Мы мирные люди - Владимир Иванович Дмитревский
— Михаил Александрович! Никогда она так не говорит!
— Понятно, что и Ирина Сергеевна относится к вам, как любящая сестра к младшему братишке.
— Вот еще новости! Я старше ее на целый год!
— Это неважно. Вы не можете отрицать, что побаиваетесь ее, слушаетесь? И не оправдывайтесь, потому что это правильно. Так вот я и говорю. Очень может быть, что по неопытности вы оба вот уже год воображаете, что между вами влюбленность...
— Воображаем?!
— Дорогой мой, но ведь это так. Я давно приглядываюсь к вам. Но знаете, не считал удобным вмешиваться. Такая деликатная область... Да и, собственно, во что было вмешиваться?! Но я знал, что дружба дружбой, а настанет день и — как в песне поется — «любовь нагрянет», и все получится не так, как предполагалось. И вы встретите свою избранницу, и Ирина Сергеевна может встретить человека, которого полюбит.
Михаил Александрович замолчал. Он шел и задумчиво улыбался. Может быть, ему вспомнилось, как к нему самому «нагрянула» любовь?
А Игорь был ошеломлен, обескуражен. Так изумляется человек, когда подходит к нему старая цыганка, перебирая колоду карт, гадает — и вдруг человек чувствует, что она называет ему одному известные вещи, и восторг и ужас охватывает его... Оказывается, Михаил Александрович знал о нем больше, чем он сам! Оказывается, он все понимает! Хороший Михаил Александрович! И почему они раньше так вот не разговорились?
Теперь они снова шли медленно, оба переполненные мыслями и чувствами.
— Самый несчастный тот, кто не умеет любить, — снова заговорил Михаил Александрович после длительного молчания, — кто думает, что любовью является просто физическая близость. Жестоко ошибается и бессовестно грабит сам себя! Разве только это! Близость между мужчиной и женщиной дает неисчерпаемые радости. Узнавать друг в друге новое, неизведанное — в мыслях, в характере — во всем... Растущая привязанность, желание беречь, скрашивать друг другу жизнь... В любви нужно много чуткости... Вы понимаете, Игорь, какие это слова: на всю жизнь?! На первый взгляд кажется, чего проще: ах. как я ее люблю! ах, какой он симпатичный! Поселились вместе, а на другой день оказывается, что вкусы разные, запросы разные — кто в лес, кто по дрова! На всю жизнь — это легко сказать. Нужно, чтобы обоим было удобно, чтобы не обуза была, а опора. Особенно часто бывает, что мужчина, со свойственной ему иногда неделикатностью, разваливается бесцеремонно во всю ширь супружеской жизни. Вообразит, что он турецкий паша! Милостиво разрешает женщине обожать его, ютиться где-то с краешку и обожать. Изучать его вкусы, отгадывать его желания... Нет, черт тебя подери, ты не забывайся и не разыгрывай фон-барона! Заботливость должна быть обоюдной!
Игорь счастливо рассмеялся. Он был полностью побежден и ловил теперь каждое слово Михаила Александровича.
— В любви обнаруживаются все качества человека, выявляется он весь. Все, что в нем есть лучшего, всплывает наружу, все сокровища, все тайники души. И если уж и тут, в любви, ничего не обнаруживается, значит грош цена такому пустоцвету! Любовь — это экзамен на право именоваться человеком. Я в этом глубоко убежден.
— Но как вы считаете, Михаил Александрович, по-вашему, значит, я никого-никого не люблю? Ни ту, ни эту?
— Как же я могу решить? Вы сами увидите.
Игорь хотел бы еще о многом спросить, но стеснялся. Они долго шли молча. Между тем вокруг них в безмолвии ночи совершались какие-то таинства, происходили волшебные перемены, сдвиги. Ночь струилась, жила. В небе быстро мчались облака. Потом исчезли. Раскрылась синяя бездна, и высыпало много звезд. Оттого ли что рассеялись облака или глаза привыкли, но стало значительно светлей. Игорь различал на мягкой теплой ныли дороги каждое углубление, следы их ног, каждый камешек, узорные отпечатки автопокрышек проехавшей машины. Какая белая-белая дорога! И вот этот дом, где живет диспетчер, раньше его совсем не было видно, а теперь он выступил из темноты, видны даже ставни, даже резные наоконники, даже спящая на крыльце собака, свернувшаяся клубком.
— По-моему, вы меня понимаете лучше, чем я себя, Михаил Александрович, — заговорил наконец Игорь. — Я плыл по течению, не вдумывался. А вы подошли и все рассказали. Я так вас понял, что есть много близких к любви чувств: дружба, влюбленность, восхищение...
— Гм... Этого всего я не говорил.
— Говорили!
— Кажется, начинает светать, — озабоченно пробормотал Березовский. — Смотрите, как обрисовываются сопки. Вот это называется поговорили! Теперь уж вы, как хотите, а идемте вместе, и я предъявлю вас Надежде Петровне как вещественное доказательство.
— Вам попадет? — сочувственно, по-товарищески спросил Игорь.
— Взгляните-ка налево, где куст. Не кажется ли вам, что кто-то идет в нашу сторону?
— По-моему, Надежда Петровна!
— Игорь и Михаил Александрович! — раздался озабоченный голос внизу. — Идите пить горячий кофе! Ведь вы, наверное, оба замерзли!
Михаил Александрович смиренно спросил:
— Надюша, ты не сердишься! Мы, знаешь ли, заговорились.
— Может быть, и вы бы с нами прогулялись? — льстиво ввернул свое слово Игорь, довольный, что все обошлось мирно.
— Ох, как он сладко поет! Противный мальчишка! Не выспитесь теперь оба да еще насморк схватите вдобавок. Никаких прогулок! Я кофе приготовила. Идемте скорей, я боюсь, что Вика проснется — и дома никого.
Рассвет наступал не постепенно, а какими-то толчками. Только что было все смутно, расплывчато. Вдруг обозначились ели на горизонте. А когда подходили к дому Березовских, Игорь заметил розовое облачко, не розовое еще, но уже готовое сделаться розовым.
А потом они пили кофе.
4
Нина Быстрова
