Олег Филимонов - Злой среди чужих

Филимонов Олег

Злой среди чужих. (бывш. «Дикая охота!»)

Опускается мгла ночная над морем,Замолкает могучий прибой.И утихнут селенья у берега вскоре —Добрым людям пора на покой.Только вам одним этой ночью спится —Ваши души уже рвутся в путь.Этим днем проверяли вы мачты и днищаИ сейчас вы не в силах уснуть.Вы уходите завтра распростившись с роднымиИли не кого вам покидать.На земле вы в почете иль светом гонимы —Вы и чернь и богатая знать.Поведете вы завтра фрегаты и джонки,Каравеллы, драккары, плоты.Лаперузы, Дежневы, Ганноны и Куки —Вы уходите в край пустоты.Вы богаты и бедны, вы и щедры и алчны,Вы и слабы и очень сильны.Вы меняете флаги на службе и мачтеИль обещанной клятве верны.Вы сдавались без боя, или дрались как черти,Зная цену богатствам любви!Флибустьеры, казаки, варяги, корсары —Вы и в пене морской и в крови.Лейф стоит у кормила,Дрейк склонился над картойИ к Аллаху взывает Синдбад.И над сферой земной Магеллан размышляет:Куда путь его в рай или в ад.Лишь один безвестный мальчишка на мачте —Он плывет сквозь века и моря.Чтоб увидеть все первым,чтобы радостно вскрикнуть:«Впереди показалась земля»Рветесь вы отыскать неизвестные землиИль до рая земного доплыть.Остров Туле, руно или страны блаженныхНепременно должны где-то быть.Лжец Пифей огибает водою Европу,К одноглазым идет Аристарх,За столбами Мелькарта исчез в ОкеанеНеизвестный отважный наварх.Ваша жизнь поражения или удачи,Ожидает вас слава иль срам.Жизнь на карту в игре разрешенья задачиЧасто ставить приходиться вам.Но забыв о себе, вы идете до цели,К новым землям, к чужим берегам.И порой, глядя в море, я горько жалею:Не хватило открытий всем нам.

Ая-яя-яяй, убили негра!Ая-яя-яяй, ни за что ни про что суки замочили!

На дороге, постреливая сгоравшим боеприпасом, жарко полыхал изрешеченный нами джип. Рядом, с воем катался объятый огнем человек. Как он вообще уцелел в прошитой крупнокалиберными пулями машине, а потом сумел выбраться, не представляю. Плевать. Ему же хуже — после того, что сотворили эти скоты, легкую смерть от пули я случайно выжившему бандиту дарить не собирался. Пусть в мучениях подыхает, и чем дольше, тем лучше. Это возмездие, справедливая кара, если хотите. А нам теперь торопится некуда — дело сделано!

Дорога здесь на редкость пустынная. Да одно название, что дорога — кроме меня никто почти и не ездит, дай бог, если одна машина в неделю пройдет. Удивительно, как этих подонков сюда занесло, до ближайшего городка, откуда они могли прикатить, почти пятьдесят миль. В общем, нежелательных свидетелей не предвидится.

Второй внедорожник, уткнувшись в густые кусты на обочине тридцатью метрами дальше, парил пробитым радиатором и загораться пока не собирался, но живых там наверняка не осталось. А через несколько минут затих и условно выживший из первой машины. Теперь контроль. Я прицелился и мягко потянул спуск. Есть контакт — тяжелая пуля из крупнокалиберной винтовки вдребезги разнесла ублюдку голову. Выждав еще немного, и не заметив на дороге никакого подозрительного шевеления, я скомандовал:

— Умба, проверь.

Из зарослей с другой стороны дороги бесшумно выскользнула высокая, чернокожая фигура и стремительно метнулась к машине. Я, прикрывая соратника, остался на месте.

Вместо обычных для морана щита и копья, в руках один из лучших бойцов Африки сжимал карабин[1], а со своим коротким мечом «сими» он не расставался никогда. Умба, масаи и не просто воин-моран, получивший посвящение после традиционной схватки со львом, а настоящий героический «меломбуки» заслуживший это почетное звание после четвертого подвига. Не смотря на запреты властей, масаи продолжают охотиться на львов, а высшим доказательством храбрости для морана считается — схватить льва за хвост и удерживать его пока остальные воины не заколют зверя копьями или не изрубят мечами. Совершенно уверен, что на данный момент, среди всех, что ни есть на свете, воинов-масаи не наберется и десятка человек четырежды свершивших подобное. Да и раньше таких бойцов было очень немного.

На этом своем достижении Умбе надо было и остановиться, но он захотел отличиться в пятый раз и поплатился — лев повредил ему левое плечо. Теперь масаи не мог пользоваться щитом, а без него традиционная охота воинов этого племени становится откровенным самоубийством. Моран[2] был не настолько отморожен, чтобы этого не понимать, но и отказаться от будоражащего кровь занятия не мог. Как раз в этот момент и пересеклись наши пути. Так я заполучил проводника и помощника, о котором не мог и мечтать, а масаи сменил копье на карабин.

Со стороны машины раздалось три выстрела — все правильно, зачистка и контроль.

— Все готово, бвана. Иди смотреть. — Крикнул моран и приглашающе махнул рукой.

Готово у него — тоже мне повар… Хорошо смотреть, а не пробовать позвал… Дитя природы — что вижу, то и пою. Докладывать по-человечески я его так и не научил, да и зачем?.. Он хоть у меня и на службе, но чай не в армии. От нее меня и самого мутит — все забыть пытаюсь. Но в некоторых случаях от непрофессионализма и таких докладов морщит — глубоко велось…

Бваной, Умба называл меня только в исключительных случаях, как бы обращая внимания на серьезность ситуации. Возможно апеллируя к тому, что пострелять и поубивать мы поубивали, дело не хитрое, а теперь надо решать вопросы — «несите бремя белых» одним словом. Обычно же он обходился простым: «шеф», или обращался по имени — Серж. Тут он прав, война закончилась, теперь бвана думать будет, ситуация куда уж серьезнее, и проблем мы огребли вагон и маленькую тележку.

Поднявшись с земли, я повесил винтовку на плечо и направился к машине, возле которой стоял моран. Поморщившись от запаха, стороной обошел горящий джип — там смотреть нечего одни головешки, что по качеству, что по цвету… Хотя убиенные и при жизни были отнюдь не белыми, а совсем даже напротив. Здесь, на дороге мы подстерегли и расстреляли пятерых негров, около часа назад спаливших мое бунгало и зверски убивших моих людей. Еще троих кончили раньше, в перестрелке около дома.