Менеджеры халифата - Ирина Владимировна Дегтярева
– Во время беременности полиняла, – пояснила она и ушла в комнату положить младенца.
– Чей ребенок-то? – не нашел ничего умнее спросить Петр ей вдогонку.
Мансур засмеялся. Он учил русский, хотя сам говорил с сильнейшим акцентом, но прекрасно понял, что имел в виду отец.
– Это как со мной, – съехидничал Мансур по-турецки. – Ты не верил, что я твой сын.
– Говори по-русски, – однако по-турецки велел Горюнов. – И не вмешивайся! Я просто не знал! Скажи хоть, это мальчик или девочка?
– Я заставляю Мансура говорить по-русски, а ты снова лопочешь с ним по-вашему, – Саша торопливо появилась из комнаты и обняла Петра, горячо зашептав ему в шею. – Теперь все? Евгений Иванович сказал, что ты больше не уедешь.
– Не понял, – Петр отстранил ее, взяв за плечи. – «Дядя Женя, Евгений Иванович». Он что, тут вас окучивал? Вился вокруг Мансура?
У Горюнова был еще свеж в памяти разговор, произошедший несколько месяцев назад с генералом о Мансуре. Александров намекнул, что пацан перспективный кадр. Два родных языка – курманджи и турецкий, знание традиций, мусульманин. Готовый нелегал. Подучить, создать легенду, дождаться, когда подрастет, изменится внешне, и засылай хоть к курдам, хоть к туркам.
– Ну что ты взвился? – Саша провела ладонью по его колючей щеке. Увидела шрам на виске, уходящий под волосы. Испуганно часто заморгала, но расспрашивать не стала. – Он помогал с переездом. Видишь, какую квартиру нам выхлопотал?
– Пока не вижу, – мрачно кивнул Горюнов, пряча за угрюмостью замешательство от встречи. Он с большим удовольствием оказался бы сейчас один, пусть и в своей старой квартире.
– Мансур, иди спать! – велела Александра и снова удалилась в комнату, крикнула оттуда. – Завтра тебе школу никто не отменял!
– Лихо ты с ним, – подхалимски заметил Петр, плетясь следом. Он оглядел спальню.
– Подсунул мне отрока, что прикажешь с ним делать? – Она переодевала ребенка, положив его на двуспальную кровать. В углу, у окна, стояли маленькая белая кроватка и комод, над которым висело квадратное зеркало, рядом с дверью – большой платяной шкаф. Горюнов присел на кровать около спящего ребенка.
– Это мальчик или девочка? – он осторожно, пальцем, провел по пухлой ручке младенца.
Руки Петра на фоне нежной кожи выглядели почти черными, не только от загара и табака, но и от въевшейся оружейной смазки. Последние недели он вместе с курдами участвовал в боестолкновениях с отрядами ИГИЛ[8], хозяйничавшими в некоторых районах Ирака около Мосула. Боролись и за безопасность курдов-езидов и их храмов.
– Ты так спокоен, будто тебе все равно – девочка или мальчик. И вообще все равно… – с легкой обидой в голосе заметила Саша.
Она стояла вполоборота, складывая в комод выстиранные детские вещи. Петр видел ее профиль, вроде бы не изменившийся и в то же время – другой. Наверное, из-за стрижки. Или отвык… Ее тонкий нос с едва заметной горбинкой напоминал ему дореволюционные медальоны – профили изысканных дам.
– Это девочка. Мансур у нас уже есть. Теперь и Манечка, – она все же соизволила осчастливить его ответом.
– Это что же, Мария? Мою мать так зовут. – Он не стал отвечать на выпад Александры о его равнодушии.
– А то я не знаю, как твою маму зовут! Она была здесь, уже в новой квартире, помогала мне с Маней, когда я только родила. Ты ведь был бог знает где! Тебе даже не сообщили, что ты станешь отцом. Это у тебя вошло в привычку – получать детей готовенькими…
– Не люблю беременных дам. Капризы, странные желания… – Горюнов усмехнулся.
Тут же у него на голове повисли ползунки, которыми в него запустила Сашка. Кинула не глядя, по-снайперски, спокойно продолжила раскладывать вещи и ровным голосом сказала:
– Наконец-то мы познакомились с твоей мамой. Такая милая женщина! Я уговаривала ее остаться подольше, но она засобиралась. Неделю назад уехала. Как нарочно! А так бы ты уже сегодня с мамой увиделся… Мы только вчера узнали, что ты приедешь… Петя, – она обернулась к кровати, не услышав привычных язвительных комментариев.
Горюнов лежал на боку и спал, поджав ноги в новых клетчатых тапочках, уткнувшись носом в шелковое золотистое покрывало рядом со спящей дочерью. Во сне у него лицо нисколько не расслабилось, и он измученно хмурился.
Саша переложила дочь в кроватку и села рядом с ним. Она уже знала, что он не просто военный переводчик, как Петр представился в первые дни их знакомства. Генерал провел разъяснительную работу с молодой женой Горюнова, растолковав степень ее ответственности в качестве жены разведчика.
Александра провела рукой по шраму на его виске и ощупала рубец, пытаясь понять, насколько он большой, запоздало испытав страх, от которого сдавило сердце.
Петр поморщился во сне и пробормотал что-то по-арабски. А уже через полчаса он и вовсе проснулся – с головной болью и ощущением, что уже не уснет до утра. Саша еще не ложилась, предчувствуя бессонную ночь. Эти полчаса Петр спал тревожно, что-то непонятное говорил во сне. Открыв глаза и оглядевшись, он спросил о чем-то по-арабски и, рассмеявшись, перешел на русский с сильным акцентом. Она и раньше обращала внимание на этот акцент, но теперь он заметно усилился.
– Сколько времени? Мне завтра к девяти надо быть на службе, – он не стал уточнять про полиграф.
– Ты шутишь? – изумилась Саша. – Они что, обалдели, что ли?! Совсем тебе передышки не дают.
– Они дадут! Догонят и еще дадут. Ты не трогала сумку? Там вещи Зарифы. Она просила их сохранить. – Он помолчал, подошел к комоду, над которым висело зеркало, заглянул в него, как в окно. И добавил. – А Зары нет больше. Я ее похоронил в горах. Там такое уютное кладбище, – он, продолжая говорить, задумчиво смотрелся в зеркало. – Вот где бы я хотел…
Договорить Горюнов не успел, получив кулаком между лопаток, и довольно крепко.
– Полегче! – возмутился Петр. – У тебя же силы немерено. В каком ты там обществе состояла? Рыболов-спортсмен? – Он вспомнил, как она в день их случайного знакомства ехала с рыбалки, а ее спиннинг в брезентовом чехле Петр вначале принял за винтовку. – Эй! – Он получил еще один тычок.
Саша вдруг обхватила его сзади так крепко, что он все никак не мог повернуться, только чувствовал, как она плачет, вздрагивает и прижимается к его спине щекой.
– Ну что ты? – он наконец сумел перетянуть ее в зону видимости. Но она опустила заплаканное лицо. – Сашка, что со мной сделается? Я здоровый, как лось!
– Угу, – пробормотала она, спрятав лицо теперь у него на груди, и неожиданно засмеялась. – И пахнет от тебя, как от
