способны люди. Каждый по-своему, конечно. Эх, Оскар! Несмотря на службу в СС вы так и не научились заглядывать в глубины человеческой души. Предатели забыли, что спасение рядовых членов партии, даже руководящего звена, минуя фюрера, есть государственная измена. И всё же несмотря на это главным нашим козырем остаётся боевой настрой и бодрость духа, иначе – смерть. С этого момента твоей задачей становится контроль действий санитаров. Неусыпно следи, чтобы в суматохе, что наблюдается сейчас в лазарете, когда сюда поступает поток раненых солдат, они не перепутали носилки. И вместо доставленных нами сегодня в бункер «консервов», они в необходимое время не забрали чужих.
– Слушаюсь, группенфюрер!
– Иди!
Похлопав по плечу офицера, собиравшегося выполнить приказ, Мюллер оставил его, а сам стал держать путь среди лабиринтов подземного госпиталя. По мере своего продвижения Мюллер на всех раскладушках и временных нарах замечал раненых. Весь коридор, где едва замечался узкий проход, был забит солдатами, беженцами и ранеными под завязку. В глазах читался испуг, они вели себя как взрослые дети, но война не пощадила никого. Мюллер не ошибся, когда очутился перед знакомой дверью, что была раскрыта настежь. Воздух палаты пропах табачным дымом, как он замечал, на операционном столе стояла канистра со шнапсом, и компания врачей, желая на время отрешиться от постылой действительности, не стесняясь присутствия Мюллера, продолжала беспечно опрокидывать стопку за стопкой, не зная, что с ними будет в грядущем дне. Мюллер предпочёл не вмешиваться, а повернувшись к ним спиной, бесшумно отошёл в ту сторону, где слышался слабый стон. Вот он наконец увидел и солдата в кровати. Он был одним из многих, кто был здесь, но неизвестно почему, Мюллер выбрал для разговора, пока отсутствовала Кэт, именно его.
– Вы француз?
– Да! – приподнявшись на локте, удивлённый солдат ответил на вопрос Мюллера. – Я служу добровольцем во французском штурмовом батальоне. С начала апреля меня перебросили на оборону Берлина. Слава богу, город ещё держится.
– Он будет держаться, пока на свете есть хотя бы один храбрец, такой, как ты, – национальность роли не играет. Истинный потомок великого Наполеона, – присев на край кровати, высказал своё мнение Мюллер и встретил одобрение во взгляде солдата. Они понимали друг друга. Мюллер вопросом продолжил разговор: – Где ты получил ранение?
– Меня привезли сюда прошлой ночью, – стал рассказывать солдат. Ему импонировало, что в лице Мюллера он нашёл внимательного слушателя. – Моё имя Эжен. Моей родиной является Франция, но сердцем я предан рейху и фюреру. Всё то время, что я нахожусь тут, происходят тяжелейшие бои с русскими. Я и мои товарищи проливали кровь, надеясь удержать русских Иванов, но неудачи преследуют нас повсюду. В здании, где вёлся бой, опасно дрожали стены, штукатурка падала нам на голову, а через отверстия окон и отдушин нас осыпало землёй и щебёнкой. Мы погружались в пыльную темноту, и мне становилось страшно. Возникали проблемы и с провиантом. Мы ели то, что находили, когда находили и когда могли. Нам не хватало воды даже для бритья. Мы отчаивались от тягот войны, но мы не бросали оружия и не сдавались в плен. Каждый из нас, горько об этом говорить, понимал, что такая адская жизнь не должна продолжаться вечно, когда-то всё это закончится, и мы вернёмся в свои семьи. Лично для меня проблема будущего уже не встаёт. Жизнь солдата,
