Мы мирные люди - Владимир Иванович Дмитревский
Разговор сам собой перекинулся на болезни и недомогания, и Авербах стал жаловаться на свой ревматизм, а Черниченко, который вообще никогда и ничем не болел, сочувственно советовал ему применять народное средство: растворить в бутылке уксуса двадцать пять стальных иголок и растирать этим снадобьем суставы, после того как попаришься сухим веником на банном полке.
Едва Авербах. скрылся за дверьми, как уже Мосальский стремительно вскочил и бросился к вешалке. Торопливо надевая пальто, он говорил Черниченко:
— Прошу вас, Михаил Герасимович, устроить так, чтобы завтра около семи часов вечера я мог встретить у вас Бережнова! Придумайте какой угодно предлог! Что он плохо выглядит, что ему необходимо немножко рассеяться или что вы хотите угостить его ужином... Словом, я на вас рассчитываю.
— Все будет сделано, товарищ майор, — твердо ответил Черниченко и, хотя его так и разбирало любопытство, не задал Мосальскому ни одного вопроса.
А Борис Михайлович быстро шагал по уже безлюдному в эти часы Буденновскому проспекту и старался привести в систему собранные им за последние дни наблюдения и факты. Он почти не сомневался теперь, что человек, называющий себя Бережновым, не имеет ничего общего с мастером скрипок, вывезенным немцами из Ростова, ничего общего, кроме, конечно, поразительного внешнего сходства, может быть отчасти достигнутого косметическим путем.
Мосальскому уже сообщили, что фотография, на которой изображена дочь Бережнова в гробу, подлинная, но есть основания предполагать, что женщина, снятая на ней, живая, несмотря на все тени на висках и около глаз. Зачем могла понадобиться такая фотография человеку, скрывающемуся под личиной Бережнова? Для того, чтобы убедить знакомых Бережнова в смерти его дочери и оградить себя от нежелательных расспросов, почему он вернулся один?
Вероятно, они немало потрудились, чтобы научить двойника делать скрипки. Но как могло получиться, что ему не сообщили точный знак скрипичного мастера Бережнова? Может быть, настоящий Бережнов слишком дорожил своей маркой и из профессионального самолюбия не захотел, чтобы его мастерски сделанные скрипки можно было смешать со стряпней дилетанта?
У новоявленного Бережнова, по образному выражению Черниченко, «чужие глаза». Но еще более показательна странная забывчивость этого человека. Собственно, достаточно одних бойскаутских шляп, чтобы его понять! Ведь из этого факта следует, что во всяком случае с 1922 года этот человек не жил в Советском Союзе и не потрудился, хотя бы по описаниям, ознакомиться с обликом советского пионера. А вот бойскаутов он видал!
А если припомнить еще три обстоятельства: приезд Бережнова совпадает по числам со временем, когда в СССР был заброшен Вэр; перехваченная шифровка с рецептом яблочного пирога передавалась из Ростова; и наконец Бережнов имел постоянную связь с Филимоновым...
Из всего этого можно было сделать только один вывод: человек, так ловко перевоплотившийся в Иннокентия Матвеевича Бережнова, и был тем самым Вэром, которого забросили в Советский Союз. Кажется, все встало на места, и можно было кончать с этим делом.
Чувство огромного удовлетворения испытывал Мосальский. Не позже чем через двадцать четыре часа вра1, так ловко пробравшийся в нашу страну, будет схвачен и обезврежен.
— А для вас, товарищ майор, есть новости, — предупредительна сообщил подполковник, вручая Мосальскому радиограмму из министерства.
— Я так и предполагал! — воскликнул Мосальский.
Из Москвы сообщали, что на одном из мюнхенских кладбищ могила Александры Бережновой найдена, но не обнаружено ни одного врача, который бы лечил, ставил диагноз и констатировал смертельный исход пациентки с такой фамилией.
— Вот, товарищ подполковник, разительный пример того, как из-за одного промаха может рухнуть довольно обстоятельно продуманное построение. А ведь как они старались!
— А в чем, собственно, дело? — с интересом спросил подполковник.
— Господа, заславшие к нам Вэра, разыскали или изготовили человека, изумительно похожего на Бережнова. Научили Вэра делать скрипки. Добились тождественности походки, жестов, интонации, почерка... Заставили подлинного Бережнова хлопотать о возвращении в Советский Союз, а затем или убили его, или сплавили куда-нибудь к черту на рога вместе с дочкой. Мы здесь столкнулись с классическим случаем двойников.
Подполковник все больше заинтересовывался. Он перестал разбирать и перелистывать свои бумаги.
— И все-таки нашлась лазейка? — спросил он.
— Чтобы сделать приезд Вэра-Бережнова еще более эффектным, инсценировали трогательную картину: дочь Бережнова в гробу, неутешный отец рыдает, могильщики готовы приступить к своим обязанностям, траур, хризантемы... У меня мелькнула мысль, что фотография смонтирована. Но, по-видимому, этого не потребовалось. Девушку, думаю, не пришлось долго упрашивать. За известную мзду она согласилась полежать несколько минут с закрытыми глазами в гробу. Разумеется, был применен некоторый грим. Фотография великолепна. Жених Бережновой, капитан Черниченко, не спускает глаз с печальной фотокарточки. Это не только укрепляет положение мистификатора, но и вызывает к нему сочувствие, расположение! И вот, придумав такой эффект, они тут же делают недопустимую оплошность. Ведь если дочь> Бережнова умерла, ее следует похоронить? Это они оформили. Они не поленились закопать пустой гроб и оформить документы. А вот проинструктировать какого-нибудь доктора, чтобы у него в записях было имя этой пациентки, не догадались... Ведь туберкулез горла — это не разрыв сердца, его лечат, и лечат долго. А вот следов всего этого не найдено. Ни в одной больнице Александра Бережнова не лежала, ни один врач не видел в глаза такой пациентки! Почему же не предусмотрели этого, инсценируя болезнь и смерть этой особы? Почему? Трудно, конечно, сказать. Вероятно, вследствие апломба, излишней самоуверенности, недооценки противника. Путем простой перепроверки мы установили факт, который губит всю их затею, тем более в сочетании со всеми другими уликами.
— Почему вы оттягиваете заключительную операцию еще на сутки?
— Видите ли., он никуда не денется. Меры, как вы сами знаете, приняты.
— Знаю! Но почему-то всегда хотят посмотреть на человека в его обычной обстановке, прежде чем увидеть его в камере. Я лично этого не понимаю. Зачем подвергать себя риску?
«Он прав», — подумал Борис Михайлович, но перерешать было поздно.
На следующий день вечером Мосальский шел по направлению к квартире Черниченко и очень волновался.
«А что, если подполковник накаркал, и Вэр будет упущен?.. Что тогда?».
И тут же усмехнулся:
«Ну, я не из таких простачков! Никуда он уже не денется! Недалек тот час, когда он будет арестован. Но я должен получить непосредственные впечатления, поговорить с ним именно сейчас, когда он воображает еще, что не разгадан. Я хочу посмотреть, как он держится,
