Менеджеры халифата - Ирина Владимировна Дегтярева
– Добрый вечер, – к столику Тарека подошел довольно молодой парень – о таких говорят: до старости щенок. Круглолицый, с маленькими усиками.
Тарек догадался, что это связной Эмре Дамла, но не торопился приглашать его за столик.
– Вот выдался свободный вечер. Хотелось бы скоротать его в приятной компании, – наконец произнес парольную фразу Эмре.
– Присаживайся. Вечер лучше проводить в обществе сведущего человека, – Тарек мысленно обругал сочиняющих пароли и ответы для подобных встреч.
Болельщики истошно орали, реагируя на каждый успешный удар своих соотечественниц. Можно было разговаривать, не опасаясь быть услышанными.
Эмре повесил куртку на стоящую рядом вешалку, заказал кофе и потер набитые ветром красные щеки.
– Закрутила непогода… Не пойму, ты араб, что ли? Акцент…
– Это имеет значение? – охладил его пыл Тарек. – Давай по делу. Я и так тут торчу целый час, как верблюд, отставший от каравана.
– Ну я же хотел прийти без соглядатаев…
– Можно подумать, за тобой кто-то ходит, – усмехнулся Тарек.
Эмре пожал плечами с обидой. После провала Кабира Салима в Стамбуле агентурную сеть российской разведки лихорадило. Кабиру пришлось прижавшим его туркам «сдавать» адреса, телефоны, а митовцы кинулись проверять все, как голодная собака на кость. Но они клацали зубами по воздуху. Эмре, на всякий случай, тоже убрали из парикмахерской в старом греческом квартале Фенер, хотя Кабир, получивший от турок оперативный псевдоним Садакатли, парикмахерскую митовцам не сдавал. Но Центр решил подстраховаться.
Теперь Эмре работал в салоне красоты на набережной, а конспиративную явку пришлось заморозить, посадив там грека-парикмахера, «чистого» по всем статьям, к тому же глухого.
Затем был странный вызов в Мардин, куда Кабир просил приехать Эмре. Перестрелка с полицией, в которую ввязался Кабир после встречи со связным… О ней Эмре узнал из новостей в Стамбуле. Об этом инциденте сообщалось как о боестолкновении полиции с бойцами РПК. В перестрелке убили курдянку, а ее напарника ранили, но он скрылся. У Эмре, не жаловавшегося никогда на здоровье, тогда заболело сердце. Он догадался, что речь идет о Кабире, и сообщил в Центр о своих подозрениях. Довольно долго они оставались в неведении о судьбе Кабира. Он дал знать о себе уже из Эрбиля.
То, что Эмре сорвали с насиженного места – из парикмахерской, события, связанные с Кабиром, странная просьба Кабира разузнать, где находится семья его сослуживца Теймураза Сабирова, – все вместе это подорвало спокойствие связного. Он стал нервным, дерганым, просился у Центра в отпуск, в Европу – к сестре в Зальцбург. А тут ему еще подсунули этого араба, внешне похожего на повешенного Саддама Хусейна. Эмре чувствовал, что Ясем Тарек еще попьет крови… Он плохо спал, ему везде мерещилась слежка контрразведки, хотя никаких предпосылок к тому не было.
– Для вас нет сообщений, – связной покосился на араба и отпил кофе.
– Зато у меня есть. Мне необходима встреча с Кабиром.
Эмре задумчиво потер лоб, не зная, где сейчас Кабир и сможет ли он приехать в Стамбул.
– Мне нужно время, чтобы прояснить все. Но я сомневаюсь, что это возможно. Я не помню, чтобы Центр такие встречи организовывал. Нет ничего такого, что вы не могли бы передать через меня. В чем, собственно, сложность?
– В двух словах не скажешь.
– Можно и не в двух…
Тарек покачал головой:
– Мне нужен разговор с глазу на глаз с Кабиром, и чем быстрее, тем лучше.
– Хотя бы обозначьте тему… – Эмре достал бумажник и положил на стол шесть лир за кофе.
– Это напрямую связано с моим основным заданием. – Тарек помолчал и добавил. – Передай для Кабира, что речь идет о турке, который заходил к нам в цирюльню в Багдаде.
Эмре кивнул и, перекинув куртку через плечо, стал пробираться к выходу мимо болельщиков, сквозь белесую дымовую завесу, которую генерировали кальяны.
Сентябрь, 2014 год, г. Москва
С нардами в сумке и вещами Зарифы, своей напарницы-курдянки, погибшей в перестрелке с турецкой полицией в Мардине, Петр Горюнов прошел пограничный контроль «Шереметьево-2» и остановился, растерянно оглядывая зал прилета, не увидев встречающих.
Он почувствовал себя сиротой, которого только что сдали в детдом. К тому же словно бы услышал лязг, с которым захлопнулся воображаемый персональный железный занавес за его спиной. Дороги за границу ему перекрыты. Высунься он куда-нибудь за пределы России без дипломатического прикрытия, арестуют, в лучшем случае, в худшем – он исчезнет навсегда. Да и с дипломатической неприкосновенностью ни жить, ни работать не дадут. Постараются любым способом подставить и выслать из страны. Теперь он «погорелец».
– Погорелец! – окликнули Горюнова, и это прозвучало в унисон с его безрадостными мыслями.
К нему, огибая пассажиров с чемоданами, шел чуть вразвалочку вальяжный генерал Александров. Все такой же полноватый, поседевший еще сильнее, в светло-сером костюме с синим галстуком.
Он пожал Горюнову руку и притянул к себе, приобняв. Когда отстранился, Петр заметил растроганное, смягчившееся выражение лица Евгения Ивановича, но оно тут же сменилось на привычное жестко-деловое.
«Они испытывают облегчение, что я вернулся живой и невредимый, и только, – с укором подумал Петр, глядя на генерала и маячившего у него за спиной Константина Константиновича Володина – заместителя Александрова. – А то, что я теперь отработанный материал… «Погорелец»! И ведь не постеснялся меня так назвать. Сам же с помощью Мура подставил меня втемную под вербовку турецкой MIT. Мур заслужил этим доверие церэушников, а я теперь не у дел».
– Не кисни! – заметил его настрой Александров. – Все еще впереди.
– Угу, – мрачно согласился Горюнов. – У Теймураза.
Он имел в виду своего однокашника по ВИИЯ и коллегу Теймураза Сабирова – Мура, с которым они дружили и который сейчас считался погибшим. Американцы думали, что русские поверили в гибель своего разведчика в Сирии, куда Сабиров был внедрен в ИГИЛ[3] так же, как незадолго до того Горюнов.
Петр встречался с Муром в Мардине после его «смерти». Сабиров пришел по своей инициативе ночью на конспиративную квартиру курдов РПК – то ли попросить прощения, то ли попытаться убедить друга, что сломанная карьера Горюнова не на его совести. Не удалось ни то ни другое. Петр не смирился с предательством, пусть и шедшим на пользу их общему делу.
Александров стушевался, заметив, какой мрачный Горюнов. Смотрел на Петра и не узнавал. Виделись они последний раз чуть меньше полугода назад, и те разительные перемены, что произошли с ним за эти несколько месяцев, пугали. Напряжение, риск, ранение в Мардине, когда Горюнов оказался
