Мы мирные люди - Владимир Иванович Дмитревский
В числе других был вызван и Иннокентий Матвеевич Бережнов. Мосальский хотел уточнить, действительно ли умерла его дочь, нет ли тут насильственных мер задержания советского человека? Может быть, Бережнов только опасается мести или не хочет осложнять свое положение? Ах так, все-таки, значит, умерла? Скоропостижно скончалась! Да, тяжело это было переживать!
Бережнов тоже не понравился Мосальскому. Держался он надменно, отвечал с непонятным раздражением, хотя обращались к нему вполне корректно. Мосальский мягко ему объяснял:
— Поймите, Иннокентий Матвеевич, ведь мы к вам никаких претензий не имеем. Но знакомясь с материалами, мы решили проверить, не было ли каких притеснений, незаконных действий по отношению не только к вам лично, но и ко всем репатриантам, когда они выразили желание вернуться на родину. Нам важно в случае надобности незамедлительно помочь, принять меры. Кроме того, мы обязаны позаботиться, чтобы вы по возвращении сумели наладить свою жизнь, подыскать все необходимое.
— Интересно, как вы могли бы это сделать, почтеннейшие? — ворчливо спросил Бережнов. — Пособие дать? Обеспечить жилищем?
— Хотя бы! Ведь вы на частной квартире? Или, например, работу подыскать... Вы как? Обеспечены? Ни в чем не испытываете нужды?
— Меня... как бы это сказать... меня кормят скрипки...
— Да, да, это нам известно. Если не секрет, сколько это вам дает, примерно?
— Существую... много ли одинокому старику надо?
— А все-таки?
— Ежемесячного оклада у меня нет. От случая к случаю.
Слушая скрипучий голос этого старца, Мосальский почему-то испытывал к Иннокентию Матвеевичу не то чтобы неприязнь, но какое-то неудовлетворение, какую-то даже обиду. К нему всей душой, всячески хотят помочь, а он почти огрызается! И смотрит на всех исподлобья. Кто и чем его обозлил? Почему у него такая настороженность? Почему на самый незначительный вопрос он отвечает уклончиво и неопределенно?
Один работник исполкома, слушавший эту беседу, решил вмешаться.
— А мне так все ясно, — сказал он. — Человек искусства! Понимаете? Скрипки он делает. Мастер! Артист! А вам подай вот месячный заработок, да и все тут!
— Да ведь я не из любопытства. Я ведь добра желаю человеку, — возразил Мосальский. — Наша обязанность — помочь. Почему я выспрашиваю? Потому что иной человек стесняется сказать, что мало зарабатывает, что средств не хватает.
— Сказал! Объясните ему, товарищ... простите, как звать вас — не знаю...
— Иннокентий Матвеевич Бережнов, — ответил за Бережнова Мосальский, между тем как сам Бережнов упорно молчал и старался разобраться, действительно ли этот человек вмешался в разговор, сочувствуя ему, Бережнову. — Разве я не понимаю? — продолжал Мосальский, опять обращаясь к Бережнову. — Я очень хорошо понимаю. Знаю, что такое мастер скрипок. Иная может быть в тысячу рублей ценится.
— В тысячу — не в тысячу... — отозвался Бережнов.
— Ну, в пятьсот. А сколько возни с ней? Наверное, и в месяц одну не сделаешь!
— Когда как...
— Вы нас извините, товарищ, — простодушно заговорил работник исполкома, обращаясь к Бережнову. — Я, конечно, в музыке этой не очень разбираюсь. И что мы на самом деле пристали со своим сочувствием! А все же, когда понадобится, обращайтесь к нам без стеснения.
— Вы и не обязаны разбираться, — уже успокоение и примирительно сказал Иннокентий Матвеевич. — И конечно, я тут разворчался зря. Обо мне заботу проявляют, а я что? Прошу покорнейше извинить. Нервы пошаливают, а тут вы еще о дочери напомнили. Одна-единственная, и не уберег! Вот и расстроился. Больше от меня ничего не требуется? Так у меня как будто все в порядке — и прописка, и материальная обеспеченность, и жилье...
— Небось, и там, в Германии, скрипочками перебивались? — спросил Мосальский, изображая на лице почтительное любопытство.
Бережнов уже совсем собрался уходить. Тут он обернулся к Мосальскому, долго собирался с мыслями и наконец ответил:
— Эх, молодой человек, молодой человек! Как вы легко рассуждаете! Благодарите судьбу, что не довелось вам испытать всего пережитого мною. А вы — «скрипочками»! Нехорошо обижать старика!
С этими словами он ушел, не спеша, преувеличенно старческой, расслабленной походкой.
Нет, не понравился Бережнов Мосальскому.
«Удивительное дело, — размышлял Мосальский, подводя итоги этой встрече, — ухитрился ни на один вопрос не ответить! Сколько зарабатывает? Так и не сказал! На какие средства жил в Германии? Уклонился от ответа и отделался общей фразой. Скользкий человек!».
Еще два-три посетителя вызвали у Мосальского некоторые сомнения. О них навели справки, обратились к представителям народа, к простым советским людям, так или иначе соприкасавшимся с прибывшими по репатриации лицами. Например, мнение о Суходольском было единодушно: жулик. О Бережнове же поступили разноречивые сообщения. Выяснилось, между прочим, что по приезде он не продал и не починил никому ни одной скрипки, между тем живет в достатке, покупает иногда довольно дорогие вещи, бывает в кафе, в пивных, ездил недавно в Новочеркасск, на поездку тоже деньги нужны, одет хорошо, а старуха, у которой он квартирует, корзинами носит с рынка провизию, а ведь сама-то тоже неизвестно на какие средства живет. Однако некоторые говорили, что человек он почтенный, отмечали его привязанность к покойной супруге: видели не раз, как он на кладбище ходил, навещал могилу.
Кропотливо, шаг за шагом, изучал Мосальский обстановку. Трудов было положено много, а результаты пока что были незначительные.
Часто Мосальский, сидя в кабинете подполковника, в управлении, читал и перечитывал накопившиеся материалы, размышлял, взвешивал, ломал голову над некоторыми трудно разрешимыми вопросами.
— Духота? — спрашивал подполковник, видя, что Мосальский расстегнул китель и обмахивается платком.
— Вообще-то я здешний, но действительно жарко. Подполковник подавал ему сифон:
— Освежитесь. Нарзан.
Мосальскому казалось иной раз, что подполковник смотрит на него с сочувствием.
— Трудно разобраться, товарищ Мосальский?
Вскоре подполковник перешел с Мосальским на приятельское «ты»:
— Тебе что! У тебя все-таки какое-то задание. Повозишься недельку-другую и накатаешь докладную страниц на пять. А мы тут совсем в буднях погрязли. Звонил начальник уголовного розыска... Понимаешь, какая штука, товарищ Мосальский, — шпаны у нас до черта развелось. Облаву хотим сделать.
— На кого облаву? — не понял Мосальский.
— Да на этих блатных. Повадились к нам в Ростов наезжать. Аферисты, жулики. И главное, никаких эксцессов, все тихо. Но как раз это и вызывает подозрение, не затевают ли что-нибудь... А
