Менеджеры халифата - Ирина Владимировна Дегтярева
– Я окончил английскую спецшколу, – состроил горделивую физиономию Мирон. – Слушай, а как ты объяснишь мое присутствие при встрече? Ведь им сообщили, что приедет один.
– Мы же обсуждали… – приоткрыл один глаз Горюнов и глядел раздраженно. – Я и пойду один сперва. А потом, когда они убедятся, что я тот, о ком их информировали из Турции, тогда подключим и тебя. Одна голова хорошо, а две лучше. Только если вторая голова, запасная, дает выспаться первой, основной и более умной, то это еще лучше.
– Фу-ты ну-ты, ножки гнуты! – отреагировал Мирон, уже начиная привыкать к манере Горюнова постоянно всех подкалывать.
Оказавшись в тесной комнате в бухарском доме, Мирон четко следовал легенде, лопотал только по-английски. Ведь дом Фатхуллы Горюнов выбрал не случайно, по совету Тарека. Фатхулла наверняка шпионил за постояльцами. Поэтому «американец» оставался американцем в любое время дня и ночи.
Тарек разжился адресом Фатхуллы, Ваиза и Джари у некоего Джумаева, околачивающегося в Турции уже не первый год. Он торговал тканями на рынке, а по совместительству работал на ИГИЛ[33], курировал узбекское, родное ему направление. Сам он был выходцем из Исламистского движения Узбекистана.
Хитрый Тарек связался с ним через несколько дней после приезда из Ростова посредством Озбека. Это не вызывало никаких подозрений, поскольку Тарек присутствовал на той знаменательной встрече за городом на вилле с террасой над Босфором и даже познакомился с Джумаевым, пусть и шапочно. Доверие уже не требовалось завоевывать.
Тарек встретился с Джумаевым в Капалы Чарши[34], в задней комнате, за его лавкой с тканями. Оба разговаривали по-турецки. Сидели за маленьким квадратным низким столиком, пили чай из узких пузатых стеклянных стаканчиков. Тарек хотел закурить, но Джумаев показал сухим, тонким, напоминающим коготь орла пальцем на ткани, громоздящиеся на стеллажах:
– Дымом пропитаются, уважаемый Басир.
У Джумаева в углу стоял на небольшом холодильнике ноутбук. На мониторе шли новости. По сообщению агентства САНА, в провинциях Алеппо и Дараа шли боестолкновения боевиков с армейскими подразделениями. В Аль-Бабе, в населенных пунктах Расм Аль-Кабир, Расм Аль-Кама, в городе Дараа… Бравурно сообщалось об уничтоженных пикапах, оборудованных крупнокалиберными пулеметами, в том числе и возле аэродрома Ан-Нейраб. Правительственные войска осаждали укрепрайоны «Джебхат ан-Нусры». И все в таком же духе.
«Мелочевка, – подумал Тарек. – Уничтоженные машины победу не принесут. Бить надо не только по радикалам, но и по финансистам. Машины боевикам новые подгонят. А вот Джумаев этот не так прост. Информацию хочет получать объективную. И сирийцев слушает, и турецкие новости. Вычленяет, анализирует. Неспроста этот торгаш удостоился приглашения на ту загородную виллу. Ценный для ИГИЛ[35] кадр».
Исходя из того, что Джумаев выходец из Исламистского движения Узбекистана (об этом Тареку между делом сообщил Озбек), Тарек предположил, что он наверняка в розыске, и не только в Узбекистане, но и в России. Руководит своим узбекским направлением дистанционно, а это не всегда действенно, надо лично подбадривать людей, усердствующих на пути Аллаха, и он, скорее всего, не откажется иметь доверенного посредника, а ушлый Басир Азар готов ему предоставить такого человечка.
Тарек не ошибся в своих расчетах. Прикинув, что посредник готов сотрудничать не за слишком большой бакшиш, Джумаев начал наводить мосты в попытке узнать, а какой интерес, кроме финансового, «человечку» помогать.
– Разве он именно в Узбекистане живет? Из России поедет? Ему это зачем и тебе?
– Вот ты сказал «бакшиш», – начал издалека Тарек. – И тут персы руку приложили – их словечко. Вот уж кого не люблю… Воевал против них. Мой человек – дельный парень. Он мои дела в России решает, на связи с агентами, а чтобы не простаивал, получил приработок – пускай съездит. И потом, я тебе сейчас помогу, а ты мне как-нибудь после.
Джумаев думал какое-то время, собирая морщины на лбу и продольные, около губ, на смуглом сухом узбекском лице. Черные глаза словно маятники – туда-сюда.
– Что мне с этого? Я только финансово теряю.
– Ну бесплатно мой парень не поедет, – Тарек встал, потоптался, разминая ноги, затекшие от сидения за низким столиком, огляделся по сторонам, прошелся по подсобке, делая вид, что собирается уходить, раз не получается договориться.
– Ты хочешь, чтобы я выдал тебе адрес моих людей, дал к ним пароль и в то же время ничего не рассказываешь о своем человеке. Он знает узбекский?
– И узбекский. Немного. Вообще, он араб. Воевал в Сирии. Был в Эр-Ракке еще год назад.
– Ну это слишком общие сведения. А оружие достать он сможет?
– В России без проблем. А вот в Бухаре, – Тарек потер щетинистые щеки, – навряд ли. А собрать ВСУ запросто[36].
– Ну мои ребята тоже способные технари. Связь я и так с ними держу по интернету. Зачем мне этот посредник?
– Не хочешь, не надо, – отмахнулся Тарек. – Просто предложил. Деньги им передать или еще чего. Нет так нет. Мне же проще. Мой араб человек серьезный. Попусту его дергать не стану. Так даже лучше. А что торговля? Бойко идет? Может, мне тут тоже обзавестись торговой точкой? Хотя я скоро, наверное, вернусь в Алеппо. Там я готовлю бойцов для боев в Ираке. Я же родом из Ирака, обстановку на родине знаю хорошо, вот меня и попросили. Спасибо за чай, дорогой Наримон.
– Постой, – Джумаев задержал руку Тарека, протянутую для рукопожатия. – Постой, – повторил он, что-то решая для себя. – Ну, допустим, деньги я им давно обещал. Надо передать. Но он в самом деле надежный?
– Дорогой Наримон, поверь моему слову.
– Ну если что, с тебя спрошу. Деньги немаленькие, – засмеялся узбек несколько натянуто. – Я сообщу своим людям о предстоящем визите… Как, ты сказал, его зовут?
– Кабир.
* * *
Горюнов, прищурившись, посмотрел на почти пятидесятиметровый минарет Каляна – главной соборной бухарской мечети. Над ним по размытой голубизне неба, почти весенней, а вовсе не январской, рвались на ветру облака, стремительно перемещающиеся, подсвеченные солнцем – лимонно-серые, с розовыми подпалинами. Петр взглянул на часы. Ваиз опаздывал.
Ветер трепал полы короткого плаща Горюнова и отросшую бороду, надоевшую ему еще в Сирии. Теперь, правда, в такой пронизывающий сырой холод растительность на лице в какой-то степени согревала. Он крутил на пальце широкое серебряное кольцо, где арабской вязью был написан девиз ИГИЛ[37]: «Сохраниться и расшириться». Подаренное Зарифой, оно напоминало о ней (все-таки жена по мусульманским законам – они так и не развелись) и играло роль своеобразного сигнала – «я свой».
