Мы мирные люди - Владимир Иванович Дмитревский
— Ну-ну. Вынь руку из кармана! Старая лохань! «Ре-ши-тельный»! Ведь кроме складного ножа у тебя ничего нет. Дура! Иди-ка спать!
Через несколько дней Веревкин повидался с Крабом. Это был разбитной парнишка. Условился через него держать связь. Точно договорился, кто куда едет и чем займется. Еще раз особенно просил не забывать Карчальское строительство.
Опять появилась пачка денег. Краб обещал, что если и пропивать, то будут не в Ростове, а там, на местах, и что «в общем, центр не подкачает, будьте у Верочки!».
Над последним выражением Веревкин долго думал после ухода Краба. При чем тут Верочка? Наконец догадался, что это на языке Краба означает: будьте уверены.
«Черт побери! Везде криптограммы какие-то!».
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. РОСТОВСКИЙ ВАРИАНТ
1
— Ты не очень занят, Борис Михайлович? — приоткрыв дверь, спросил Лисицын.
— Нет, нет, заходите.
Мосальский отодвинул в сторону чистый лист бумаги и поднялся из-за стола. Полковник вошел, наполнив комнату запахом одеколона и хорошего табака. Новый китель. Орденские ленточки. Сапоги, начищенные до зеркального блеска.
— Вы как на свадьбу, — удивился Мосальский.
— Не на свадьбу, но... — Лисицын взглянул на ручные часы: — Закругляй свои дела и поедем.
— Это куда же?
— Да ты что, с луны свалился? Сегодня суббота? Суббота. Значит, «Динамо» встречается на кубок с торпедовцами.
— Ах черт, а я и билета не заказал!
— Старшие о тебе позаботились. У меня два на северную трибуну. Ты скоро не только билеты забудешь вовремя заказывать, а вообще все нервы истреплешь со стариком. Дружески советую: брось этим Вэром заниматься.
Мосальского резнуло это фамильярное «старик», брошенное по адресу генерал-лейтенанта Павлова. Но одновременно он уловил в голосе Лисицына торжествующие нотки. И вместо того чтобы отделать его за «старика», Мосальский небрежно и в тон Лисицыну спросил:
— А что, разве есть что-нибудь новенькое?
— Скорее, старенькое.
Лисицын с треском раскрыл коробку «Казбека».
— Вижу, ты, брат, все еще ничего не понял. Вэр задержан и чувствует себя спокойненько, как в санях, в тюрьме.
Лисицын затянулся, выпустил изо рта целое звено голубых колечек дыма, наслаждаясь эффектом. Он даже так рассуждал: пусть ему нагорит за самовольство, но когда он.докажет, что был прав, вот тогда придется сказать ему спасибо! У Казаринова есть нюх, они обработают это дельце, как конфетку! Наконец, тут же все совпадает: и время, когда был заброшен к нам Вэр, и возвращение из-за границы именно в этот период Верхоянского... Павлов требует, чтобы были доказательства? Будут доказательства, не все сразу, уважаемый генерал-лейтенант! Потерпите!
Лисицын видел, что Мосальский отнюдь не в восторге от этого сенсационного сообщения. Еще бы! Чувствительный удар по его самолюбию! Все его «варианты» летят к чертям собачьим!
— Так. Значит, задержан Верхоянский! — в раздумье, самому себе сказал Борис Михайлович.
Лисицын брал реванш за тот разнос, который он получил у Павлова.
— Да-с. Именно Верхоянский. Удивляюсь я вам, товарищи теоретики! Летаете где-то там, в стратосферах, философию разводите... «Румынский вариант»!.. «Ростовский вариант»!.. А мы, скромные практики, — цап-царап: ах, попалась, птичка, стой! Надо понимать, что такое Москва. Сердце! Мозг! Куда же, следовательно, будут направлять враги свои удары? Конечно, сюда, а не в какие-то таганроги или ростовы. Теперь, когда операция закончена, я могу себе позволить роскошь посмотреть, как наши динамовцы наколотят «Торпедо». Так-то вот, Борис Михайлович, мой дорогой!
Мосальский промолчал. Досада его рассеялась. Хотелось поскорее за работу, за работу, теперь тем более чем когда-нибудь. Лисицын ждал возражений. Но Мосальский примирительно пробормотал:
— Здорово у вас вышло. Однако мы опоздаем. Погода явно портилась. Уже около здания Совета Министров в стекла автомобиля стал побрызгивать дождь. Улица Горького сверкала, как лакированная. Всюду появились раскрытые зонты, капюшоны. Прохожие ускоряли шаги.
Всю дорогу они молчали.
«Ну, что, брат, выкусил? — злорадствовал Лисицын, косясь на майора. — Павловский любимчик!».
Он и пригласил-то его с собой на стадион, чтобы насладиться его растерянностью, его досадой и своим торжеством.
Около самых северных ворот их обогнал великолепный черный «ЗИС-110» со знакомым номером. Из машины выпрыгнул Леонид Иванович Павлов в длинной генеральской шинели. Протянув руку, он помог выйти тоненькой моложавой женщине в плаще с капюшоном. Подросток лет пятнадцати, необычайно похожий на генерала, такой же коренастый и черноволосый, вышел из автомобиля последним и рассудительно пробасил:
— Видишь, мама, как хорошо, что ты меня послушалась и захватила плащ.
Ответив на приветствие офицеров, Леонид Иванович подозвал Мосальского. Лисицын видел, как Борис Михайлович крепко пожал руку женщине, смеющееся лицо которой выглядывало из капюшона, хлопнул по плечу юношу и сказал что-то вполголоса Павлову.
— Ну, это еще бабушка надвое сказала! — воскликнул генерал и, как показалось Лисицыну, бросил насмешливый взгляд в его сторону.
«Так и есть, майор уже докладывает о. нашем разговоре...».
И когда Мосальский, откозыряв, вернулся к Лисицыну, тот спросил:
— О чем толковал с начальником?
— Подразнил его немного. Говорю: торпедовцы нынче в форме, дадут нашим жару. Ну, генерал, конечно, на дыбы. Он же за «Динамо» всегда болеет.
— А-а! — не то недоверчиво, не то разочарованно протянул Лисицын.
Игра началась под усиливающимся дождем. Бирюзовые фуфайки динамовцев сразу же стали темно-синими, а белые фуфайки «Торпедо» прилипли к телу и порозовели. Ноги игроков скользили по мокрому травяному полю.
Карцев прорвался к воротам «Торпедо», но, доставая отяжелевший мяч, вдруг сделал классические «ножницы». Гомес, бежавший ему наперерез, вынужден был высоко подпрыгнуть, чтобы не ударить упавшего тяжелой бутсой.
Тысячи зонтиков колыхались над скамьями зрителей. Менее запасливые накрывали головы и плечи газетными листами «Вечерней Москвы». А тучи все ползли, и дождь не унимался. На футбольном поле образовались кое-где лужи.
Мосальский, страстный любитель футбола, на этот раз рассеянно наблюдал игру. Синие и белые точки передвигались по полю, то сбивались в кучку, то рассыпались. Звенел мяч и перемещался с одной половины поля на другую... А Мосальский думал о другом:
«Изоляция Верхоянского — несомненно крупная ошибка. И надо хорошенько продумать, как действовать дальше, чтобы исправить ее...».
Стадион приглушенно ахнул. Игрок в белом оказался метрах в двадцати наискось от ворот «Динамо». Вратарь заметался, присел на корточки, выбросил вперед руки в неуклюжих шершавых перчатках... Пушечный удар! Мяч прочертил в воздухе кривую. Вратарь невероятным прыжком метнулся, но, видимо, опоздал, всплеснул руками и рухнул ничком в воротах.
«Гол», — подумал Мосальский.
