Мы мирные люди - Владимир Иванович Дмитревский
— Что ты так долго делал в Швейцарии?
— Ухаживал за девушками, делающими швейцарский сыр;
— А в свободное время?
— Осматривал Шильонский замок. Даже хотел купить его для тебя.
— Камерон помогал тебе ухаживать за молочницами или скупать старые замки? — спросила Эрика с совершенно невинным видом.
— И то, и другое. Но главным образом он обучал меня хорошему тону.
Она звонко рассмеялась и сказала своим неподражаемым контральто:
— Бедненький мой! Такая скучная гувернантка!
И добавила еле слышно:
— Говорят, он очень умен и опасен.
Патридж посмотрел на нее с любопытством:
— Откуда у тебя такие сведения? Ты разве знаешь Камерона?
— С ним когда-то познакомился Гельмут и попросил разрешения представить его мне.
— Вот что! — протянул Патридж. — Ну, значит, ты скоро встретишься со своим старым знакомым.
— Он собирается к тебе в гости?
— Возможно, что сэр Дональд пожелает посетить нас. Дело в том, что его направляют во Франкфурт-на-Майне.
— К нам?! Но зачем?
Патридж усмехнулся:
— Что-то по дипломатической части... Стало быть, твой муж предупредил тебя?
Нет, надо отдать должное этой немке: глазом не моргнув, придумала историю с Гельмутом фон Листов, памятуя, что на покойников удобно лгать. А теперь начнет выпутываться...
— Я только сказала, что Гельмут меня познакомил. То, что он умен и опасен, часто повторял де Флорель.
Молодчина! Крутой поворот! Патридж мысленно аплодировал.
— Ах, де Флорель?
— Ну да. Ты же знаешь, что мне очень нравится де Флорель, — смело ответила Эрика.
«Конечно, знаю... то, что ты была его любовницей, прежде чем я тебя купил, — мысленно ответил ей Патридж. — Мы оба это знаем — и ты, и я. Но я знаю и то, что, по твоим предположениям, мне неизвестно. Де Флорелю тебя подбросили англичане. Может быть, сам сэр Дональд. А французы «уступили» тебя мне. И я не исключаю, что ты все еще остаешься любовницей этого француза. И потому что я все это знаю, мне вполне удобно держать тебя».
— Ален в восторге от твоей деловитости... Но неужели твоя встреча с Камероном потребовала столько времени?
— Понимаешь ли, шотландец очень медленно говорит, как и полагается шотландцу. С американцем мы бы договорились в два счета.
— Но вы договорились?
— Да, моя девочка, договорились и скрепили договор большущей сургучной печатью.
Эрика чуть приметно прикусила губку:
— Ты до сих пор убежден, что женщина не способна видеть дальше трех «к».
— Напротив, мне кажется, ты одинаково далека от «киндер», от «кюхе» и от «кирхе». А любовь по-немецки не начинается с буквы «к».
Патридж, покончив с кофе, потянулся к сигаре:
— Я посижу с тобой еще, но ты меня простишь, если буду курить.
— Но разве ты поедешь в свой офис? Сегодня, Роби?!
— Я должен отчитаться перед стариком. Кроме того, надо повидаться с Весеневым.
Эрика нахмурила тонкие, отведенные к вискам брови.
— А я надеялась, что ты проведешь со мной весь день... — голос ее немного дрогнул. — Я тосковала без тебя... Неужели Весенев даже сегодня нужнее тебе, чем я?!
Патридж благодушно попыхивал сигарой:
— Когда к тебе приходит маникюрша, ты же оставляешь меня.
— Маникюрша тоже для тебя. А Весенев против меня, потому что он — твоя служба.
— Ладно, ревнуй к Весеневу, но мне он нужен до зарезу.
— Прости, Роби, но я начинаю волноваться. Если тебе так срочно понадобился этот противный русский, значит, вы там решили что-то очень важное.
Патридж опять хотел отделаться шуткой, но переменил намерение. Бедняжке, по-видимому, строго наказано выудить из него хоть какие-нибудь сведения. В конце концов и она должна иметь свой маленький бизнес. Вдова летчика, сбитого где-то под Кенигсбергом, дочь разоренного войной землевладельца — она должна же получить что-нибудь, кроме трех железных крестов, оставшихся ей от мужа.
И Патридж с напускным простодушием обнял Эрику:
— Видишь ли... Я терпеть не могу вмешивать любимую женщину в дела. Но если тебя все это так тревожит... Мы обсуждали с Камероном... — И Патридж сообщил ей незначительные, не имеющие особой цены, но действительные материалы, по всей вероятности, уже известные всем разведкам мира.
Он мог бы поклясться, что в глазах женщины, обращенных на него, не было ни интереса, ни любопытства, но только тревога.
— И это серьезно, Роби?
— Ну, как тебе сказать... Не землетрясение во всяком случае.
Сообщение, которое Патридж преподнес как сенсацию, как тайну, которую он якобы нечаянно выболтал своей очаровательной Эрике, касалось Франции.
— Вероломные друзья! — вздохнул Патридж, искоса поглядывая на Эрику.
— Да, — задумчиво согласилась Эрика, — это нехорошо и чисто по-французски. Но вы их вовремя схватили за руку?
— Все в порядке. Ха-ха. Они будут играть нашими картами.
Эрика захлопала в ладоши:
— Ты у меня молодец! Или все придумал хитрый англичанин?
— Этот ноктюрн мы играли в четыре руки. Теперь ты успокоилась? Я приеду часов в шесть. И тогда уж никакой Весенев нам не помешает.
Он еще раз поцеловал ее. Уже в дверях задержался:
— Не вздумай рассказывать все это де Флорелю. Ты мне причинишь большие неприятности.
Он вышел. Все отлично. Эрика очаровательна, а у ее де Флореля вырастут длинные уши.
Патридж знал, что его любовница подойдет к окну, проводит глазами машину, увозящую его в офис, затем начнет торопливо одеваться. Надушит шею и мочки ушей «Дамой в черном» и отправится не к своей старой нелюбимой тетке, как она на всякий случай скажет прислуге, но к Алену де Флорелю, которого предупредит телефонным звонком. Патридж был твердо уверен, что Эрика слово в слово перескажет французу всю волшебную сказку, которую он только что сочинил.
Но Патридж так никогда и не узнал, что спустя два часа после его ухода в комнатке на Вильгельм-штрассе взбешенный де Флорель отхлестал очаровательную Эрику по щекам, и она рыдала от обиды и злобы, а де Флорель стоял над ней, изящный, красивый, и вытирал руки батистовым платком.
— Она мне принесла свежую новость! Да от нее воняет, как от прошлогоднего сыра, если хотите знать! Стоило возиться с вами столько времени! Почему вы плачете? Пора бы запомнить, что я не выношу женских слез. Вы красивы, соблазнительны, отлично изучили науку любви, казалось — все данные для разведчицы. Но вы глупы, как пробка, моя очаровательная!
Ах, если бы Эрике фон Листов пришло в голову
