Олег Горяйнов - Джентльмены чужих писем не читают
– То-то и оно. Работает она, работает. В том же самом месте, что и до командировки в Маньяну!..
– То есть, в Генштабе?
– Ну да.
– И в каком же управлении?
– Этого пока установить не удалось. Но, в принципе, можно. Наружку подключить – в два счёта выясним. Только нужно там лично присутствовать, потому что диппочту этим грузить уже… рискованно. И так, наверное, наше Второе Управление на нас глаз положило, с нашим незапланированным интересом к военным структурам…
– А то у них других дел нет! – фыркнул Петров. – Вы, как пуганая ворона, скоро начнёте от любого куста шарахаться.
– Преувеличивать не надо, – нахмурился Серебряков. – А осторожность в нашем деле ещё ни разу никому не повредила. В военной контрразведке ребята сидят тоже не пальцем деланные.
– Что ещё по этой дамочке?
– Пока практически всё. Вечером ещё подкинут. Определенные перспективы, как мне кажется, сулит наличие у них с господином Бурлаком общего имущества.
– Так-так. Подробнее, пожалуйста.
– Вечером будет подробнее, Эдуард Авксентьевич. Вечером. Имейте терпение. Терпение – главная добродетель разведчика.
– Сами придумали? – рассмеялся Петров. – Коньяк будете, Ларошфуфу?
– С удовольствием бы, Эдуард Авксентьевич. Признаться честно, трубы горят… после вчерашнего…
– Вижу, вижу. Рекомендовал бы вам постепенный переход на напитки более благородные, чем самогон из кактуса. Тот же коньяк, к примеру. Или скотч. Или писко, коли невмоготу без экзотики. Впрочем, дело ваше. Печень дается человеку один раз…
Наливая в рюмки коньяк (тоже французский, но, конечно, далеко не “Шато дю Понтарлье”), Петров вспомнил наглого гада Бурлака и нахмурился. Неповоротливый я становлюсь с возрастом, подумал он. Уже неделя прошла, а я только начинаю собирать на него компромат. В былые времена уже давно вставил бы ему перо в филейную часть и пустил летать над синим морем…
Впрочем, ерунда. Некогда, некогда было Петрову заниматься ГРУшным начальником, хоть и чувствовал он явственно великую для себя лично опасность, исходившую от этого неотесанного человека. По случаю гибели майора Сергомасова свалилась на голову Петрова комиссия из Центра аж сразу из трёх чинов. Вернее сказать, прилетели целых пять человек, но двое из пяти отношения к разведке не имели, являлись настоящими член-корреспондентами РАН и были взяты в Маньяну ради прикрытия. Официально эта компашка прибыла в тропики ради изучения возможности взаимодействия с маньянской Академией наук в области исследования какой-то фигни наподобие “стереоспецифической полимеризации изопрена, стабилизации синтетического каучука и сополимеризации”. Ну, академики и изучали эту пакость. А остальные трое исследовали самого Петрова и состояние дел в его резидентуре.
Да и слава богу, что не прежние времена. В прежние времена Петрова за такое ЧП вызвали бы на Лубянку, мытарили бы по кабинетам высокого начальства. Глядишь, на конвейер бы поставили. (В ещё более прежние времена запросто бы и шлёпнули в подвале на Лубянке.)
А теперь – сами приезжают, и в изрядном количестве. Что и понятно. Кто же откажется в наше либидоральное время смотаться на халяву в тропики – от семьи, от начальства – в объятия милейшего парня Петрова, у которого всего-то и проблем, что его подчинённый, мирно прогуливаясь по городу со своим молодым коллегой, нечаянно пополнил собой число жертв терроризма, которых в этой с виду сердечной и добродушной стране, в пересчёте на душу населения, почти столько же, сколько у нас жертв алкоголизма, например. Ещё меньше Петров виноват в том, что молодой коллега убитого слегка повредился рассудком. Бывает. И конечно же, совершенно прав резидент в том, что не настоял на немедленной эвакуации бедолаги на родину, что вполне могло бы быть расценено как препятствие отправлению маньянского правосудия. Парень фактически только приехал в Маньяну, ещё фактически к работе не приступал, никаких секретов выдать врагу не мог, если бы даже захотел. Поговорив с пострадавшим, комиссия пришла к выводу, что Курочкин, в общем, вполне в норме, разве немного расслаблен. Ну и ничего. К оперативной работе не привлекать, пусть отдыхает юноша, поправляется на тропических фруктах.
Словом, с какой стороны ни копни – чист Петров, и придираться к нему – только бога гневить. По этому случаю генерала с полковником Петров вчера свозил в казино “Антикво Дюрасанго”, где они тяпнули неплохого коньячевского и продули в рулетку по полтыщи баксов (не своих, ясное дело – всё за счёт резидентуры), а Серебряков с майором нажрались в хлам в подвальчике, где работала известная читателю толстоногая Маринка. Они даже задержались там ненадолго после закрытия, но маринкиных прелестей приезжий майор вкусить – увы – не смог. Ослабел мужчина на кабинетной работе, отрубился, предварительно заблевав всё вокруг себя в радиусе двух метров. Впрочем, Маринка в обиде не осталась: Серебряков, в отличие от снулого московского коллеги, от выпитого только взъендрился и за каких-то полчаса превратил сладкую маньянскую девицу в распаренную макаронину. При этом их ничуть не смущало присутствие майора, который всё пытался подняться со стула, грозясь не далее как в среду вы…ть в жопу какого-то генерал-полковника Гриценко.
В четыре утра проверяющих загрузили в самолет, и они улетели домой.
Петров с помощником вернулись к своим баранам.
– Эдуард Авксентьевич, – заговорил Серебряков, поправив своё здоровье генеральским пойлом. – Я вот думаю, может нам по-другому поступить?..
– Как именно? – повернулся к нему Петров.
– Смотрите, как у нас всё хорошо прошло с этой комиссией. Может, не мне лететь к бурлаковской бабе, а её сюда вызвать?.. Устроим ей уик-энд в Акапулько, пятизвёздочный номер-люкс, лучшего жигало на всем побережье наймем, а?..
– И – что? Сфотографируем?
– Да нет! зачем? Во-первых, её этим не проймешь, эка невидаль: сфотографировали, да она сама с удовольствием сфотографируется в любой позе нам на память. А во-вторых, мне кажется, что она и так с нами согласится сотрудничать.
– Это далеко не факт. С чего бы она вдруг согласилась?
– Да чтобы мужу насолить. Или начальству.
– Но… всё-таки столько лет проработала баба в этой системе… корпоративный дух… не скажите…
– Приглашение от имени Бурлака, разумеется, пошлём. А в Москве кто-нибудь из наших ребят к ней незаметно подкатит, намекнёт, что здесь к ней подойдут, объяснят, что от неё требуется. Учитывая её должность и место, так сказать, работы, всё провернём с максимальными мерами предосторожности. Оформим всё как будто баба за свой счёт гуляет. Или за счёт супруга. Это ей будет аванс за услугу. Право, дешевле встанет… А потом, Эдуард Авксентьевич, там она, я уверен, – бой-баба, каменная стена, закалённая в ежедневных, так сказать, битвах за выживание. А здесь – размякнет!.. женщиной, Эдуард Авксентьич!.. женщиной себя почувствует!.. После этого бери её голыми руками и делай что хошь. Для бабы ведь это самое главное – женщиной себя почувствовать. Они за это всё отдать готовы. Мужа с дитями бросить, родину предать, из окна выброситься…
– Ну что ж, – пробормотал Петров. – В вашем предложении усматривается определённый резон. Скорей всего, так мы и поступим. Из окна выбрасываться не заставим, на родину тоже не покусимся, а вот об муже поговорим.
– Поговорим!.. – поддержал его Серебряков и облизнулся.
Хорош коньячок у генерала!
Особенно на старые дрожжи.
Со стены кабинета на них косился козлобородый в серой солдатской шинели. Верной дорогой идете, товарищи, бывалоча, говаривал старший соратник козлобородого, чей портрет отсюда убрали ещё пять лет тому назад. Портрет этот, в компании ещё примерно сорока таких же портретов, пылился на чердаке посольства. До поры до времени.
Не суетитесь, ребята, говорил им козлобородый. Не надо вам никого к ней в Москве подсылать. Эта баба сама к вам сюда летит на днях. Уже чемодан собрала. Встречайте её в аэропорту и делайте с ней тут всё что хотите.
Глава 25. Прибавление в семействе Ореза
На третий день, когда банда Абрамыча с ног сбилась, разыскивая исчезнувшую неизвестно куда папину дочку, Габриэла вдруг объявилась сама, да не просто объявилась, а привезла Ивана на папочкину виллу и предъявила его родителю.
Наставники в Академии ГРУ, отдавая себе отчёт, что нацеливают Ивана на явный мезальянс, строго-настрого запретили ему первым заводить с нею какой-либо разговор не только что о браке, но и вообще о знакомстве с её папашей. Наоборот, он должен так влюбить в себя девушку, чтобы она сама этого захотела и сама ему предложила на ней жениться. И к родителю повезла его тоже по своей инициативе.
Большой ГРУшный секс-компьютер, которому Иван был обязан своим вторым рождением в личине боливийского беженца Досуареса, обещал, что Габриэла, будучи девушкой своенравной, именно так и поступит. Если, конечно, Иван как следует постарается. Впрочем, компьютеру помогал целый институт психологов и сексологов.
